67
В комендантский час тишина мутирует. Неощутимо она приобретает новые формы, новые тональности. Она плывет, собирается в подъездах, проникает в окна с незапертыми ставнями, замочные скважины, в которых не торчит ключ, веерообразные окошки над дверями. Иногда она напряжена, как в моменты перед взрывом бомбы, выстрелами, смертью ребенка. Иногда обольстительна, как в миг безмолвия между мужчиной и женщиной перед минутами любви. Или печальна, словно прошло совсем немного времени и они собираются поссориться.
Такое многообразие молчаний, их оттенков, такое множество щитов, которыми можно отгородиться от громозвучного мира.
Рубен чувствовал, как они сжимаются вокруг него в этот момент, все эти оттенки тишины, облегающие тело, как безупречно подогнанная одежда, – мантии его страха. Они проделали половину пути в Петонвиль. Амирзаде остановил машину и заглушил мотор; внутрь хлынул поток молчаний. Они уже миновали два сторожевых поста, на каждом из которых иранец тряс своими бумагами. Он объяснил, что доктор Фелпс был вызван из Адвентистской больницы в Дикини к югу от столицы для лечения генерала Валриса в его резиденции в Петонвиле. Солдаты слышали о покушении, но не имели точных сведений о состоянии здоровья генерала. Не желая быть причиной возможно роковой задержки, они тут же взмахом руки пропускали «вольво-универсал» иранца дальше.
Дороги и улицы были перекрыты основательно. На одной из уличных застав стоял легкий танк, тихо урча двигателем, готовый к немедленным действиям в случае сигнала тревоги. Рядом с ним находился бронированный автобус «Фиат-55-13». Амирзаде шепнул Рубену, что этот автобус набит солдатами или полицейскими из сил особого назначения, специально экипированными и способными справиться с любыми гражданскими беспорядками. У Рубена возникло впечатление, что иранец одобряет такие действия. Беспорядок любого рода был для него проклятием, как и для Хуперов.
Они въехали в сердце Петонвиля. Справа от них потянулась череда вилл, построенных над обрывом, выходившим на дорогу; по другую сторону – сам город. Фары «вольво» освещали длинные, посыпанные щебнем подъездные дорожки, усаженные по бокам красными розами гибискус. Цветы мерцали, как пятна крови, создавая впечатление кровоточащей тьмы. Огромные белые ночные бабочки танцевали в свете фар, трепеща, как кусочки серебряной фольги; их матовые от пыльцы крылья мелькали головокружительно и бестолково. Анжелина крепко сжимала руку Рубена на заднем сиденье.
Площадь была запружена полицейскими и военными машинами. Ровный тяжелый рокот доносился от двигателей двух бронемашин AML H60-7 фирмы Панхард, поставленных перед отелем «Шукун». Сегодня в отеле никто не веселился. Нервничающие солдаты, большинство из которых были немногим старше детского возраста, стояли рядом с бронетранспортером, дымя сигаретами или вглядываясь в темноту. Все здания вокруг были погружены во мрак, за исключением главного полицейского управления. Прожектора заливали вход голым белым светом. У дверей стояла охрана.
Амирзаде показал свой пропуск, но здесь его рассказ не производил никакого впечатления. Анжелина вышла вперед и долго говорила на креольском с одним из охранников. Рубен наблюдал за ней из машины. Его руки стали липкими от пота. Он спрашивал себя, как так вообще могло получиться, что они позволили Амирзаде убедить их в осуществимости этого безумного плана.
Однако Анжелина была сестрой Макса не только по имени. В Нью-Йорке она была никто – простая жена профессора, несостоявшаяся художница, наполовину белая, наполовину черная, существо, сотканное из середин и промежутков. Здесь она обладала уверенностью, которую давали ей семья и класс, уверенностью человека, который точно знает, что и почему происходит и как именно делаются дела. Охранник живо исчез за дверью и появился вновь меньше чем через пять минут. Анжелина и Рубен должны были войти, Амирзаде приказали оставаться в машине.
Макс ждал их не в своем кабинете, а в большой комнате на первом этаже. Стены комнаты были увешаны картами и информационными стендами. На большом столе была развернута карта Порт-о-Пренса, на которой маленькими модельками были отмечены дорожные заграждения и сторожевые посты. Когда они вошли, Макс кричал в телефонную трубку, отдавая какие-то распоряжения. Он не поднял глаз, пока не кончил говорить. Кто-то вручил ему депешу. Он взглянул на нее, кивнул и бросил на стол.
– Добрый вечер, Анжелина, профессор. Я ждал вас. Вы приехали повидать своего друга, мистера Дугласа Хупера. Бедный мистер Хупер, вы найдете его в самом плачевном состоянии. Он повел себя глупо, ваш мистер Хупер. Нет, не глупо – по-идиотски. Совершенно по-идиотски.
– Это правда, что он кого-то убил? – спросила Анжелина. – Министра правительства?
Беллегард кивнул. Вошел солдат и протянул ему толстый запечатанный конверт. Беллегард расписался за него и отложил в сторону.
– Я должен извиниться, – сказал он. – Как вы сами можете видеть, мы здесь сегодня крайне заняты. – Он замолчал ненадолго, словно вспоминал, о чем они только что говорили. – Да, – кивнул он, – это правда. Он застрелил генерала Валриса. Хуперу каким-то образом удалось проникнуть в дом генерала. Телохранитель Валриса взял его после стрельбы. Боюсь, они очень сильно избили его, но у их офицера хватило ума остановить их раньше, чем они его прикончили. Он знал, что меня заинтересует белый человек, американец, который совершил политическое убийство здесь, на Гаити. И мне действительно интересно. Очень интересно.
Рубен подался вперед над рабочим столом.
– Но вы, конечно, понимаете, что это не была политическая акция, что Хупер не мог вкладывать в это какое-то зловещее значение. Валрис намеренно осложнял Хуперу жизнь. Вы, должно быть, слышали об этом. Он разгромил его магазин, а потом сжег его дотла. Хупер – глупец, как вы сами сказали, он потерял голову. Но вы должны понимать, что он политически наивен.
– Да, – ответил Макс. – Я все это прекрасно понимаю. Но я не могу позволить себе заниматься мотивами или разбираться, кто наивен, а кто нет. У нас здесь политический кризис в самом разгаре, или вы, быть может, не заметили, профессор? Я должен действовать на основе того, что вижу своими глазами. Гражданин страны, с которой Гаити не имеет дипломатических отношений, американец с заряженным пистолетом проникает на территорию дома, принадлежащего министру обороны, и убивают его. Вы, без сомнения, не можете не видеть, насколько это серьезно. Или вы тоже наивны, профессор?
Анжелина прервала их разговор:
– Макс, ты же сам сказал: то, что сделал Хупер, было идиотизмом. Неужели ты действительно думаешь, что, если бы за этим стояло что-то большее, ЦРУ стало бы посылать сюда такого человека?
– А кто здесь говорил о ЦРУ?
– Но ведь именно это ты имел в виду, разве нет?
Беллегард пожал плечами:
– Совсем не обязательно. – Он погрузился в молчание. Его взгляд упал на толстый конверт. Он вскрыл его, бегло просмотрел содержимое и снова оттолкнул в сторону.
– Я бы хотел увидеть его, – сказал Рубен. – Поговорить с ним. Где вы его держите?
– Хупера?
– Ну конечно, Хупера.
– Он здесь, чего другого вы ожидали? Я не уверен, что мне хочется, чтобы вы встречались и разговаривали с ним.
– Я бы хотел услышать, что он сам скажет.
– Разумеется, это было бы естественно. – Макс повернулся к Аджелине. – А ты что думаешь? Нам следует дать им поговорить?
Анжелина кивнула.
– Да, – сказала она. – Если позже возникнут вопросы, если Хупер умрет, тогда профессор Фелпс сможет подтвердить, что видел его живым, пока он находился у вас. Я бы тоже хотела его видеть.
Беллегард покачал головой:
– Нет, сестричка. Я бы сам хотел с тобой поговорить. Ты можешь остаться здесь. Я пошлю одного из моих людей проводить профессора. Он может встретиться с мистером Хупером, если того желает.
Беллегард подозвал полицейского, отдыхавшего возле двери. Это был тот самый человек в бежевом костюме по имени Лубер. Он неторопливо приблизился и улыбнулся Рубену. Беллегард отрывисто отдал распоряжения.
– Пойдемте со мной, – сказал Лубер.
Рубен направился вслед за ним к двери. Анжелина проводила его взглядом. Макс проводил его взглядом. Анжелина не произнесла ни слова. Макс не произнес ни слова.
68
Камера, в которую бросили Хупера, была одна из семи, располагавшихся на первом этаже. Двери казались жиденькими и решетка на окнах была подчеркнуто тонкой; но Рубен догадывался, что никто из содержавшихся здесь не был достаточно здоров, чтобы попытаться вырваться отсюда. В неподвижном воздухе висел тяжелый запах застоявшейся мочи и человеческих испражнений. Рубена чуть не вырвало, когда он входил в камеру.
Света тусклой желтой лампочки хватало лишь на то, чтобы заставить бесформенные тени жаться по углам узкой камеры. Потолок был густо покрыт паутиной. На стенах виднелись следы засохшей крови. На полу стоял низкий топчан, а на топчане Рубен смог различить неясные очертания фигуры, накрытой тонким одеялом.
Солдаты Валриса не убили Дуга Хупера, это была правда. Но определение носило более-менее технический характер. Рубену было достаточно одного взгляда, чтобы понять: даже если Хупер выживет, его жизнь едва ли будет стоить того, чтобы за нее держаться. Топчан и одеяло были залиты запекшейся кровью.
Хупер находился в полубессознательном состоянии. Он шевельнулся, когда Рубен присел на край топчана. Здесь не было ни шоколадок «Херши», ни фотографий святых. Хупер попробовал поднять руки в тщетной попытке защититься от ударов, которые, как он думал, сейчас на него обрушатся. Обе руки были сломаны сразу в нескольких местах. Кисть одной из них неоднократно раздавливал чей-то каблук.
– Все в порядке. Дуг, это я. Мирон Фелпс. Я пришел помочь вам. Я хочу попробовать вытащить вас отсюда.
Голова Хупера перекатилась набок, лицом к Рубену. Рана на щеке вскрылась и стала еще больше. Оба глаза текли от кровоподтеков. Губы распухли и были перепачканы кровью. Он открыл рот, чтобы заговорить, обнажив кровоточащие десны, – почти все его зубы были выбиты прикладом карабина. Рубен поморщился, заметив, что его левое ухо было наполовину отрезано.
Он почувствовал, как в нем закипает ярость. Повернувшись, он закричал на Лубера:
– Черт бы вас подрал, почему вы не отвезли его в больницу? Его нужно лечить! Вы кто, дикари?
Лубер притворился, что не понимает. Он стоял, прислонившись спиной к двери, и чистил ногти. Даже здесь он не снял своих черных очков.
– Фелпс... – прошептал Хупер срывающимся голосом. – Кто... не... помню...
– Не важно. Я собираюсь вытащить вас отсюда, отвезти в больницу. Я не позволю им держать вас здесь.
– Никто не... говорит по-английски, – со свистом выдавливал из себя Хупер.
Он постарался принять более удобное положение, но это причинило ему такую боль, что он едва не потерял сознание. Рубен подозревал, что у него сломано несколько ребер. Он боялся его трогать.
– Пожалуйста, – заговорил он. – Старайтесь не двигаться. Я скажу Беллегарду, что вам необходимо сделать укол морфия и переложить в нормальную кровать. Амирзаде ждет на улице. У него есть лекарства в машине.
– Бли... ближе... – прошептал Хупер. Рубен наклонился к нему. – Нет... пистолета... Никог... да не было... писто... лета... Хотел... по... поговорить... Вал-рис... Не... убивал... Пожалуйста... поверьте...
– Я верю вам, – сказал Рубен, – я вам верю. – Он неуверенно вытянул руку и мягко тронул Хупера сбоку за шею, где тот как будто был без синяков. Слезы вытекали, из-под опухших почерневших век Хупера. Рубен достал бумажную салфетку из кармана и вытер их. «Где теперь Бог Хупера? – спрашивал он себя. – Где теперь чей угодно Бог?»
Со стороны двери раздался какой-то звук. Рубен обернулся. Макс Беллегард стоял на пороге и наблюдал за ним. Лубер отодвинулся в сторону, освобождая проход для своего начальника. Макс словно стал другим человеком, чужим, его добродушие, пусть и притворное, теперь исчезло окончательно.
– Так что же мистер Хупер говорил вам, лейтенант Абрамс? Какие ласки он вам нашептывал?
Рубен встал. В первый момент он даже не осознал, что Беллегард употребил его настоящее имя. Было ли оно известно майору с самого начала? Или это Анжелина только что сказала ему?
– Он заявил мне, что у него не было пистолета. Он сказал, что пришел к Валрису просто поговорить, и все. Я ему верю.
Беллегард щелкнул пальцами. Полицейский в форме выступил из тени позади него и что-то ему протянул. Майор поднял предмет в руке и поднес его ближе к свету. Это был пистолет в полиэтиленовом пакете, мощный браунинг Хай-Пауэр.
– Я вижу, вы его узнаете, лейтенант. Это тот самый пистолет, который находился у мистера Хупера в момент ареста. На нем сохранились отпечатки его пальцев. – Беллегард сделал паузу. – А также и ваших.
– Это ложь, – воскликнул Рубен. – Хупер этого пистолета в глаза не видел. Ваши люди забрали его из моей комнаты. Вы подбросили его Хуперу, сами поставили на нем отпечатки его пальцев.
– Значит, вы признаете, что это ваш пистолет, лейтенант. Так давайте посмотрим, может быть, и мистер Хупер его припомнит.
Беллегард сделал три длинных шага через камеру. Рубена, стоявшего у края топчана, он словно перестал замечать. Без всякого предупреждения Беллегард ухватился правой рукой за растрепанные волосы миссионера и рывком поднял его в полусидячее положение. Рубен шагнул вперед, собираясь броситься на майора, но за его спиной раздался металлический щелчок, и он вернулся на место.
– Не будьте дураком, лейтенант, – произнес Беллегард. – Капитану Луберу все равно, пристрелит он вас или нет, ему на это ровным счетом наплевать.
Макс держал голову Хупера на расстоянии примерно фута от своего лица. Он уронил пистолет на топчан и поднес свободную руку вплотную ко рту Хупера.
– Какой кошмар, – сказал он. – Вам нужно, чтобы кто-то занялся вашими зубами.
Беллегард ловко просунул длинные пальцы между истерзанных десен Хупера. Американец вскрикнул, когда Макс ухватился большим и указательным пальцами за сломанный зуб и начал раскачивать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56