Вспомни, как подогнулись его колени и как он рухнул на тротуар. Вспомни чей-то крик. Вспомни взгляд отца, когда он понял, что умирает. Вспомни, как он протянул руку к тебе, чтобы ты помог ему. Не забывай об этом, Пол Осборн. Не забывай и не страшись того, что тебе предстоит".
Визг тормозов, толчок. Поезд уже едва полз. Впереди, совсем рядом, был виден свет и два железнодорожных пути. Вокзал, говорила ему Конни, располагался внутри туннеля, как Эйгерванд и Эйсмеер. Вот только железнодорожные пути не уходили вперед. Они заканчивались здесь. Выбраться отсюда можно только одним способом — назад, через туннель.
Глава 144
— На метеостанции был пожар, сэр. Прошлой ночью. Никто не пострадал, но станция сгорела дотла. Ее уже не восстановишь, — сказал железнодорожный рабочий, стоявший возле кучи обугленных обломков у стены туннеля.
Пожар! Прошлой ночью! Как в Шарлоттенбурге. Как в «Саду». Подъезжая к Юнгфрауйоху, фон Хольден очень встревожился, предчувствуя недоброе, и опасался, как бы не повторился приступ. Виновницей всего он считал Веру — даже не Осборна, а Веру. Последнюю часть пути она была очень тихой, даже замкнутой, и фон Хольдену начало казаться, будто она обо всем догадалась и теперь обдумывает, что делать. Поэтому, как только поезд остановился, он быстро повел ее из вагона к лифту, а оттуда до метеостанции — минуты три, от силы четыре. Потом все образуется, думал фон Хольден, через несколько минут Вера будет мертва. Как раз в этот момент фон Хольден и увидел обломки.
Пожар. Метеостанции больше нет. Ничего подобного он не мог даже вообразить.
* * *
— Значит, Пол был там, наверху...
— Да, — сказал фон Хольден. В сгущающихся сумерках они поднимались по бесконечной лестнице к обгоревшему остову того, что еще вчера было метеостанцией. Позади осталось ярко освещенное сооружение из цемента и стали: ресторан и Ледовый Дворец. Справа от них спускался вниз огромный, длиною в десять миль, ледник Алеч — застывший, причудливо извилистый каскад льда, грозно темнеющий в наступающих сумерках. Над их головами возвышался почти на четырнадцать тысяч футов пик Юнгфрау; в последних лучах заходящего солнца его заснеженная вершина казалась обагренной кровью.
— Почему нет спасателей? Пожарников? Оборудования?
Вера была испугана, сердита, насторожена, и фон Хольдена это радовало. Он видел, что, о чем бы ни думала Вера, главным для нее оставался Осборн. Поэтому ему будет легче отвлечь ее, если не удастся проникнуть во внутренние коридоры, которые, как надеялся фон Хольден, уцелели при пожаре, и придется спускаться вниз снаружи.
— Спасателей нет, видимо, они решили, что спасать здесь некого. Метеостанция полностью автоматизирована, здесь не бывает никого, кроме техников, да и те редко приходят сюда. Все уровни расположены под землей. На случай пожара установлены специальные генераторы, они автоматически блокируют каждую дверь.
Вскоре они были на самом верху. Фон Хольден отодрал тяжелый лист фанеры, закрывавший вход, и они протиснулись сквозь обгоревшую древесину. Внутри было темно, остро и удушливо пахло дымом и расплавленной сталью. При случайном возгорании не мог возникнуть пожар такой силы, что оплавилась даже стальная дверь кладовки с инструментами. Отыскав лом, фон Хольден попытался взломать дверь, но это ему не удалось, и он в бешенстве швырнул лом в сторону.
— Салеттл, — процедил он сквозь зубы, — ах ты, ублюдок!
На самом деле вскрывать дверь было незачем; фон Хольден и так знал, что увидит за ней: расплавленный и превратившийся в непроходимые дебри титановый туннель высотой в шесть футов, когда-то выложенный керамической плиткой.
— Идемте, — сказал фон Хольден. — Здесь есть другой вход.
Если заблокированные нижние уровни при пожаре уцелели, — а они должны были уцелеть, — то все еще поправимо.
Они вышли наружу, к ступенькам, и фон Хольден пропустил Веру вперед. В лучах заката ее волосы отсвечивали пурпуром, и у фон Хольдена вдруг промелькнула мысль, что бы он чувствовал сейчас, будь он простым смертным? Он вспомнил Джоанну. Тогда, в Берлине, он не солгал ей, что не знает, способен ли любить. Она убежденно сказала: «Ты способен». За этой несвоевременной мыслью последовала другая: какой бы ни была Джоанна, у нее — чистое сердце, и она была прекраснее всех, кого встречал фон Хольден. И сейчас он с изумлением подумал, возможно, Джоанна права: он способен любить и любит ее.
На стене у подножия лестницы фон Хольден увидел большие часы. И в этот момент объявили о прибытии поезда. Мечты фон Хольдена улетучились.
Осборн!
Глава 145
Осборн посторонился, пропуская пассажиров к выходу, и рассеянно вытер капельки пота с верхней губы. Внутренней дрожи он не замечал.
— Удачи тебе, котик, — прикоснулась к его руке Конни. Она вышла из вагона и вслед за остальными туристами устремилась к открытым дверям лифта в конце платформы. Осборн оглянулся. Вагон опустел, он остался один. Он вынул револьвер и открыл барабан. Шесть патронов. Маквей зарядил его полностью.
Закрыв барабан, Осборн сунул револьвер за пояс, прикрыл его полой пиджака, глубоко вздохнул и решительно ступил на платформу. В тот же миг он почувствовал тот особый горный холод, который охватывает лыжника, выходящего из кабины подъемника.
Осборн с удивлением увидел на станции еще один поезд и подумал, что если последний уходит в шесть, то этот, возможно, предназначен для запоздавших туристов.
Перейдя платформу, Осборн вместе с компанией туристов сел в тот же лифт, в котором чуть раньше уехала Конни. На следующем этаже лифт остановился. За открытой дверью оказался просторный зал с кафе и магазином сувениров.
Туристы вышли из лифта, Осборн — следом за ними. Остановившись у витрины, он рассеянно обводил взглядом футболки и открытки с видами Юнгфрауйоха и в то же время внимательно всматривался в лица людей, заполнивших кафе. Мимо него прошла американская семья: муж, жена и сын — упитанный мальчик лет десяти. На отце и сыне были одинаковые куртки с надписью «Чикаго Буллз». Осборн мучительно, как, пожалуй, никогда в жизни, ощутил свое одиночество. Он не знал почему. Он оказался изолированным от всего мира, и если его убьет фон Хольден или Вера, этого никто не заметит. Никто и не вспомнит, существовал ли он когда-нибудь вообще. Может, в этом причина его тоски? Или в том, что мальчик с отцом всколыхнули горечь его утраты? Или он тоскует по тому, что всю жизнь ускользало от него — о собственной семье?
Осборн отогнал печальные мысли и снова оглядел зал. Если фон Хольден или Вера и были здесь, то он их не увидел. Он пошел к лифту; в этот момент двери кабины открылись, и вышла пожилая пара. Осборн обернулся, в последний раз окинул взглядом зал, вошел в лифт и нажал кнопку следующего этажа. Когда лифт остановился и двери скользнули в стороны, глазам стало больно от голубого сияния льда. Это и был Ледовый Дворец — вырубленный во льду длинный полукруглый туннель со множеством ниш, каждую из которых украшала ледяная скульптура. Далеко впереди Осборн увидел американских туристов, среди которых была и Конни, — они бродили по залу, очарованные скульптурами: людей, животных, автомобиля в натуральную величину и даже бара, со стульями, столами и допотопным бочонком виски.
Поколебавшись, Осборн вышел из лифта и устремил-, ся вперед по туннелю, стараясь слиться с толпой и выглядеть, как все. Он всматривался в лица и корил себя за то, что не прибился вовремя к компании американцев. Он прикоснулся рукой к стене коридора, словно сомневаясь, что она изо льда, и ожидая ощутить пальцами тепло пластмассы. Но это был лед. Ледяными был и пол, и потолок туннеля. Осборн снова подумал, что нет на земле лучшего места для экспериментальной хирургии при низких температурах.
Но где же это место? Ведь Юнгфрауйох такой маленький. Для проведения операций, особенно таких сложных, необходимо большое пространство. Для хранения оборудования, стерилизации, операционных, палат интенсивной терапии... А комнаты для персонала? Где, где все это могло размещаться?
Конни говорила, что единственное место, закрытое для посещений, — метеостанция.
Неподалеку фотограф снимал группу подростков на фоне ледяного туннеля; рядом стояла девушка — швейцарский экскурсовод. Осборн спросил у нее, как пройти на метеостанцию. Это наверху, объяснила она, около ресторана и открытой террасы. Но станция сейчас закрыта из-за пожара.
— Пожара?
— Да, сэр.
— А когда это произошло?
— Прошлой ночью, сэр.
Прошлой ночью! Как и в Шарлоттенбурге!
— Спасибо, — сказал Осборн.
Если, конечно, это не совпадение, то здесь случилось то же, что и там. И все, что было разрушено там, сгорело и здесь. Но фон Хольден, видимо, не знал этого, иначе не приехал бы сюда — разве что у него назначена здесь встреча?
Внезапно что-то заставило Осборна поднять взгляд.
Фон Хольден и Вера стояли в конце коридора; казалось, их окружает зловещий голубоватый ореол ледяного сияния. Только миг они смотрели на него, затем резко повернулись, шагнули в проем и исчезли.
Сердце Осборна забилось со страшной силой.
Он снова спросил экскурсовода:
— А что там? — Он указал туда, где только что стояли Вера и фон Хольден. — Куда ведет этот проход?
— Наружу — к лыжной школе и площадке для катания на собачьих упряжках. Но сейчас там все закрыто.
— Спасибо, — едва смог прошептать Осборн.
Ноги его словно вмерзли в лед — он не в силах был пошевелиться. Рука легла на рукоятку револьвера. Ледяные стены отливали синевой. Изо рта шел пар. Осборн вцепился в перила и медленно двинулся вперед, к тому повороту, за которым скрылись Вера и фон Хольден.
Туннель, куда они свернули, был пуст; в конце него виднелась дверь с висящими над ней указателями: «Лыжная школа» и «Катание на собачьих упряжках».
«Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? Да, ты этого хочешь. Через эту дверь. Наружу. Один. Подальше от людей. — Мысли Осборна беспорядочно мчались, обгоняя друг друга. — Ну что ж, Пол Осборн, иди. Стоит тебе выйти в эту дверь, и он убьет тебя. Назад ты уже не вернешься. А фон Хольден швырнет твои жалкие останки в пропасть, в глубокое ущелье, где их не найдут до весны. Или вообще никогда не найдут».
* * *
— Что вы делаете? Куда вы меня ведете?
Фон Хольден и Вера вошли в крошечную ледовую клетушку, расположенную в узком проходе — ответвлении главного коридора. Фон Хольден крепко держал Веру за локоть, идя по проходу, и остановил ее в тот момент, когда появился Осборн. Фон Хольден намеренно выжидал и, почувствовав, что Вера готова крикнуть, позвать на помощь, круто повернул ее и увлек назад, в боковой туннель, а затем — в клетушку.
— Это был поджог. Они здесь. Они поджидают нас. Охотятся на вас и на документы, которые я привез.
— Но Пол...
— Возможно, он — один из них.
— Нет... Никогда! Он выжил, уцелел...
— Да что вы говорите!
— Он, должно быть... — Вера вдруг осеклась. Она отчетливо вспомнила лица тех людей, которые представились полицейскими из Франкфурта, за миг до того, как фон Хольден застрелил их. «Где женщина-полицейский?» — спросил один из них. «Не было времени», — ответил фон Хольден. Только теперь Вера поняла, что они имели в виду. Их интересовала не какая-то другая арестантка, а соблюдение процедуры1. Мужчина-детектив не имеет права везти в закрытом купе арестованную без сопровождения женщины — сотрудницы полиции!
— Мы должны выяснить об Осборне все, иначе нам обоим не выйти отсюда живыми.
Фон Хольден, улыбаясь, приблизился к Вере; в воздухе повисло облачко от его дыхания. Правая рука, — на поясе, за левым плечом — нейлоновый рюкзак. Он спокоен, нетороплив, уверен в себе — как в поезде с теми людьми. Как и Авриль Рокар за миг до расстрела французских агентов.
Только сейчас Вера поняла, что тревожило и мучило ее всю дорогу из Интерлакена, — до этого она была слишком взволнована и подавлена, чтобы сопоставлять факты.
Да, фон Хольден знал верные ответы на все вопросы — но по другой причине. Те люди в поезде были полицейскими. Нацистские убийцы — не они, а фон Хольден.
Глава 146
Осборн пробежал по узкому туннелю назад. В дальнем конце Ледового Дворца американские туристы садились в лифт. Он догнал их, когда двери уже закрывались, просунул руку в щель и втиснулся в переполненную кабину.
— Извините...
Двери закрылись; лифт пополз вверх. Что делать дальше? Осборн слышал, как кровь бьется у него в висках, будто стучит молоток. Лифт остановился перед входом в огромный ресторан. Осборн вышел первым, но затем отстал и снова смешался с толпой. За окнами стемнело; виднелись лишь заснеженные пики гор над ледником Алеч и сгущающиеся грозовые облака.
— Что поделываешь? — раздался за спиной голос Конни.
Осборн повернулся к ней и внезапно вздрогнул — от резкого порыва ветра зазвенели оконные стекла.
— Что делаю? — Осборн нервно разглядывал зал, двигаясь вслед за очередью к кассе. — Думаю... думаю, не взять ли чашечку кофе.
— Что случилось?
— Ничего. А что должно было случиться?
— У тебя, похоже, проблемы? За тобой что, гонится полиция?
— Нет.
— Ты уверен?
— Вполне.
— Тогда чего ты дергаешься?
Они уже стояли у самого прилавка. Осборн огляделся. Туристы усаживались за два сдвинутых стола. Американская семья, которую он видел в сувенирном магазинчике, сидела за другим столом. Отец показал в сторону туалета, и мальчик в курточке «Чикаго Буллз» направился туда. За столиком у двери оживленно болтали два молодых человека, пуская вверх сигаретный дым.
— Сядь со мной рядом и выпей это, — потребовала Конни, ведя Осборна от кассы к свободному столику.
— Что это? — Осборн взглянул на бокал, который Конни поставила перед ним.
— Кофе с коньяком. А теперь будь хорошим мальчиком и выпей это.
Осборн посмотрел на нее, поднял бокал и сделал глоток. Как быть? Они здесь — в здании или где-то рядом снаружи. Я не пошел за ними, значит, они придут за мной.
— Вы доктор Осборн?
Осборн поднял глаза. Перед ним стоял мальчик в «Чикаго Буллз».
— Да.
— Один человек велел передать вам, что ждет вас на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77