Там было мало животных. Птицы, само собой, – вороны, галки, голуби. И все такое прочее. Ничего особенного. Так что мир природы всегда был для меня чем-то таинственным, неизведанным. Завораживал меня, пугал… Даже болото с его угрями – хотя я прожил там немало лет – не переставало меня поражать. – Он покосился на Балласа. – Почему ты уехал из Хатфола? Я не могу понять, как человек может по доброй воле покинуть такое прекрасное место. Ты оскорбил кого-нибудь? Повздорил с местным старостой? Может, совратил чужую жену? – Краск ухмыльнулся.Балласу было не до смеха. Внезапно воспоминания обрушились на него словно поток ледяной воды. Как наяву он увидел дом с белыми стенами посреди поля, заросшего густой травой. Был жаркий день: солнечные лучи пробивались сквозь соломенную кровлю. Огромный седой волкодав прикорнул у крыльца, положив голову на лапы. Баллас ощущал вкус только что съеденного мяса с жирной подливой. Он сытно пообедал, и теперь пришло время добывать ужин. В руке у Балласа была удочка, на плече висела кожаная сумка с крючками и леской. Он крикнул матери: «Я пошел», выскочил на улицу и зашагал по деревне. По склону холма Баллас спустился к пруду, где прекраснейшая в Друине форель переливалась всеми цветами радуги…В темном туннеле старой канализации Баллас остановился. Он ощутил невероятную слабость и прилив жуткой паники. Пересохло во рту, колени сделались точно ватные, лоб покрылся испариной. Баллас почувствовал головокружение и, пошатнувшись, привалился к сырой стене.Краск обеспокоено взглянул на него.– Что случилось?Баллас не ответил. Он едва мог говорить. Сердце стучало как бешеное; дыхание вырывалось из легких отрывистыми хрипами.– Ты… ты не заболел? Ты так побледнел… О Пилигримы! Да что с тобой такое?..– Заткнись, – выдавил Баллас. – Пошел на хрен со своими пауками и ящерицами. Я не хочу тебя слушать. Болтаешь, как старая баба.– Я просто хотел поддержать разговор. Нельзя же все время молчать. Это угнетает… особенно здесь, – удивленно сказал Краск.– Лучше уж молчать, чем слушать твою долбаную трескотню – Усилием воли Баллас выгнал из памяти картины прошлого. Оттолкнувшись спиной от стены, он продолжил путь по туннелю.Долгое время шли в молчании. Баллас то и дело сверялся с картой. Коридоры походили один на другой как две капли воды. Если они заблудятся, выбраться наружу будет непросто, казалось, архитекторы и впрямь пытались построить не канализацию, а лабиринт.Баллас злился на Краска и на его дурацкие вопросы, вызвавшие приступ воспоминаний. Резкая отповедь Краску привела его товарищей по несчастью в мрачное настроение. Все молчали, потому что никто не осмеливался говорить. Неожиданная вспышка ярости Балласа огорошила их. Баллас недоумевал. Не так давно все видели, как он убил стражей; они уже должны были заметить, как мало ему дела до их страданий. Но это никого не удивляло. Теперь же Краск и Эреш выглядели… да, выглядели обиженными. Баллас покосился на них. «Они приспособились ко мне, – подумал он. – И, надо понимать, приспособились к обстоятельствам. – Баллас припомнил вечер на берегу реки, когда Эреш сказала, что он ей отвратителен. – Как быстро ты изменилась, женщина. Как быстро ты поняла, что этот мир – не для мягкосердечных».Тишину нарушали только шаги и негромкий перестук костылей. Внезапно до ушей Балласа донесся новый звук… Далекий – на грани слышимости.– Стойте, – сказал он.– Что это? – спросил Элзефар, вытирая пот со лба. Путешествие давалось ему нелегко.– Тише, – пробормотал Баллас. Склонив голову набок, он прислушался. Сперва он ощутил лишь легкое движение воздуха – далекое дуновение ветра, проникавшего в подземелье через какое-то отверстие. Затем различил кое-что еще. Шаги. Их приглушенное эхо разносилось по туннелю. Шаги слышались с той стороны, откуда они пришли. Погоня – в этом не было ни малейших сомнений. Четверо или пятеро человек. И они явственно торопились.Баллас повернулся к спутникам, но те уже все поняли сами.– Стражи, определенно, – сказал Краск, нервно облизывая губы.– Да.– Что будем делать?– Мы не сможем их обогнать, – сказал Баллас.– Нет? – переспросил Краск. – Кажется, только один из нас замедляет всех… – Он посмотрел на Элзефара.Тот кивнул.– Мне следовало бы предложить вам бросить меня и спасать свои шкуры. Это было бы благородно, верно? Тема для песен и баллад. Но Баллас такого не допустит. Почему? Потому что у него благородное сердце? Потому что мы с ним – товарищи? – Калека покачал головой. – Потому что я ему нужен. Он желает знать то, что знаю я. Я еще не открыл ему имя проводника. Без моей помощи Балласу не добраться до Белтиррана.– Мертвецу проводник ни к чему, – буркнул Краск. – Баллас, Элзефар – не единственный, кто это знает. Найдутся и другие. Другие люди, более надежные… и порядочные.– Мы не бросим Элзефара, – заявил Баллас.– Баллас… – начал Краск.– Мы не бросим его, – повторил Баллас несколько раздраженно. – Нет необходимости.– А что ты предлагаешь? – спросил Краск. – Мы в милях от выхода из этих проклятых туннелей. В милях! Понимаешь? Что мы… – Старик вздохнул. – Опять собираешься драться?Баллас кивнул.– Прости меня, конечно, – сказал Краск, – но ты слишком часто испытываешь судьбу. Рано или поздно удача тебя покинет. Ты устанешь или оступишься, и…Баллас не слушал. Он развернул карту и несколько минут тщательно ее изучал. Потом посмотрел в темноту туннеля.– Там впереди удачное место, – сказал он.Чуть поодаль коридор раздваивался. Баллас оглядел оба туннеля и обнаружил, что правый несколько шире.– Я останусь здесь, – решил он. – Все остальные спрячутся в другом коридоре. Когда стражи окажутся здесь, они задумаются, в какую сторону мы пошли, и на время остановятся. Пока они будут думать, мы нападем на них. Ясно?Краск кивнул. Лицо его было серовато-бледным. Старик вынул из ножен небольшой кинжал и нервно перебрасывал его из руки в руку. Эреш, напротив, была абсолютно спокойна. Она заново перевязала растрепавшиеся волосы и исчезла в коридоре. Краск и Элзефар последовали за ней, Баллас же направился в правый туннель. Он закрыл шторки фонаря, так что свет превратился в едва видимое глазу мерцание, и сел на каменный пол. Вынув кинжал, Баллас повозил по лезвию рукавом, стирая засохшую кровь. Он чувствовал неимоверную усталость, и дело было отнюдь не только в физическом напряжении. Все ослабляло его – Церковь, стражи, ополчение и жители города, которые преследовали его. Краск бесил Балласа. Старик был полон страха и тем раздражал. Да, Краск пытался держать себя в руках, но даже это вызывало ярость. Краск постоянно напоминал, что страх существует – и живет в самом Балласе ничуть не менее, чем во всех прочих…То ли дело Эреш – более решительная, более волевая. Однако ее неопытность тоже испытывала терпение Балласа. Девушка готова была сражаться, но не имела должной сноровки. В глубине души Баллас понимал, что несправедлив. Жизнь Эреш прошла на болоте, где самой большой опасностью были угри, – откуда же она могла получить боевые навыки? И тем не менее неумелость девушки вызывала раздражение…А Элзефар? Баллас так и не сумел раскусить калеку-переписчика. Разумеется, он умен и самовлюблен. Кто может поручиться, что Элзефар действительно откроет Балласу имя проводника, когда очутится в своем безопасном месте? Да, он может назвать какое-нибудь имя, но как проверить его подлинность? Возможно, такого человека и вовсе не существует на свете. И если Баллас вернется в безопасное место, чтобы отомстить Элзефару, калеки там просто не окажется. Что, если все его обещания – не более чем уловка?Пластинка засохшей крови прилипла к лезвию. Баллас отцепил ее и скинул на пол. Из тени вынырнула ящерка. Она обнюхала кровь и, видимо решив, что предпочитает более свежую пищу, метнулась по стене – к паукам. Некоторым удалось разбежаться. Другие исчезли во рту ящерицы…– Пауки и ящерицы… – послышался голос Краска. – В сущности, люди не так уж сильно от них отличаются…Баллас обернулся.– Сколько стражей нас преследуют? Можешь сказать? – спросил Краск.– С полдюжины.– Как ты думаешь, они нашли вторую карту? Или просто гонятся за нами, надеясь на везение.– Просто гонятся, – буркнул Баллас. – У них не было времени разыскать карту. Не так уж много народу знает о канализации. Возможно, стражи просто не отдают себе отчета, какой тут лабиринт, и не подумали, что им понадобится план.– Шесть человек, – тихо сказал Краск. – Ты уверен, что мы с ними справимся?– Бывало и хуже.Краск зябко повел плечами.– Я бы отдал что угодно за глоток виски. Выпивка придает мне храбрости. – Он помолчал, потом тяжко вздохнул. – Баллас, скажи честно: кто ты такой?Баллас нахмурился.– Что за странный вопрос? Я – человек, за которым охотится Церковь…– Не только. Я долгое время наблюдал за тобой. Ты вор и убийца – и в обеих этих сферах равно искусен. У тебя есть дар, Баллас. Тут ты превосходишь большинство людей. Ты убиваешь быстро и чисто. А вдобавок ты способен рассуждать. В любой ситуации ты можешь составить план. Да, часто аморальный и опасный, но он работает. Он оказывается лучшим из всего, что можно было сделать. И это…– Кто я такой, – перебил Баллас, – мое личное дело. – Он удивился внезапному интересу Краска. Или тот полагал, что им не удастся одолеть стражей, и решил напоследок удовлетворить любопытство?Отповедь Балласа не смутила Краска. Он продолжал:– Тот старик – в подвале борделя – сказал, что при взгляде на тебя его посетило видение.– Да ну?– Он увидел три сосуда, наполненные разным содержимым. Сосуды символизируют прошлое, настоящее и будущее человека. В первом сосуде – твоем прошлом – была пшеница. Это обозначает, что сперва ты жил спокойно и счастливо.– Вот дерьмо, – пробормотал Баллас.– Второй сосуд – твое настоящее – был наполнен кровью. Баллас хрипло рассмеялся.– И почему меня это совершенно не удивляет? А?– Что означает… – сказал Краск, не обращая внимания на сарказм, – жестокость и хаос.– Ничего удивительного, – хмыкнул Баллас.– Кровь принадлежала львице, – продолжал Краск. – Она лежала подле сосуда. Ее горло было перерезано. Это указывает на то, что в твоей жестокости было что-то… э… благородное. Но и что-то трагическое. Видишь ли: львица была беременна.Баллас пробормотал что-то себе под нос.– Третий сосуд… – начал Краск.– Да-да, – перебил Баллас – раздраженно и несколько встревожено. – Что на этот раз? Еще больше крови? Или, может, козье дерьмо?– Третий сосуд, – сказал Краск, – был пуст. Баллас недоуменно приподнял брови.– Старик не сумел понять смысла видения. Твоя душа существовала в прошлом и, ясное дело, существует сейчас. Но не в будущем. Такого не может быть, поскольку души бессмертны. Они остаются после смерти человека и отправляются в Лес Элтерин. Душа не может раствориться, Баллас. Она не исчезает из бытия…– Ба! Ты полагаешь, что следует верить старому идиоту, нажравшемуся корня видений?– Говорят, что корень видений дает прозрение. Потому-то Церковь и запретила его.– Церковь его запретила, – сказал Баллас, – потому что он вызывает галлюцинации, в которые не слишком далекие люди могут поверить.Краск покачал головой.– Я… я не могу отделаться от мысли, что в этом есть нечто… Такие практики, если б они не приносили плода, быстро исчезли бы…– Людям нравится наркотик, – сказал Баллас, – потому что позволяет им чувствовать себя мудрыми. Но они глупы. Кровь Пилигримов! Когда надираешься – это по крайней мере честно. Мы знаем, что выпивка просто приносит счастье и забвение. И не ищем никаких тайных знаний. А корень…– На Востоке калифы нанимают едоков гакрии в качестве советников…– На Востоке, – в тон ему проговорил Баллас, – вдов сжигают заживо вместе с телами мужей. А еще тамошние жители едят собак – потому что им это нравится, а не потому, что приходится. – Он фыркнул. – Не кивай на Восток, Краск. Там ничего нет, кроме пыли и глупости.Краск замолчал.– Ты полагаешь, что все это чушь?– Да.– И в прошлом ты никогда не вел себя благородно? Баллас покачал головой. Краск улыбнулся.– Я не сказал тебе еще одну вещь. В видении старика львица, чья кровь наполняла второй сосуд, была слепой.– И что?– Это обозначает невежество. Львица не знала, кто она на самом деле. Она не понимала, что благородна. Так же и ты не знаешь этого о себе.– Вот дерьмо, – сказал Баллас.– Когда мы убегали от стражей возле городской стены, ты спас жизнь моей дочери. И тогда мне показалось… я увидел в тебе проблеск… былого. Того, что было в тебе когда-то – пусть даже теперь это не…Грохот шагов эхом разнесся по туннелю. Краск вздрогнул и замолк на полуслове.– Подумай лучше о стражах, которые преследуют нас сейчас, – сказал Баллас. – А не о тех, которые давно уже мертвы.Краск шмыгнул в левый туннель. Баллас плотно закрыл фонарь, и коридор погрузился во тьму. В темноте ему померещились три сосуда. И слепая львица.– Ты идиот, Краск, – пробормотал он.Шаги грохотали под сводами коридора. Свет фонаря пронзил темноту. Тени заплясали на стенах. Поднявшись на ноги, Баллас крепко сжал рукоять кинжала. Им овладела апатия. Возможно, она была результатом усталости – как и гнев. Всегда, когда Баллас чувствовал себя уставшим, им овладевало мрачное настроение. Он мельком подумал о Белтирране – и грусть ослабла, а потом улетучилась вовсе. Есть причина оставаться в живых – ведь он должен отыскать землю за горами. Там горечь, гнев и ярость оставят его навсегда… Баллас чуть улыбнулся и приготовился к бою.Свет фонаря стал ярче, шаги приблизились. Из темноты вынырнула группа стражей. Пятеро, сосчитал Баллас. Во мраке их лица были неразличимы, виднелись лишь синие треугольники Скаррендестина, вышитые на груди, да поблескивали в желтом свете лезвия обнаженных мечей.Приблизившись к развилке, стражи остановились.– Куда дальше? – спросил один из них.Второй понюхал воздух – и тут Баллас кинулся на него и всадил кинжал стражу в живот. Развернувшись, он ударил первого кулаком в лицо, сбив с ног. Третий выхватил меч, но Эреш выскочила из соседнего коридора и пырнула стража кинжалом в бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54