Он не знал, имел ли право отвечать на вопрос.– Война, – наконец проговорил он. – Хаос. Ти-Сонг Децен провозгласит себя королем, успеет пустить в страну кочевые племена айнов, которые будут жечь и грабить, потом, через полгода, его убьют – так же, как убили Лангдарму, стрелой в горло.– Кто? – спросил Таши-Галла.– Пал-Джорже, настоятель Храма Пяти Хрустальных Колонн. Самое примечательное, что он использует тот же прием, что и Пал-Сенг.– И страна погибнет?– Нет, страна не погибнет. Но будет много лет под гнетом захватчиков, превратится в колонию… Вы действительно хотите знать будущее?– Трудно сказать, – признался Таши-Галла. – В будущее хочется заглянуть каждому.. Но лучше этого не делать. Так что молчите.Он встал и пошел к скале, где был узкий вход в пещеру. Там, в тайнике, он хранил свой древний меч. Игорь Иванович смотрел ему в спину и чувствовал знакомую невесомость и боль в висках. Тело будто плыло куда-то: контакт прерывался. Но теперь уже по-другому. Навсегда.«Я бы согласился остаться здесь, – подумал он. – До конца жизни. Я бы восстановил этот храм, и зажег благовонную палочку у подножия статуи Майтрейи. И каждое утро, просыпаясь, я бы радовался, видя эти каменные кручи, где есть только два цвета – черный и белый. И никогда бы не пожалел. Вот только Аленка…Как было бы хорошо открыть глаза и увидеть её – живую, здоровую. Прежнюю…»
Но он увидел Туровского и двух дюжих санитаров – они укладывали тело Гранина на носилки.– Зачем ты к нему приходил? – спросил Сергей Павлович.Колесников откашлялся.– Сережа, послушай. Я отвечу тебе на все вопросы, только, очень прошу, ответь сначала на мои.– Ну? – буркнул тот. Эта идея не слишком ему нравилась.– Помнишь, на нашей улице был спортзальчик… Лет двадцать пять – тридцать назад… Там ещё открылась секция какой-то восточной борьбы.– Какое это имеет отношение…– Сергей! – крикнул Колесников. – Что это была за борьба?– Bo-Дао, вьетнамский стиль. Если тебе это, конечно, говорит о чем-нибудь.– Еще как говорит… Как звали тренера?– Не помню, – растерялся Туровский. – Столько лет прошло. Виктор… Нет, кажется, Борис.– Странно, – проговорил Игорь Иванович. – Имя любимого наставника помнят всю жизнь.– Да? Ну-ка, как фамилия нашей училки в начальных классах? Молчишь…– Ты долго посещал секцию?– Год или полтора. Потом надоело. Мальчишки вообще ко всему быстро остывают. Да и тренировки у нас были какие-то странные.– Почему странные?– Сергей Павлович, – окликнул пожилой криминалист. – Мы закончили.– Хорошо. Игорь, ты мне работать мешаешь.И тот неожиданно взорвался. Колобок в нелепых очках исчез, стоило лишь посмотреть в жесткие ледяные глаза.– Я ищу свою дочь! – заорал он, и все в комнате вздрогнули и повернули головы. – Если сейчас же не ответишь, я тебя по стенке размажу!– Тихо, тихо, – испугался Туровский. – Хочешь поговорить – выйдем на лестницу.Они остались одни – милиционер у двери козырнул и отошел, чтобы не мешать. Шмыгнул вниз кинолог с громадной серой овчаркой. Вид у овчарки был виноватый. Туровский даже не окликнул их – и так все ясно.– Так почему ты забросил тренировки?Сергей Павлович задумался.– Так сразу и не ответишь. Почувствовал что-то не то… Что-то черное. Будто меня тянуло вниз. Было интересно и жутко. Наверное, страх все же пересилил.– Не страх, Сережа, а инстинкт самосохранения. Ты видишь, к примеру, что все курят сигареты с наркотиком. Тебя приглашают, ты хочешь попробовать и отказываешься. Ты не знаешь, что это такое, но знаешь, что это плохо. Ты не дал себя затянуть. Аленка оказалась слабее.Колесников облокотился о перила и в волнении поправил очки.– Здесь все связано. Гранина убили потому, что он знал одну важную вещь… И нечаянно проговорился.– Я тоже об этом подумал. Януш Гжельский сказал, что вы вместе были на юбилее у Георгия Начкебий.– Да, да… – Телефон зазвонил, Гранин поднял трубку и услышал то, что ему не предназначалось. Януш тоже слышал – там сильная мембрана. Но его-то не убили!– Преступник не знал…– Да знал он, знал! – выкрикнул Игорь Иванович. – Он ненормальный, понимаешь? Как Юнгтун Шераб, он всю жизнь мечтал об одном – о власти, которую дает Черная магия… И не мог иметь её – не было способностей, Божьей (дьявольской) искры… И это отравляло его – день за днем.Он помолчал.– Вашего тренера звали Борис Сергеевич?– Вроде бы. Но вообще-то, я припоминаю, у него было другое имя, нерусское. Пацаны переиначили. Русифицировали, так сказать. Но ты-то откуда об этом знаешь?Колесников криво усмехнулся.– Дедукция, Ватсон. Чистой воды дедукция. Теперь я, кажется, все знаю… Кроме самого главного: где Аленка. Я был не прав: я думал, что Аленку решили использовать из-за её сходства с кем-то – внешнего сходства, я имею в виду. Единственное логичное объяснение. Только ведь тот, кто за всем этим стоит, логике не поддается. У пего больной ум. Отравленный.– Чем отравленный? – не понял Туровский.– Ненавистью.На лестничной площадке, у окна на улицу, безмолвно стоял Чонг. Он требовательно и выжидающе смотрел на Колесникова, и тот вновь ощутил, как в тело вливается энергия и непонятно как и когда обретенные знания. Он чувствовал единение двух душ, затерянных на стыке миров.– Постой! – крикнул сверху Туровский. – Я вспомнил, как звали тренера! То есть его настоящее имя.Колесников оглянулся.– Будь осторожен, хорошо? Имей в виду, ты намечен следующей жертвой. Жрец ненавидит меня лично. Отсюда его желание завладеть Аленой. Не просто завладеть – заставить её убить тебя. Нанести мне удар. Убивать меня ему невыгодно: банально, неинтересно… А вот превратить мою дочь в зомби, сделать убийцей моего друга…Сергей Павлович подошел к Колесникову и положил руку ему на плечо. Они поняли друг друга без слов.– Спасибо тебе, друг детства. Удачи!– И тебе удачи. Глава 27ОТЕЛЬ Аленка Колесникова шла по улицам родного города. Город смертельно надоедал ей за долгую зиму и весну, она всегда мечтала куда-нибудь вырваться в июне, когда заканчивалась школа, и обычно вырывалась: для гимнасток ежегодно устраивали спортивный лагерь на берегу Волги, а однажды, когда Алена заняла второе место в регионе, её отправили на Черное море… Было же время, черт возьми!Но в конце лета она начинала скучать по тем самым вещам, которые невыносимо надоедали раньше. Она скучала по улицам с потрескавшимся асфальтом, трогательным мордам автобусов, по знакомым домам, набережной с прогулочными теплоходами… Много раз она представляла себе возвращение домой: узкая прихожая, она снимает с плеча сумку, слышит из кухни:– Явилась, слава Богу! А худеющая-то! Одни ребра. Вас там не кормили, что ли?– Так голод, мам. Разруха. Транспорт стоит. – И; уже проходя в квартиру и чмокая родителей в щеку по очереди: – Ну ничего. Вот раскулачим всю контру до единой…– Садись за стол, горе мое. О нет, сначала в ванну. А то несет черт знает чем.Город не узнавал её – в парике, чуть мешковатой одежде, очках с простыми стеклами, с искусно и незаметно наложенным гримом. Она не узнавала город – вернее, он не вызывал у неё никаких чувств. Чувства умерли – некоторые участки мозга были заблокированы, другие, наоборот, активизированы так, как это никогда не бывает у простого человека.Она вышла из автобуса на площади Революции, обсаженной каштанами. В глубине небольшого сквера, по виду напоминавшего кладбище (темные разросшиеся ели, выложенная мрамором дорожка вела к бронзовому памятнику на темном постаменте – полуголый рабочий с фигурой греческого бога и лицом пьющего секретаря райкома выворачивает из мостовой булыжник), Аленка приметила одинокую лавочку и села так, чтобы видеть гостиницу напротив, через площадь.Она прекрасно знала это место, хотя бывала тут редко. У неё был подробнейший план здания, распорядок дня всех служб вплоть до расписания работы «комков», во множестве расположившихся перед отелем. Она знала, во сколько останавливаются здесь автобусы и как зовут уборщицу роскошного вестибюля.Стрелки на наручных часах приближались к трем. Все необходимое у Аленки было с собой в модном молодежном рюкзачке неяркой серо-коричневой расцветки. Она со скучающим видом держала его на коленях и уплетала мороженое «Панда», купленное по дороге в киоске. У неё не было с собой никакого оружия – Жрец научил обходиться без него.Аленка чувствовала, что за ней наблюдают. Жрец, за много километров отсюда (а может быть, находясь в соседнем доме, кто знает?), положив незаметно подрагивающие пальцы на Шар и закрыв глаза, видел её внутренним зрением – где девочка выглядела как причудливый набор цветных пятен: излучение мозга, сердца, эмоциональные вспышки… АУРА.– Муха!О, черт…У Валерки было глупо-радостное лицо.– Едки зеленые, ты как здесь? Мы все тебя ищем, родичи твои чуть с ума не посходили.Она приветливо улыбнулась.– Извините, вы обознались, юноша. Только не говорите, что видели меня на кинофестивале… Очень уж расхоже.– На фестивале… – растерянно повторил он.– Ну да.Девочка пристально смотрела на него. Вроде бы ничего не происходило, но он вдруг почувствовал непонятную слабость.– Это вы извините, – вяло проговорил он. – Мерещится всякое. Знаете, вы и правда похожи на одну мою знакомую…Ему захотелось рассказать ей обо всем – и о той поездке на Кавказ (чтоб ему пусто было), и о нескольких днях бешеной гонки на попутках – он ничего не помнил, весь будто горел в лихорадочных поисках, но везде, куда бы ни обратился, натыкался на полное не-понимание: «Спортывный лагер? Дэвочки? Сколько хочищ, дарагой. Ест дэньги – дэвочки будут…»– Игорь Иванович в милицию обращался. Там говорят: а в чем проблема? Ваша дочь пропала? А где это видно? Письмо не с тем адресом? Перепутали. Через пять дней не приедет – напишете заявление. Еще неделя пройдет – начнем искать. Такой порядок.– Ну, может быть, и правда зря вы беспокоитесь, – мягко проговорила она. – Хотя я бы не рискнула на вашем месте отпускать девушку одну – там сейчас очень уж неспокойно. Дружба народов в апогее.Не Аленка, с горечью подумал Валера. Очки, прическа, да сутуловатая вдобавок. Нечто общее есть в лице, в голосе… Мало ли похожих людей на Земле. Но что-то в девочке его привлекало, видимо, память цеплялась за незаметные детали – она так же наклоняла голову набок, когда слушала, делала такой же (очень похожий) жест рукой, когда не могла сразу подобрать нужное слово. Проскальзывало нечто знакомое в походке («Пройдемся немного?» – «Можно. Ноги совсем затекли». – «А вы здесь ждали кого-то?» – «Кого мне ждать? Просто сидела».).– А вон там было наше кафе.– Ваше?– Ну, в смысле, мы туда часто ходили. Почти каждый день. Аленка возвращалась с тренировки, я её встречал…– Она спортсменка?– Гимнастка. Была гимнасткой.– Ну зачем так мрачно.– Да я не о том. Бросила. Увлеклась чем-то восточным. Йога, карате, ещё какая-то ерунда… Потом поехала в спортивный лагерь – и пропала.
Игорь Иванович застал Аллу дома. Она едва взглянула на него. На красивом холеном лице застыло выражение крайней брезгливости – будто увидела здоровенного паука.– Поздравляю, дорогой, – процедила она, наклонившись к зеркалу (крупным планом отразилось своеобразное плотоядное движение – узкий язычок прошелся по губам в яркой вишневой помаде). – Поздравляю. Ты стал путаться со шлюхами.– Да? – безучастно отозвался он.– Да, да! Спасибо, нашлись добрые люди. Раскрыли глаза. Надо же, какой позор! Впрочем, я давно уже не питаю никаких иллюзий.Игорь Иванович не удержался и. фыркнул. Фраза из переводного романа прозвучала в устах Аллы весьма забавно.В гостиной и спальне царил беспорядок. Прямо посреди круглого обеденного стола, за которым уже сто лет никто не обедал, лежал большой открытый чемодан и ворох одежды – все сезоны вперемешку. Услужливая память тут же подсунула картинку из прошлого: такой же чемодан в номере Кларовых, в санатории. Решительный подбородок Нины Васильевны, «роковой женщины», и угрюмая сосредоточенность Даши (та, впрочем, под занавес не выдержала: слишком рано, всего в тринадцать лет, столкнуться с натуральным, не киношным кошмаром… Подружка-убийца. Не всякому взрослому под силу не свихнуться).– Знаешь, я решила… Вообще-то я собиралась сказать тебе раньше, да как-то… – Алла сделала паузу и театрально заломила руки. – Словом, я ухожу. К Георгию.– Поздравляю, – откликнулся Колесников, обводя взглядом «великое переселение». – Он в курсе, надеюсь? А то ведь конфуз выйдет.– Неумно, – отрезала она. – Георгий – прекрасный человек с массой достоинств. Не так талантлив, как ты, конечно… Но это и к лучшему. Я твоей гениальности нажралась досыта. Да и толку-то. – Алла обвела комнату рукой. – Ужас! Нищета, запустение. А при твоих способностях…– Где сейчас Гоги? – перебил Игорь Иванович.– Ах, тебя Гоги интересует! Скоро будет здесь. Если из больницы домой не заскочит.– Из больницы? С ним что-то случилось? Алла вдруг сникла.– Не с ним, с его отцом. У Бади Сергиевича инфаркт. Только, ради Бога, не езди туда сейчас, не выясняй отношений. Не будь мужланом.Игорь Иванович прошел в тесную, как шкаф, прихожую (не чета той, что была в квартире Гранина), надел ботинки.– Мужланом, – хмыкнул он. – Это что-то новенькое. Раньше ты всегда обвиняла меня в излишней интеллигентности.И хлопнул дверью. Про Аленку он ей так и не сказал.«И правильно, что не сказал, – думал он, шагая по золотистой березовой аллее к девятиэтажному больничному корпусу. – Я ввязался (невольно, но что поделаешь!) в эту историю. Я стал причиной того, что моя дочь попала в страшную беду… Я должен довести дело до конца».– А сумеете? – спросил Чонг (барс, точно большая собака, обнюхивал деревья и, развлекаясь, перепрыгивал через скамейки).– Должен суметь.В просторном и гулком вестибюле, странно напоминавшем вокзал, его бдительно тормознула грозная усатая вахтерша.– К кому?– К Начкебия. Бади Сергиевичу. Инфаркт миокарда. Нач-ке…– Да знаю, знаю. Вчера привезли, я как раз на дежурство заступала. Третий этаж, налево. Интенсивная терапия.– У него кто-нибудь есть? Вахтерша повлажнела глазами.– Сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51