Она небрежно оттолкнула их и одарила официанта самой ласковой из своих улыбок, отчего любезная индифферентность мгновенно растворилась в приливе симпатии.
– Не надо меню. Мне, пожалуйста, полный набор устриц и полбутылки шампанского, только похолоднее.
– Отменный выбор. Дюжина устриц вас устроит?
– Вполне. А две дюжины устроят еще больше.
Официант записал заказ и наклонился к ней с заговорщицким видом.
– Я в хороших отношениях с мэтром. Думаю, мне удастся выговорить вам целую бутылку по цене половины. Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс.
– Неужели так заметно, что я нездешняя?
Официант состроил гримаску и покачал головой.
– Во-первых, у вас чемодан, во-вторых, вы улыбаетесь. Сразу видно: вы не из Нью-Йорка.
– Но чемоданы есть и у отъезжающих, верно?
Вопрос она задала ради проформы и получила ожидаемый ответ:
– Отъезжающие обретают способность улыбаться, лишь отъехав подальше отсюда.
Ньюйоркец отошел, унеся с собой свою доморощенную философию, и Лиза осталась одна.
За столиком в противоположном углу зала разместилась компания шестерых мужчин, тоже явно нездешних. Лиза сама слишком часто и подолгу бывала в этой роли, чтоб не распознать чужаков. Она разглядывала их одного за другим под прикрытием официанта, пока делала заказ. Как только Лиза вошла и села, все они тут же сделали на нее стойку, точно мартовские коты.
Она притворилась, будто ищет что-то в сумке, после чего, на ее счастье, подоспел официант с вазой устриц, красиво уложенных во льду, и бутылкой, кокетливо торчащей из хромированного ведерка.
Мужчины дождались, когда ее обслужат, а дальше все произошло в точности так, как ожидала Лиза. Один из них, высокий, с залысинами и брюшком любителя пива под светлой курткой, посовещавшись с приятелями, встал и двинулся к ее столику.
Он подошел, как раз когда Лиза положила себе на тарелку большую устрицу.
– Привет, красотка. Меня зовут Гарри, я из Техаса.
Лиза всего на миг оторвала глаза от устрицы и тут же вернула взгляд на место.
– И это отличает тебя от других? – поинтересовалась она, не глядя на подошедшего.
Тот не заметил вопроса в ее интонации, приняв реплику за комплимент.
– Еще как!
– Я так и поняла.
Техасец без промедления плюхнулся на обитый кожей табурет напротив Лизы.
– Как тебя зовут?
– Что бы ты мне ни предложил, меня это не интересует.
– Да брось! У такого, как я, всегда найдется, чем заинтересовать женщину твоего пошиба.
Охотник пустил коня в галоп, не замечая явного отвращения на лице своей дичи. Придется поставить его на место. Лиза откинулась на спинку стула, слегка выпятила грудь и взглянула на него так, что бедняга почувствовал дрожь в коленях.
Затем без всякого предупреждения улыбнулась, и в этой улыбке было море обещаний.
– Знаешь, Гарри, что я больше всего ценю в мужчинах? Предприимчивость. У тебя ее хоть отбавляй, сразу видно: ты парень энергичный. Очень энергичный.
Гарри приосанился и чуть отклонился в сторону, чтобы похвастать ее улыбкой перед друзьями. От Лизы не укрылся торжествующий взгляд, который он метнул к их столику.
– Ты даже не представляешь, какой энергичный.
– Я это уже поняла. Так вот, имей в виду: я тоже энергичная особа. Погляди на мою руку.
Лиза медленно вытянула левую руку на столе. Гарри впился взглядом в тонкие пальцы с длинными ногтями на фоне красно-белых клеточек скатерти. Она еле заметно шевельнула кистью и вложила в этот жест столько чувственности, что у мужчины невольно дернулся кадык.
– А теперь представь, что это не скатерть, а твоя спина, твои волосы, твоя грудь и прочее.
Слово «прочее» обожгло его лицо горячим дыханием, и перед ним разверзлась бездна радужных перспектив. Лиза же, прикрыв глаза, продолжила свой многообещающий монолог:
– Представил?
По невыразительному лицу Гарри было видно, что он представил в полной мере. И тут сидящая против него женщина резко сменила тон. Она уже не смотрела на него, а ее голос вмиг утратил чувственную хрипотцу.
– А теперь представь, что я могу сделать другой рукой.
Взглядом она указала на конкретную точку под столешницей. Гарри опустил глаза вниз, и краска сошла с его лица. В правой руке женщина сжимала пружинный нож.
Острие ножа было нацелено ему прямо в гениталии.
– Так что выбирай, Гарри. Или с яйцами вернешься к друзьям, или без них.
Гарри попытался изобразить на лице ухмылку, но это у него не слишком хорошо получилось.
– Ты не посмеешь.
– Думаешь, не посмею?
Последовала пауза. Казалось, единственным движением в мире на несколько секунд стала капля пота, катившаяся по лбу Гарри. Затем Лиза вновь запустила мир.
– Могу тебе дать шанс.
– Какой?
– Парень ты, в общем, не злой, просто придурок, поэтому я решила тебя пощадить. Сейчас ты сунешь руку в карман и дашь мне свою визитку. Я возьму ее и улыбнусь тебе. Твои друзья это увидят, а ты уж им рассказывай что хочешь. К примеру, сегодня вечером сходишь в кино на последний сеанс, а завтра поведаешь дружкам, какой классный перепихон был у нас с тобой. Меня это не колышет. Мне от тебя нужно одно: чтоб ты убрался отсюда и дал мне поесть спокойно.
Гарри медленно и осторожно – не наткнуться бы на сталактит, нависший над его мужской гордостью, – поднялся на ноги.
А Лиза выпростала из-под стола пустую руку. Точно рассчитанным и многозначительным жестом взяла с блюда самую большую устрицу и с еле слышным шумом высосала ее.
Гарри попытался сохранить хотя бы остатки достоинства. Но сделал это, стоя спиной к столику приятелей.
– Шлюха ты, и больше никто.
Обращенная к нему ангельская улыбка совсем не вязалась с обликом прекрасной женщины, которая еще минуту назад готова была с невозмутимым видом вонзить нож в его мужское хозяйство. Рука ее вновь скользнула под столешницу.
– Коли так, чего же ты встал, садись.
Гарри круто повернулся и пошел в противоположный конец зала. Она проводила его улыбкой. Когда он уселся за свой столик, она подняла бокал с шампанским и приветственно кивнула ему. Никто из приятелей не придал значения вымученной улыбке, которой Гарри ответил на ее кивок.
А Лиза спокойно переключила внимание на устрицу, возвышавшуюся в центре металлического подноса.
Сорок пять минут спустя такси доставило ее по указанному адресу: дом 54 на Шестнадцатой улице, между Пятой и Шестой авеню, в районе Челси.
Она вышла из машины и, пока шофер выгружал ее чемодан из багажника, подняла глаза сначала к самой крыше дома, затем, чуть опустив, попыталась отыскать окна угловой квартиры на третьем этаже. Порывшись в сумке, она извлекла связку ключей, подхватила чемодан и направилась к стеклянным дверям подъезда.
Она не знала, надолго ли, но пока это место следовало именовать домом.
7
Джордан въехал на мотоцикле в парк Карла Шурца и сразу свернул на аллейку, ведущую к Грейси-Мэншн, официальной резиденции мэра Нью-Йорка. Брат обосновался там после избрания, хотя имел роскошный аттик на Семьдесят четвертой. Джордан прекрасно помнил тронную речь брата, когда тот своим самым завлекательным голосом объявил, что «мэр Нью-Йорка должен жить там, где его поместили граждане, ведь именно туда они придут, когда он будет им нужен».
Он остановился перед воротами, снял шлем. Охранник с юношески прыщавым лицом подошел спросить документы.
– Я Джордан Марсалис. Мэр меня ждет.
– Документы, пожалуйста.
Не говоря ни слова, Джордан вытащил права из кармана куртки. Ожидая исхода проверки, Джордан глядел сквозь решетку на припаркованные служебные машины и на полицейское оцепление возле дома. Ясное дело: сын первого гражданина убит, не исключено, что убийца метит в отца.
Полицейский вернул ему документ.
– Благодарю вас. Сейчас открою.
– Спасибо, сержант.
Если сержанту и была известна его история, то он не подал вида. Он вернулся в будку, и вскоре ворота автоматически раздвинулись.
Джордан поставил мотоцикл на небольшой площадке перед главным входом в Грейси-Мэншн. Не успел он подойти к дверям, как они распахнулись, и на пороге вырос лощеный дворецкий, формой и физиономией удивительно напоминавший Джона Гилгуда в лучшие времена.
– Добрый день, мистер Марсалис. Пожалуйте за мной. Мэр ждет вас в маленьком кабинете.
– Не провожайте меня, я знаю дорогу. Спасибо.
– Хорошо, сэр.
Дворецкий с поклоном отошел в сторону. А Джордан двинулся по длинному коридору в противоположное крыло здания, выходящее окнами на Ист-Ривер.
Когда они вышли из дома Джеральда, Кристофер попросил брата приехать к нему в Грейси-Мэншн. На улице Джордан опять избежал натиска журналистов, укрывшись за спасительной преградой шлема. Впрочем, на сей раз в защите не было такой уж необходимости, поскольку следом вышел Кристофер. Журналисты буквально взорвались от возбуждения и накинулись на него, как полчище разъяренных муравьев на того, кто растревожил их муравейник.
Джордан беспрепятственно прошел к своему «дукати», включил зажигание и отъехал, не оглянувшись.
И вот он стоит перед дверью, в которую так не хочется стучать. В конце концов он легонько приложил костяшки к полированной панели и, не дожидаясь ответа, вошел.
Кристофер, сидя за письменным столом, говорил по телефону. Взмахом руки он пригласил брата входить и садиться. Поодаль в кресле сидел нога на ногу Рубен Доусон, элегантный, собранный и бесстрастный, как всегда. Он удостоил Джордана едва заметным кивком.
Но Джордан не стал садиться, а подошел к окну, которое выходило на канал Рузвельта. В воде отражался тот же самый свет, что и на Уотер-стрит. По каналу медленно ползла к югу баржа. По набережной шел человек, держа за руки двоих детей, должно быть, вел в парк, на детскую площадку. Двое молодых людей самозабвенно целовались у парапета.
Ничего сверхъестественного, банальный весенний день.
Лишь за спиной звучал ледяной голос брата, у которого только что убили сына.
– Нет, я сказал. Не надо делать из случившегося спектакль. Никаких фотографий убитого горем отца и тому подобного. Сколько наших парней гибнет сейчас в разных уголках мира. Гибель любого из них не менее важна, боль водопроводчика из Детройта ничуть не слабее боли мэра Нью-Йорка. Если надо, можешь написать, что город оплакивает потерю большого художника.
Пауза.
Джордан не знал, с кем именно говорит брат, но понял, что он отдает распоряжения пресс-центру, который будет освещать трагедию. Ему вспомнилось окаменелое лицо Кристофера, когда тот увидел тело сына.
А теперь он…
– Хорошо, но все шаги обсуждать со мной.
Грохот опущенной на рычаг трубки слился со скрипом отворяемой двери. В кабинет вошел шеф полиции Мейнард Логан; на лицо его была надета приличествующая случаю маска.
– Кристофер, примите мои глубочайшие соболезнования. Я, как только узнал, сразу…
Человек за письменным столом прервал его, явно не услышав ни одного слова:
– Садись, Мейнард.
Джордан еще никогда не видел Мейнарда в таком смущении и даже не думал, что подобные чувства свойственны шефу полиции. Когда же Мейнард заметил его, то совсем растерялся.
Он сел, откинулся на спинку стула, видимо пытаясь овладеть собой. Кристофер поставил локти на деревянную столешницу и ткнул в Логана пальцем.
– Мейнард, я хочу, чтобы ты нашел того, кто так зверски убил моего сына, и упрятал его в «Синг-Синг». Пускай другие заключенные каждый день пускают ему кровь, а я хочу сам повернуть рычаг и всадить электрический разряд ему в задницу.
Кристофер Марсалис был политиком и, как все политики, знал, какие танцы исполняются перед избирателями. Но в частных беседах позволял себе изменять лексикону, выработанному для публики.
– И еще я хочу, чтобы следствие вел Джордан.
Трое в кабинете на миг застыли. Джордан у окна, брат с пальцем, нацеленным в Логана, Рубен Доусон, углядев что-то занятное в ремешке наручных часов. И только шеф полиции, ерзая на стуле, нетерпеливо переводил глаза с одного на другого.
– Но, Кристофер, я ни…
– Ты ни хрена, Мейнард!
Логан попытался зацепиться за уходившую из-под ног почву:
– Ладно, давай рассудим. Я лично против Джордана ничего не имею. Все знают, какой он сыщик. Но быть хорошим сыщиком недостаточно, есть протокол, который даже я…
Тирада Логана была обречена на то, чтобы остаться незаконченной. Мэр коршуном впился в его последние слова:
– Плевать я хотел на твои протоколы. Твои люди не найдут собственную задницу даже с учебником анатомии в руках!
– У меня есть обязательства перед обществом. Как я смогу требовать соблюдения законности, если сам ее нарушу?
– Мейнард, мы с тобой не на полицейском инструктаже. Мне известно, что там у вас делается. Половина личного состава берет взятки, а другой их не дают, так она только и мечтает, чтоб дали. Законность меняется по мере необходимости.
Логан попробовал зайти с другой стороны, прекрасно понимая, что это его последний оплот.
– Джордан – твой родственник и не может быть максимально объективен.
– Мы все видели, как Джордан расшифровал тот номер на стене. Если уж он после такого зрелища…
Кристофер запнулся и на мгновение вновь стал отцом, увидевшим труп сына. Но это была лишь доля секунды – мэр тут же взял себя в руки.
– Если уж он после такого зрелища сохранил хладнокровие, не думаю, чтоб он и в дальнейшем давал волю своим чувствам.
На лице Мейнарда появилось выражение человека, готовящегося срыть гору столовой ложкой.
– Ну, не знаю…
– Зато я знаю, – вновь перебил Кристофер. – Я отлично знаю, чего хочу. А ты должен мне помочь этого добиться.
Впервые после прибытия Джордан услышал свой голос:
– Вам не кажется, что не худо бы прежде спросить меня?
Мейнард и Кристофер воззрились на него так, словно он только что появился в комнате. По бескровному и бесстрастному лицу Рубена Доусона промелькнула тень улыбки.
Джордан оторвался от окна и шагнул к столу.
– Я вышел из игры, Кристофер. Видит бог, я скорблю о потере Джеральда, но сейчас мне положено быть по меньшей мере за сто пятьдесят миль отсюда.
Голубые глаза брата ощупали его лицо, ища утешения.
– Дорога от тебя не убежит, Джордан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47