Четверо не дозволяли этого.– Ты ошибаешься. Вино запретили не Четверо, а Церковь. А Рендейж – священник необычный. Он церковник по названию, но не по духу. И следует заветам Четверых, а не Церкви Пилигримов.– Это он говорил, – кивнул Баллас. – Но я не знаю, можно ли ему доверять.– Не забывай: он спас тебе жизнь.– То есть ты считаешь, что можно?– Элзефар доверяет, – сказал Краск, – а он, судя по всему, человек осторожный. Более чем… – Старик поморщился, словно разговор о переписчике оставил во рту неприятный привкус. – Когда стражи начали охотиться на него, Элзефар нашел убежище у Рендейжа. И попросил священника помочь нам. – Краск вздохнул. – Рендейж – странный человек. Но может быть, это потому, что он и впрямь праведен. А такая праведность – большая редкость.Над головой послышались шаги множества ног.– Молельный зад располагается прямо над нами, – заметил Краск. – В двадцати футах там, – он поднял глаза к потолку, – собралась сотня людей. Простых людей, которые разорвали бы нас на части… – Он умолк. Раздался голос Рендейжа. Слов было не разобрать, но спокойный, размеренный речитатив церемонии долетал до них.– Я устал, – сказал Баллас. – Хочу поспать.Намек был более чем прозрачен, однако Краск не уходил.– Ну? – спросил Баллас.– Я хотел поблагодарить тебя. Баллас нахмурился.– Ты спас мне жизнь. И, что более важно, спас мою дочь. Я… в долгу перед тобой и навряд ли когда-нибудь сумею этот долг выплатить. Спасибо.Баллас презрительно сощурился.– Я спас твою дочь, потому что она и ты приносите мне пользу.Краск пристально посмотрел на него. Казалось, старик пытается заглянуть в самую его душу, выискивая крупицу доброты. Потом плечи Краска поникли, он развернулся на каблуках и вышел из комнаты.Выспавшись, Баллас почувствовал себя гораздо лучше, хотя кинжальная рана в животе все еще кровоточила и сильно болела. Постанывая, Баллас поднялся на ноги. В бутылке, стоявшей возле кровати, еще оставалось немного вина. Баллас единым духом прикончил его и отправился в соседнюю комнату.Краск, Эреш и Элзефар по-прежнему были здесь, но теперь к ним присоединился и отец Рендейж.– Наш больной проснулся, – заметил священник. – Надеюсь ты хорошо отдохнул? Говорят, в подземельях спится лучше всего…– Который час? – спросил Баллас.– Поздний, – отозвался Рендейж. – Скоро полночь. Я собирался в постель. Зашел узнать, не нужно ли вам чего.Баллас помахал бутылкой.– Вина. Это все.Кивнув, Рендейж вышел из комнаты и отправился наверх.– Если бы каждый священник так же вольно обращался с выпивкой, – сказал Краск, провожая его взглядом, – Друин был бы славен своим благочестием… и пьяницами.– Собирайся, – сказал Баллас, оборачиваясь к Эреш. – Мы идем в архив.Девушка поднялась на ноги, и Люджен Краск последовал ее примеру. Баллас покачал головой.– Что такое? – спросил старик.– Мы пойдем вдвоем. Твоя дочь и я.Краск заморгал. Выражение его лица с трудом поддавалось описанию. Баллас знал, о чем думает старик. Он помнил слова, сказанные несколько дней назад: Эреш обладает решительностью и отвагой, которые самому Краску отнюдь не присущи…– Это опасно, – пробормотал он наконец. – Я пойду с ней.– Папа, – сказала Эреш, накидывая плащ. – Баллас лучше разбирается в таких вещах, чем мы с тобой. Раз он говорит, что мы должны идти вдвоем, значит, так тому и быть. Наверняка он все рассчитал. – Она вопросительно посмотрела на Балласа. Тот задумался: быть может, Эреш поняла наконец-то истинную причину терзаний Краска? Не увидела ли она в отце то, что он сам давно за собой знал?..– Вдвоем мы меньше нашумим, – сказал Баллас. – Она половчее тебя, Краск. Возможно, нам придется драться. Ты слишком стар для таких упражнений…Краск судорожным движением утер пот со лба.– Мне это не нравится.– Не спорь, – сказал Баллас.– Поклянись, что ты не бросишь ее в беде.Баллас не ответил. Он молча отправился в свою комнату и натянул рубаху, прикрыв ею окровавленные повязки на животе. Пока он одевался, вошел Рендейж с бутылкой вина в руках.– Вы уходите, – отметил он.– Мы вернемся.– Это, конечно, не мое дело, – сказал Рендейж, – но все же спрошу: куда вы собрались?– Я не могу сидеть здесь вечно. Мне нужно кое-что предпринять, чтобы выбраться из Грантавена живым.– Само собой. Я и не ожидал, что ты проведешь здесь остаток жизни… Однако хотелось бы знать, куда вы идете. На улицах опасно. Стражи в каждом переулке и на каждом углу. Их больше, чем червей в тухлом мясе.– Ты равняешь защитников Церкви с червями? – насмешливо переспросил Баллас.– Ты прав. Я, кажется, незаслуженно обидел червей… Они плодятся в мертвой плоти, но никогда не убивают сами. – Священник болезненно поморщился. – Вчера погибло много невинных. Прочесывая город, стражи утратили всякое чувство меры. Они поджигали дома. Те люди, которые им мешали – пусть даже и случайно, без злого умысла, – были убиты. Они словно обезумели…– Странное дело. Если б речь шла об ополченцах, я бы не удивился, – сказал Баллас, накидывая плащ. – Но стражи?..– Они всего лишь люди. – Рендейж скорбно пожал плечами. – И к тому же недалекие. Когда ополченцы начали бесчинствовать, стражи быстро последовали их примеру. Страшные времена наступают… Люди станут убивать друг друга без зазрения совести, и никто не будет наказан…Баллас взял у священника бутылку, откупорил и сделал большой глоток.– А меж тем ты – первопричина всех бед, – заметил Рендейж. – Церковь Пилигримов жаждет заполучить тебя… Почему?– Это уж мое дело.– Нет уж, изволь объяснить. Не бойся. Я пообещал тебе защиту и, что бы ты ни сказал, не предам тебя в руки властей. Говори смело. Я сдержу слово.Баллас промолчал – но Рендейж не отставал.– Твое преступление… Оно как-то связано с Белтирраном? Баллас вздрогнул и поднял взгляд.– Да – кивнул Рендейж, – Элзефар рассказал мне о твоих устремлениях. Возможно, в этом есть смысл… – Ты знаешь о Белтирране? Священник покачал головой.– Не более, чем любой другой человек. Только слухи и сплетни. Ты ведь знаешь, что даже само его существование не доказано.– Но ты сказал, что в его поисках есть смысл…– Тебе нельзя оставаться в Друине, – подал плечами Рендейж. – Не можешь ты и убежать на Восток: все порты и гавани тщательно досматриваются. Так что же остается, кроме Белтиррана? Ты мыслишь логично, с этим трудно спорить. – Сложив ладони, он коснулся губ кончиками пальцев. – Итак, почему Церковь преследует тебя?– Из-за моего преступления, – сказал Баллас, раздосадованный настойчивостью священника. – Я грешен. Меня хотят наказать. Вот и все…– Не все. – Рендейж покачал головой. – Церковь гоняется за тобой не поэтому.– Неужели?– Был издан Эдикт об Уничтожении. Цель такого акта – не наказать преступника, а предотвратить еще большее зло. В Эдикте сказано, что ты должен быть убит любой ценой. Магистры хотят, чтобы ты исчез из мира живых. Они боятся, что ты причинишь Друину вред. Если бы Магистры желали тебя покарать, они настаивали бы на твоей поимке. Заполучив тебя в свои руки, они подвергли бы тебя любой казни, любой пытке, какую сочли бы достаточным наказанием. Однако Магистрам нужна твоя смерть.Рендейж прищурился.– В Эдикте говорится об уничтожении – не о поимке, – продолжал он. – Тебя считают опасным, Баллас. Ты – угроза и должен быть стерт с лица земли. Отчего-то Магистры очень тебя боятся…Баллас долго молчал. До сих пор он не особенно задумывался об Эдикте. Разница между поимкой и убийством представлялась ему несущественной. Теперь он был озадачен.– Я не угрожаю Церкви, – сказал он, нахмурившись. – Мне это не нужно. Хотя… хотя, возможно…– Да?Баллас в упор посмотрел на Рендейжа.– Я напал на Благого Магистра. Вполне возможно, что он не выжил.В отличие от многих прочих Рендейж, казалось, не изумился. Его лицо не выразило ничего, кроме заинтересованности. Кивнув, священник проговорил:– Ходили такие слухи. Магистра по имени Годвин Мюртан уже давно никто не видел. Обычно он посещает основные церемонии. Из всех Магистров он лучший оратор. Но на Благословении Земли в соборе Соритерата его не было. Не присутствовал он и на молебне Начала Зимы…– Меня хотели повесить на Дуб Кары, – продолжал Баллас. – Чтобы спастись, мне пришлось убивать – и я убивал. Я наблюдал, как человека казнили на Дубе. Жуткая смерть. Ничего ужаснее я в жизни не видывал… Может быть, Магистры решили, что это озлобило меня? Превратило в бунтовщика? Может, они боятся, что я подниму восстание, как Каль’Брайден.– Все возможно, – сказал Рендейж. – Впрочем, Магистры, полагаю, не столь пугливы. Навряд ли в Друине возможен мятеж, который Церковь не сумела бы подавить. Магистры не верят в угрозу своей власти. И они, смею заметить, не заблуждаются…– Но я знаю еще кое-что.– Продолжай.Баллас коротко пересказал события той ночи, когда едва не погиб на Дубе Кары. Не умолчал он и о лективине с его странной магией, и о страданиях Герака… Рендейж медленно опустил веки. Казалось, он ощущает неподдельную боль. Когда же священник открыл глаза, Баллас увидел в них слезы. Он вопросительно приподнял брови.– Ничего, ничего. – Рендейж махнул рукой. Несколько секунд он молчал, а когда заговорил снова, голос его был ровен и невозмутим. – Что ж, ты и впрямь знаешь то, что может угрожать Церкви. Шесть веков мы поносили лективинов, называли демонами. А Церковь наняла одного из них на службу… Да еще магия! Как яростно ее запрещают! Запрещают всем, кроме, видимо, самих себя. – Он задумчиво потер подбородок. – Такие веши могут настроить многих людей против Церкви. Можно понять, почему Магистры желают заткнуть тебе рот. Однако…Баллас вопросительно посмотрел на Рендейжа.– Думаю, Магистры понимают, что твоим словам никто не поверит. Если даже ты раскроешь тайну, тебя объявят сумасшедшим – тем все и закончится. – Священник вздохнул – Должно быть что-то еще. Почему тебя вообще арестовали? За что хотели казнить на Дубе?– Я убил Слугу Церкви, – сказал Баллас, вспоминая, как кинжал медленно входит в грудь Карранда Блэка. – Он напал на меня.– Почему?– Он хотел заполучить одну вещицу… металлический диск с драгоценными камнями. – Впервые за долгое время Баллас подумал о диске. И снова как наяву он увидел рубины, синий камень, золотистые искры… И вспышку голубого света… Она мгновенно возникла в памяти. Баллас не представлял, что она означала и откуда взялась, но воспоминание было ярким, отчетливым, живым… Он невольно вздрогнул и потер глаза.В комнату вошла Эреш. Она была одета в шерстяную блузу и черный плащ с капюшоном. Девушка вопросительно посмотрела на Балласа. Тот кивнул ей и направился к двери.Вслед ему Рендейж сказал:– Я подумаю об этом до вашего возвращения.Баллас и Эреш поднялись по ступеням, ведущим из подземелья в молельный зал, и выглянули из собора. Мимо прошел патруль. Баллас дернул Эреш назад; они спрятались в дверном проеме и стояли едва дыша, покуда стражи не исчезли в конце Улицы. Чуть подальше, на углу, стоял второй патруль. Стражи, смеясь, переговаривались друг с другом, но не забывали время от времени окидывать улицу внимательными взглядами.– Отец Рендейж говорит, каждый день прибывают новые стражи, – прошептала Эреш. – Несмотря на то что они никого не нашли… или, может, как раз поэтому, в городе их становится все больше.– Хорошие новости, – пробормотал Баллас.Эреш озадаченно посмотрела на него. Лунный свет блеснул в ее темных глазах.– Значит, будет меньше стражей за пределами Грантавена. – Баллас кивнул в сторону городской стены. – Так что, когда мы уедем, на какое-то время окажемся в безопасности.– Для прагматика ты слишком склонен к самообману, – заметила Эреш. – Эта безопасность не продлится и дня.Баллас окинул взглядом аллею.– Идем, – сказал он.Они крадучись пробирались по темным улицам. Почти полная луна озаряла город холодным бледным светом. Баллас и Эреш держались ближе к стенам зданий, где лежали густые тени, и старались ступать так тихо, как только могли. Потому продвигались они небыстро. Рендейж предупреждал, что город буквально наводнен стражами, и Баллас понимал, что те могут затаиться и в тени улиц. Вооруженные арбалетами стражи могли засесть на крышах домов… Да что там! Обязаны были засесть, если имеют хоть немного мозгов. Вполне возможно, что кто-то из них наблюдает из окон или темных аллей. В узких улочках, над которыми нависали вторые этажи зданий, Баллас чувствовал себя очень неуютно.Он покосился на Эреш. Ее капюшон был поднят; в лунном свете лицо девушки казалось необычайно бледным, темные глаза настороженно поблескивали. Однако она не проявляла страха. Эреш спокойно шла рядом с Балласом, положив ладонь на рукоять спрятанного под плащом кинжала. Она была готова драться. Возможно, подобная перспектива не доставляла ей удовольствия, но Эреш понимала, что кровь станет ценой жизни. И девушка постигла эту мысль в единый миг – на болоте, когда Джаспар Греттин собирался убить их.«Ты и впрямь не похожа на отца», – думал Баллас. Когда-то Краск, возможно, обладал должной дерзостью и безрассудством. Такие качества необходимы торговцу запрещенными текстами. Но с тех пор он изменился. Возможно, когда церковники схватили Краска и ему грозила казнь, он сломался. Перед лицом смерти человек понимает, чего он стоит. Краск оказался трусом и смирился с этим. Он выбрал жизнь и заключил сделку с Церковью.«Что бы ты сделала на месте отца? – размышлял Баллас, искоса поглядывая на Эреш. – Поступила бы так же, как он? Или отправилась в могилу?»На миг Баллас задумался, что бы сделал он сам. Одно дело сражаться за свою жизнь. И совсем другое – выбирать между жизнью и смертью… Надежда – пусть и призрачная – может оказаться сильнее верности товарищам. Дружба, клятвы – тают как дым…– Мы пришли. Все, как описывал Элзефар, – сказала Эреш.Они остановились перед архивом. Это было высокое мрачное здание с темными стрельчатыми окнами. Небольшая лестница вела к дубовой двери. Баллас взялся за ручку.– Заперто, – пробурчал он.– Может, взломаем замок?– Подержи-ка, – сказал Баллас, передавая Эреш фонарь с закрытыми шторками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54