— Ты, как видно, ума лишилась? Я же мог тебя убить!Впрочем, гневная вспышка быстро сошла на нет. Запрокинув голову, Теани обратила к нему нежный взгляд и прижалась грудью к его тунике. И он наклонился к ней, как умирающий от жажды путник склоняется к прохладному роднику, и принял поцелуй, пряной приправой к которому было мимолетное дуновение смерти. Она знала, как разжечь в нем пламя. Не в силах совладать с порывом вожделения, Шимицу схватился за шнуровку ее платья:— Ты можешь остаться со мной, любимая? Я так хочу услышать, что у Джингу много забот с гостями и тебе не придется ночью возвращаться в его постель!Язычком коснувшись его уха, Теани уткнулась носом в шею любовника и жарким шепотом ответила:— Сегодня Джингу не ожидает меня в своих покоях.Это была ложь.Почувствовав, как нарастает в нем нетерпеливый пыл, она отвела от себя его руки:— Но и остаться с тобой я не могу.Шимицу нахмурился:— Почему? Ты уделяешь свои милости еще кому-нибудь?Теани засмеялась и спустила платье с плеч, обнажив грудь. Шимицу старался сохранить суровый вид, но не мог оторвать взгляд от открывшихся ему прелестей.— Я не люблю никого другого, мой доблестный воин. — Она подпустила в свой голос нотку сарказма — ровно столько, чтобы сомнения не вполне его покинули.— Сегодня меня ждет дело… государственной важности. Ну, а сейчас… мы так и будем понапрасну терять отпущенное нам время, или ты…Поцелуем он заставил ее замолчать и, издав тихий стон, она нежно ответила на бурные ласки. Впрочем, она проявила достаточно сдержанности, чтобы в нем снова заговорило подозрение:— Тогда почему же ты не пришла раньше?Теани медленно откинула волосы за спину.— Какой ты недоверчивый! Разве твоего меча не достаточно, чтобы угодить женщине?Она отстранилась, преследуя при этом двоякую цель: подразнить его и дать ему возможность получше разглядеть ее полуобнаженное тело.Схватив возлюбленную за плечи, Шимицу притянул ее к себе. На этот раз она с готовностью подалась ему навстречу. Ее ловкие пальцы скользнули в прорезь его туники, и он застыл в блаженном предвкушении, когда ее ноготки пробежались у него между бедер.— Ах, какой могучий меч, — проворковала она и, состроив недовольную гримаску, пожаловалась:— Господин Минванаби меня задержал… своими утомительными инструкциями. Кажется, он хочет прикончить сучку из Акомы и выбрал меня для этой грязной работы.Хотя в эту минуту ее руки уже поглаживали «могучий меч» любовника, Шимицу отпрянул. Теани сразу поняла, что оплошала: то ли слишком быстро обнаружила свою цель, то ли ошиблась в выборе выражений. Она немедленно наклонилась, так чтобы ее волосы щекотали кожу на его бедрах, и теперь уже не ноготками, а языком принялась ласкать его мужскую плоть.Шимицу вздрогнул от наслаждения, но уже через мгновение его руки у нее на спине напряглись, и он задумчиво произнес:— Это очень, очень странно, любовь моя, что властитель дал такие инструкции.В Теани сразу пробудился интерес. Она подняла голову и сделала вид, что собирается расшнуровать его сандалии.— О боги, неужели тебе всегда приходится ходить в сандалиях с подковками даже у себя дома?Словно не заметив нетерпеливого жеста Шимицу, она продолжала усердно трудиться над шнуровкой, не упуская возможности касаться — как бы ненароком— его колена своими затвердевшими сосками. Расчет оправдался: она довела его до такого состояния, что на следующий ее вопрос он ответил не подумав:— Почему?.. О, властитель сказал мне вчера, что девчонка из Акомы умрет, но он желает сначала сломить ее дух. Надо нагнать на нее страху — он так сказал, — убивая по одному ее слуг и приближенных, и к тому моменту, когда настанет черед погибнуть ей самой, она должна остаться в полном одиночестве.Тут Шимицу осекся и покраснел, поняв, что слишком распустил язык. Потянув красавицу за волосы, он заставил ее оторваться от сандалий, которые она так и не успела расшнуровать до конца.— Я думаю, женщина, что ты лжешь. Ты уходишь не затем, чтобы убить Мару, а ради того, чтобы позабавиться с другим.В глазах Теани вспыхнул огонь — отчасти потому, что грубое обращение всегда ее возбуждало, а еще оттого, что она с такой легкостью заставляла мужчин плясать под ее дудку. Она и не подумала оправдываться, а задала еще один вопрос-ловушку:— Почему же ты решил, что я лгу?Шимицу сжал ее запястье и резко рванул куртизанку к себе.— Я сказал, что ты лжешь, потому что получил ясный приказ: завтра ночью я должен подстроить ложное вторжение вора и проследить за тем, чтобы Папевайо, командир авангарда Акомы, был найден мертвым на пороге спальни Мары. А если этот приказ не отменен, то с чего бы нашему господину давать тебе такое поручение — сегодня отправить девчонку в царство Туракаму?Теани вызывающе вздернула подбородок:— Откуда мне знать, что на уме у знатных вельмож?.. Любимый, ты уж слишком ревнив. Хочешь — давай заключим сделку, чтобы пощадить твои чувства. Сегодня я останусь с тобой, а господину Минванаби скажу, что не смогла проникнуть к ней и пустить в ход кинжал. Но ты за это должен будешь восстановить мою честь — завтра, заодно с Папевайо, убить и его хозяйку.Охваченный любовной горячкой, Шимицу ответил тем, что порывисто прижал ее к себе, быстро освободил от легкого наряда и сбросил свои плащ и тунику. Теани понимала, что победила. Если сегодня он убедится, что она принадлежит ему и только ему, то завтра он исполнит любое ее желание. Трепет, объявший ее, он по ошибке принял за восторг страсти. Там, где дело касалось Теани, Шимицу не мог думать ни о чем, кроме любви. Ему и в голову не приходило, что опытная куртизанка просто хладнокровно и искусно разыгрывает выбранную ею роль, и все это ради единственной цели — увидеть, что Мара, властительница Акомы, лежит мертвая с кинжалом в груди. *** После долгой и беспокойной ночи Мара проснулась. Сон не освежил ее и не прибавил сил. Ее подавленность передалась и служанкам, которые молча помогли ей одеться и вплели в волосы шелковые ленты. Накойя ворчала, как это всегда бывало по утрам. Не находя себе места и не желая дожидаться угощений, предложенных слугами из дома Минванаби, Мара поторопила Папевайо, чтобы он не слишком затягивал свой ежедневный ритуал заточки меча, а потом высказала пожелание пройтись по берегу озера, отчего ее первая советница приуныла вконец.Не зная точной меры опасности, которой они подвергались, Мара предпочитала избегать какой бы то ни было рутины в своем поведении. Пока ей не представился случай смешаться с толпой гостей и понаблюдать, какие союзы сильны, а какие близятся к распаду, не было никакой надежды оценить подлинное могущество властителя Минванаби.Мара глубоко дышала, пытаясь наслаждаться свежим воздухом и солнечными бликами на поверхности озера. То и дело — когда налетал ветерок — по водной глади пробегала легкая рябь. Рыбачьи лодки покачивались на якорях в ожидании людских рук, которые возьмутся за весла. Однако спокойствие озера не вносило покоя в душу. Видя, что Накойя еле передвигает ноги, Мара наконец предложила возвратиться в дом.— Это разумно, госпожа, — одобрила Накойя такое решение, хотя выразила свое одобрение таким тоном, словно хотела сказать: да и с самого начала незачем было хозяйке прогуливаться там, где песок и тина могли испортить шелковые завязки сандалий.Однако попрекам старой женщины не хватало запала. Забравшись в такую даль от родных краев, она чувствовала в сердце гнетущую пустоту. И когда они повернули назад и направились к дворцу Минванаби, с его садами и знаменами, Папевайо взял бывшую няню за руку, чтобы помочь и дать опору, и она не стала протестовать. *** Праздничные увеселения начались с утра, хотя вряд ли можно было ожидать, что сановник, ради которого был задуман этот помпезный прием, прибудет раньше полудня. К тому времени, когда Мара вошла во дворец, большинство столпов имперской знати уже собрались, блистая великолепием плюмажей и драгоценностей; здесь самый воздух был насыщен флюидами разгоряченных амбиций. Игра Совета проникала во все поры цуранской жизни, но ничто так не способствовало ее накалу, как выдающиеся парадные церемонии. Гости могли прохаживаться под великолепными тентами, воздавать должное изысканным яствам, сплетничать и вспоминать о доблестных деяниях предков или — изредка— заключать пари или торговые сделки. Но при всем этом каждый из присутствующих властителей с напряженным вниманием приглядывался к тем, кто занимал в обществе более высокое положение, чем он сам, стараясь уяснить для себя, кто перед кем заискивает, надеясь на некие милости, а кто держится особняком, помалкивает или вообще отсутствует. Мара, как и все прочие, изучала лица и геральдические цвета домов, не забывая ни на минуту, что и она, в свою очередь, также является предметом наблюдения. Властитель Текталт и его сын, приветствуя ее, ограничились едва заметным кивком. Уже одно это могло послужить весьма знаменательной приметой: здесь многие позаботятся о том, чтобы их по возможности не видели рядом с Марой… пока не упрочится положение Акомы.Словно не усмотрев ничего необычного в этом незначительном эпизоде, Мара подвела Накойю к столу и послала одного из слуг за закусками и прохладительными напитками. Свой выбор она ограничила только теми блюдами, которые видела на тарелках у других гостей, и когда яства были поданы, все окружающие получили возможность воочию убедиться, что никакие волнения не отбили аппетит у властительницы Акомы и ее первой советницы. Видел это и Папевайо, и он наверняка улыбнулся бы своей редкой улыбкой, если бы протокол допускал такую вольность со стороны почетного стража. Мара продумала все до тонкости: явиться к трапезе и воздерживаться от пищи было бы грубой ошибкой, и только опасение, что в противном случае придется вообще пропустить завтрак, могло побудить издерганную и сердитую Накойю приналечь на еду.Результат не замедлил сказаться: некоторые из наблюдательных гостей, втайне восхищаясь мужеством Мары, кивнули ей в знак приветствия, хотя и постарались сделать это не слишком заметно для окружающих; другие пошептались в уголках, обсуждая увиденное. Были и такие, кого дела Акомы вообще не интересовали: у них хватало собственных забот.Мара слышала, как властитель Ксакатекас разразился грубым горловым хохотом: он сказал нечто такое, от чего третий сын семьи Линг вздрогнул и побледнел. Отпрыски и родичи семейства Хосая были столь многочисленны, что казались вездесущими: куда ни повернись, взгляд натыкался на кого-нибудь из них. Уроженка севера, супруга властителя Качатекаса, бесстыдно флиртовала с первым советником Чилапанинго, хотя он и казался жестким и неподатливым, как пересохшая шкура нидры. Было весьма вероятно, что его отнюдь не прельщали ее заигрывания, но уклониться от них под каким-нибудь благовидным предлогом у него не было ни малейшей возможности — уж слишком быстро она тараторила и слишком цепко держалась за его рукав.Мара взглядом обводила толпу. В глазах рябило от разнообразия одежд и оттенков геральдических цветов. Мысленно она разделила гостей на две категории. К одной относились ее союзники или те, кто не обладал достаточной силой, чтобы бросить вызов Акоме; к другой — те, кто представлял собою угрозу или хотел бы свести с Акомой какие-то старые семейные счеты. Поскольку Минванаби числился среди Пяти Великих Семей Империи Цурануани, каждый знатный дом прислал сюда своего представителя или представителей. Мара легко обнаружила семейные группы домов Кеда, Тонмаргу и Оаксатукан, окруженные стайками льстецов и прихлебателей.Властители рангом пониже держались на некотором расстоянии или искали возможности заручиться благоволением кого-либо из сильных мира сего. Склонив голову в пурпурном тюрбане к своему первому советнику, властитель Экамчи, как видно, что-то вполголоса с ним обсуждал. Среди красных плащей дома Инродаки вопиющим диссонансом выделялись ливреи двух слуг, чью принадлежность к тому или иному дому Мара не сумела определить.Внезапная мысль заставила ее вздрогнуть: она вдруг сообразила, что нигде не было видно ни одной туники алого и желтого цветов.Словно почувствовав замешательство хозяйки, Накойя отставила тарелку с косточками джайги.— Что-то я не вижу властителя Анасати, — многозначительно заметила она. — Если не сами боги задержали его, дочь моя… и тебе и твоему сыну грозит серьезная опасность.Накойя не стала растолковывать очевидное, поскольку отсутствие столь выдающегося семейства, несомненно, имело политическую подоплеку. Первая же мысль, которая приходила на ум, была неутешительной: на обещание Текумы защищать Акому ради блага Айяки не приходится рассчитывать, если здесь нет ни его самого, ни его старшего сына. Без помощи Анасати все, чем располагала Мара, были ее пятьдесят воинов, расквартированных в казармах таким образом, что она не могла с ними связаться. Теперь холодность приветствия Текталта приобретала новый смысл: оскорбление, нанесенное Имперскому Стратегу взбешенным Бантокапи, вероятно, причинила имени Анасати больший урон, чем предполагала Мара. И в той же мере возросла опасность для нее самой. Властитель Минванаби мог вообразить себя достаточно сильным, чтобы стереть Акому с лица земли, а затем выиграть войну, которая неминуемо вспыхнет, когда Текума бросит свои войска на защиту титула Айяки.— Не следовало тебе принимать это приглашение, — прошептала Накойя.Резким жестом Мара отмела упрек. Да, теперь под ударом оказались два дома, но ее решимость не поколебалась. Она выживет и обратит поражение в триумф, если случай пошлет ей в руки подходящее оружие. Однако тревога из-за отсутствия союзника, на которого она надеялась, несколько ослабила ее бдительность, и кое-что важное из происходившего вокруг ускользнуло от ее внимания. Так, она не придала значения позднему появлению Теани на приеме и не заметила самодовольного выражения, которое появлялось на лице куртизанки каждый раз, когда той случалось бросить взгляд в сторону властительницы Акомы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76