— Никогда еще старая женщина не была так близка к тому, чтобы публично выказать страх. Опустившись на пол около хозяйки, она не прекращала попыток:— На карту поставлено будущее Акомы!Мара ласково похлопала по руке первой советницы:— Мать моего сердца, нам не избежать этого испытания. И дело не только в том, что у нас на руках совсем не останется сильных карт и мы не сможем стать ничем иным, кроме как мишенью для шуточек Альмеко; но я сомневаюсь, дадут ли нам уйти отсюда живыми. Если нам даже удастся как-нибудь перелететь через границы Минванаби, мы окажемся легкой добычей для ряженых «бандитов», без всякого риска для Джингу. Но здесь, где он поручился за безопасность гостей, у нас есть шанс уцелеть.— Не рассчитывай на это, госпожа, — угрюмо вымолвила Накойя. — Если Джингу из Минванаби позволил дочери Седзу прибыть сюда, значит, он и мысли не допускает, что у нее остается хоть один шанс спастись. Для тебя это место подобно гнезду из ядовитых колючек, наполненному сотней смертельных ловушек. Даже с помощью богов ты не сможешь их избежать.Мара выпрямилась с гневным блеском в глазах:— Ты все еще считаешь меня девочкой, почтенная матушка. Это ошибка. Ни угрозы Джингу, ни даже глумление Имперского Стратега не заставят меня поступиться честью предков. Не знаю как — с помощью хитрости или политического расчета, — но мы ускользнем из этой западни и отпразднуем победу.Хотя в глубине души Мару терзал такой же страх, как и Накойю, она умудрилась произнести эти слова самым уверенным тоном, и старая няня слегка успокоилась. Все это время Хокану из Шиндзаваи, стоявший в другом конце зала, любовался гордой осанкой Мары из Акомы. Его восхищала ее смелость, которой трудно было ожидать от столь молодой женщины. Если Минванаби желал ее смерти, то его заговор должен быть продуман весьма тщательно, ибо эта властительница была истинной дочерью своего отца. *** Послеполуденные часы тянулись томительно долго. Вниманию гостей были предложены выступления музыкантов и акробатов, а также одноактный фарс в стиле Сегуми. Однако даже в присутствии Всемогущих любовь цуранской знати к изящным искусствам не могла полностью возобладать над азартом политических игр.Недавно стало известно, что позиции имперского войска в варварском мире оказались чрезмерно растянутыми. Это ставило Стратега в весьма затруднительное положение, чем и надеялись воспользоваться в своих интересах некоторые властители.Врата между двумя мирами — Келеваном и Мидкемией — открывались и закрывались исключительно по воле магов. И теперь, когда двое из них сидели посреди гостей, подобные духам полуночи, даже самые отважные из властителей не решались добиваться поддержки своим замыслам.Многие не скрывали досады на то, что на празднестве, устроенном в честь дня рождения Альмеко, виновник торжества так назойливо выставляет напоказ свои связи с Всемогущими.Когда занавес упал и актеры в последний раз поклонились публике, на деревянный помост, установленный для спектакля, шагнул Десио Минванаби. Подняв руки, он призвал всех к молчанию, и шепотки в зале прекратились. Десио опустил руки с нарядными кружевными манжетами на рукавах и возвестил:— Разведчики Минванаби принесли весть об опасных беспорядках на реке. С севера явилась банда речных пиратов; вблизи от границы нашего поместья разграблены и сожжены две барки.Ропот наполнил зал, затем он утих, и наследник Минванаби добавил:— Властитель Джингу слышал требование Имперского Стратега, чтобы празднование его дня рождения не было омрачено кровопролитием. Во избежание подобной беды отец распорядился поднять цепь, расположенную ниже по течению от молитвенных ворот, и перекрыть таким образом выход из озера. Любое судно, которое попытается проникнуть к нам со стороны реки, будет уничтожено, как только окажется на виду! Если же кто-либо из гостей пожелает отбыть с празднества, не дожидаясь его окончания, то необходимо заблаговременно предупредить нас об этом, и воины караула получат приказ пропустить их.Десио завершил речь почтительным поклоном и выразительной улыбкой, предназначенной исключительно для властительницы Акомы.Потом его сменили на подмостках акробаты, и праздник покатился своим чередом.Маре удалось сдержать негодование, которое вызвало у нее последнее изобретение Минванаби. Он не только сумел повернуть все таким образом, что любая попытка покинуть его поместье окажется равносильной публичному признанию в трусости, но и обзавелся превосходным оправданием на тот случай, если его гостя случайно прирежут на реке неведомые злодеи; сам же он останется совершенно чист. Без ведома Минванаби нельзя было даже послать гонца в поместье Акомы.Мара взглянула на Папевайо, и его глаза сказали ей, что он все понял: даже Кейока невозможно ни о чем предупредить. Сейчас ставки в игре стали гораздо выше, чем мог предвидеть любой из ее советников. Если она погибнет, то, скорей всего, нападение на Айяки произойдет раньше, чем весть о ее кончине достигнет пределов Акомы.Старый друг властителя Седзу, Патаки из Сиды, проходил мимо ее стола и вежливо поклонился. Тихим голосом, который могли услышать только Мара и Накойя, он сказал:— Ты поступишь благоразумно, если отошлешь своего телохранителя отдохнуть.— Это мудрый совет, господин. — Она улыбнулась, стараясь скрыть усталость. — Но я уже предлагала ему именно это, а Папевайо говорит, что ему не хочется спать.Престарелый властитель кивнул, сознавая, как и все они, что преданность воина не будет лишней.— Будь начеку, дочь Седзу, — сказал Патаки. — Альмеко не питает к Джингу дружеских чувств и с удовольствием полюбовался бы крахом честолюбивых замыслов Минванаби. Но сейчас ему нужна поддержка этого семейства на полях сражений в варварском мире. Поэтому Альмеко не лишит Джингу своей милости, если тот сумеет убить тебя, не опозорив свой род. — Властитель Сиды бросил мимолетный взгляд на помост, где обедали почетные гости, и задумчиво добавил:— Ну а уж если Джингу будет уличен в нарушении клятвенного обязательства оберегать безопасность гостей, Альмеко с еще большим наслаждением посетит церемонию ритуального самоубийства властителя Минванаби. — Патаки улыбнулся, словно они обменивались шутками. — Многие из присутствующих здесь причастны к тому, что приключилось с Акомой, госпожа. Но никто не будет действовать против тебя, кроме Минванаби. По крайней мере, ты знаешь своего врага.С внезапной сердечностью Мара отозвалась:— По-моему, властитель Патаки, я знаю также и одного друга.Старик рассмеялся, словно оценил остроумный каламбур:— Сида и Акома прекрасно ладили друг с другом на протяжении многих поколений. — Он взглянул на отведенный ему стол, за которым сидели два его внука. — Время от времени твой отец и я даже поговаривали о возможном союзе.— С этими словами он пытливо всмотрелся ей в лицо. — Хотелось бы надеяться, что в один прекрасный день мы с тобой сможем побеседовать о таких делах. Но сейчас я должен возвратиться к своей семье. Да хранят тебя боги, госпожа.— И да хранят они Сиду, — пожелала в ответ Мара. Накойя наклонилась поближе к хозяйке и прошептала:— Во всяком случае, один человек здесь нашелся, подобный твоему отцу.Мара кивнула:— И даже от него не придется ждать поддержки, когда Джингу примется за дело.До той поры, пока не нарушены формы приличий, полагалось следовать непреложному правилу: если слабый умирает на глазах у всех, наблюдатели не должны вмешиваться или протестовать. Минванаби нанесет удар. Единственный вопрос — когда. *** Сумерки за открытыми окнами скрадывали береговую линию, и при свете вечерней зари озеро мерцало, словно лист серебряной чеканки. Одна за другой зажигались звезды. Тем временем рабы с факелами и кувшинами с маслом совершали свой привычный обход, зажигая лампы. Вскоре должно было совсем стемнеть; с наступлением ночи опасность возрастала. Мара проследовала в пиршественную залу вместе с прочими гостями, стараясь выглядеть так же, как они, — веселой и оживленной. Если бы ей было позволено мечтать, она сейчас мечтала бы об одном — о роли воина, чтобы сражаться в доспехах и с мечом, пока смерть не отыщет ее или ее врагов… но идти через возбужденную толпу, видеть сияющие улыбки, слышать беспечный смех, и все это время нести в сердце, не показывая виду, неизбывный давящий страх — это значило бессильно дожидаться, пока достоинство не обратится в маску, под которой скрывается безумие.Лучшие повара Империи готовили ужин для этого вечера, но Мара не чувствовала вкуса еды, которую брала с роскошных подносов, украшенных ободками из редкого металла. Она соглашалась отведать то одно, то другое, чтобы успокоить Накойю; но в голове назойливо билась одна мысль — что Папевайо сейчас борется с одолевающим его сном. Всю прошлую ночь напролет он бессменно стоял на страже у ее дверей, и хотя боги наделили его телесной силой, острым умом и волей, не приходилось надеяться, что он сможет так же бодрствовать и еще одну ночь. При первой же возможности Мара извинилась перед любезными хозяевами и попросила разрешения удалиться на покой.Черные тени, отбрасываемые глубокими капюшонами, не позволяли понять выражение лиц Всемогущих, но их глаза следили за Марой, когда она встала из-за стола. Сидевший справа от них Альмеко широко улыбнулся, толкнув локтем под ребро властителя Минванаби. И многие глаза с презрением следили, как властительница Акомы помогала своей престарелой первой советнице подняться на ноги.— Желаю тебе приятных сновидений, — пробормотал Десио, наследник Минванаби, когда маленькая группа направилась к выходу в коридор.Мара была слишком утомлена, чтобы отвечать. Но мгновением позже ей пришлось пережить еще один удар по самолюбию: властитель Экамчи, не уступив ей дорогу, протиснулся в дверной проем перед ней. Папевайо заметил, как окаменели плечи госпожи. Одна лишь мысль, что этот надутый истукан может нанести ей новое оскорбление, привела воина в ярость. И, прежде чем Мара успела сказать хоть слово, прежде чем кто-либо из гостей обратил внимание на небольшую заминку в дверях, Папевайо схватил властителя Экамчи за плечи и вытолкнул в коридор, в сторону от дверного проема.У властителя Экамчи даже дух занялся от неожиданности. Затем его пухлые щечки возмущенно заколыхались.— Гнев богов!.. — негодующе зашипел он. — Ты, чурбан неотесанный! Думаешь, ты можешь меня тронуть, и тебе это сойдет с рук?!Позади него загремели оружием его телохранители, но в узком коридоре они не могли обойти расплывшуюся фигуру взбешенного властителя и, следовательно, не могли добраться до Папевайо.Командир авангарда Акомы отнесся к угрозам с подобающей невозмутимостью:— Если ты еще хоть раз проявишь неуважение к моей госпоже, я тебя «трону» так, что тебе будет очень больно!Пока Экамчи брызгал слюной, его телохранители пребывали в растерянности: немедленно покарать обидчика они не могли, поскольку от него их отделяла объемистая фигура хозяина; если же попытаться обогнуть это препятствие, то нападению со стороны Папевайо мог подвергнуться сам властитель, прежде чем они успеют помешать наглецу.— Посторонись, — решительно сказала Мара господину Экамчи, который все еще загораживал ей путь. — Даже ты, Текачи из Экамчи, не посмеешь запятнать кровопролитием празднование дня рождения Имперского Стратега.Толстый властитель побагровел еще больше.— Для слуги, поднявшего руку на человека моего ранга, приговор известен заранее: смертная казнь, — злобно фыркнул он.— Разумеется, — глубокомысленно подтвердила Мара.Папевайо приподнял свой шлем, явив миру черную повязку позора.Властитель Экамчи побледнел и придвинулся к стене, бормоча поспешные извинения. Он не мог требовать казни уже осужденного человека и не мог отдать своим стражникам приказ напасть на Папевайо: ведь этим он только угодил бы мерзавцу, даровав ему почетную смерть от клинка.Попав впросак и за это еще больше возненавидев Мару, Экамчи с самым надменным видом направился к пиршественному столу.— Давай поспешим, — шепнула Мара Накойе. — Коридоры для нас небезопасны.— А по-твоему, наши покои чем-нибудь лучше капкана? — возразила старушка, но пошла побыстрей.Как и предполагала Мара, в уединении и тишине Накойя быстро собралась с мыслями, и ее деятельный ум заработал.Сменив праздничный наряд на более удобное домашнее одеяние и усевшись на подушки, первая советница принялась бесстрастно поучать свою госпожу, излагая ей методы выживания в неприятельском логове.— Ты должна расставить снаружи лампы, напротив каждой из перегородок, — настойчиво внушала Накойя. — Тогда, если убийца попытается к тебе проникнуть, ты увидишь на перегородке его тень. Зато внутри надо разместить лампы между тобой и окнами: тот, кто рыщет снаружи, не должен видеть твой силуэт.Мара кивнула, благоразумно предоставив Накойе выговориться.Про все эти хитрости с лампами ей когда-то рассказывал Лано, и она сразу же после приезда в Минванаби подробно растолковала одной из своих служанок, каким образом нужно расположить светильники. Вскоре яркий свет уже заливал комнату, где сидели Мара с Накойей; Папевайо занял пост у входа.Теперь, когда все возможные меры предосторожности были приняты, пора было обратиться к другим заботами некоторыми из своих тревог Мара поделилась с первой советницей:— Накойя, что же будет с нашими пятьюдесятью воинами в казармах? Минванаби поручился за безопасность гостей, но ведь на свиту это ручательство не распространяется! Боюсь, с ними может случиться беда.— Не думаю, — возразила старушка с уверенностью, которая могла бы показаться неожиданной после целого дня страха и назащищенности.Мара готова была вспылить, но сдержалась:— Да ведь подстроить их убийство — проще простого! Достаточно поднять ложную тревогу… объявить, например, что в казармах людей косит вспышка летней горячки… достаточно лишь подозрения на эту болезнь — и трупы будут сожжены. Никто не сможет доказать, как погибли наши солдаты…Накойя коснулась запястья Мары:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76