Детские воспоминания перенесли Ясмин на пологие склоны Атласских гор, где она совсем маленькой девочкой пасла коз.
Ей вдруг послышалось мелодичное позвякивание колокольчиков. Звенели браслеты на запястьях Ясмин, и все это сливалось в целую симфонию детства. Иногда девочке казалось, что она тоже козочка и бегает по каменистым склонам вместе со своими подружками.
Как же радовалась Ясмин, когда мама готовила таджин — вкуснейшее блюдо из курицы, зажаренной в масле с оливками, яблоками и морковью — самая любимая ее еда! Иногда, когда она отправлялась пасти коз, Ясмин давали с собой лепешки — очень вкусные, с начинкой из тертого миндаля и меда. Козлята облизывали пальцы Ясмин, лакомясь липким сладким сиропом. Потом убегали искать своих матерей, чтобы напиться теплого, густого молока из их набухших сосков.
До чего же все было просто тогда! Если бы мать Ясмин не умерла от той ужасной болезни с бесконечным кашлем, жизнь осталась бы такой же бесхитростной. Ясмин, вероятно, вышла бы замуж за кого-нибудь, очень похожего на ее дядек. Нет сомнений, что сейчас у нее уже было бы четверо детей, и она вынашивала бы пятого (если прежде не умерла бы при родах, как случалось со многими женщинами в деревне). До чего же странные повороты делает человеческая судьба! Теперь Ясмин — владычица небольшой империи, миллионерша и еще намерена стать деловой женщиной.
Аллах определенно был невнимателен. Он был марокканцем, а как сказала много лет назад Соланж, мужчины-арабы не отличались либеральными взглядами в отношении женщин. Так что позволить одной из своих дочерей стать деловой женщиной было явным недосмотром со стороны Всевышнего. Мысль эта заставила Ясмин улыбнуться.
Встряхнув головой, чтобы сбросить с себя паутину воспоминаний, Ясмин отправилась на автобус, как делала это многие месяцы. Она стояла на автобусной остановке, и позднее полуденное солнце все удлиняло тени растущих вдоль улицы деревьев. Зимний день был прозрачно чист. Ясмин вдруг поняла, что имеет право, если только захочет, взять такси. Теперь деньги не были для нее проблемой. Но она поняла, что хочет ехать именно на автобусе: она хочет попрощаться со своей прошлой жизнью и в последний раз пережить, насколько это возможно, еще один, последний, обычный день, прежде чем возьмет в руки бразды правления своей новой жизнью.
Ротенбург встретил Ясмин с восторгом и, между прочим, ни словом не обмолвился о ее трехмесячном отсутствии и о ее новом статусе баронессы. Он, казалось, к тому же был не слишком расстроен обстоятельством, что Ясмин уезжает навсегда.
— Я с самого начала предполагал, что вы не задержитесь у меня надолго, моя дорогая, — заявил Оскар, целуя Ясмин в щеку. — Обычно такая красивая девушка, как вы, выходит замуж уже через три или четыре месяца. А мне удалось покомандовать вами в течение почти восьми месяцев. Вышло гораздо дольше, чем я рассчитывал. Я считаю, что мне повезло.
— Три месяца — достаточно долгий срок, чтобы забыть ваши команды, — улыбнулась Ясмин. — Я проработала у вас меньше четырех месяцев. Так что вы, как всегда, преувеличиваете.
Тем не менее Ясмин была польщена комплиментом Ротенбурга и, смущенно покраснев, принялась просматривать бумаги.
— Кроме того, — продолжал Ротенбург, — не исключено, что наше знакомство обернется для меня еще одной очень выгодной стороной. Как я понял, у Сен-Клера была своя довольно приличная коллекция. Возможно — предупреждаю, что это только предложение — в ней найдется несколько безделушек, которые вам захочется продать. Какая-нибудь мелочь, что сможет пополнить мою коллекцию?
— Безделушек? — засмеялась Ясмин, заметив в глазах Оскара лукавый огонек. — Постараюсь поискать. Хотя вряд ли мне захочется продавать что-нибудь из парижского дома, но что касается виллы в Танжере, там, возможно, удастся найти одну-две «безделушки». Я посмотрю, есть ли там вещи, которые могли бы вам понравиться.
— Великолепно, дорогая моя, просто великолепно!
Ротенбург с такой радостью потер руки, выдавая при этом собственную, по-детски непосредственную алчность, что Ясмин едва смогла сдержать распиравший се смех. В эту минуту Оскар был похож на огромного лукавого персонажа из диснеевских фильмов.
— Вам следовало бы выступать на сцене, — заметила Ясмин. — Вы стали бы великим актером.
— Вы действительно так считаете? — Комплимент был явно приятен Ротенбургу, который при этом даже слегка приосанился. — Сомневаюсь, дорогая моя, но не потому, что не подхожу для этого. Я не создан для главных ролей.
Скажу больше: по правде говоря, я предпочитаю оставлять свои представления для более тесной аудитории. В этом случае трудно догадаться, когда я играю на самом деле, а когда нет. Всякий раз они считают, что я совершенно искренен. — Оскар хихикнул. — Умно, не правда ли?
— Дьявольски! — рассмеялась Ясмин. — Теперь знаю, как вам удается побеждать на всех этих аукционах. Вы ничем не выдаете своих намерений. Цена неизменно снижается до той отметки, которую вы себе назначили.
Ротенбург пристально посмотрел на Ясмин, глаза его на секунду сузились, но он тут же расслабился и с изумлением заметил:
— А вы, моя дорогая, очень умная девушка. Надеюсь, мне никогда не доведется торговаться с вами на аукционе. — В тревожной задумчивости Оскар приподнял брови. — А теперь — приступим к работе. — Он схватил пачку бумаг и потряс ею в воздухе. — Не имею ни малейшего понятия, что это такое… а сейчас вы мне верите?
— Нисколько, — ответила Ясмин. — Но если хотите, я вам подыграю. Когда, между прочим, начнет работу новая секретарша?
— Через две недели.
— Но это невозможно! Я не смогу остаться, чтобы научить ее. — Ясмин огорчилась. — Через две недели я буду в Англии.
— Не беспокойтесь на этот счет, — махнул рукой Оскар. — Она научится всему точно так же, как вы. Пожалуй, даже лучше дать ей возможность выработать собственную систему.
— Думаю, вы правы. Но все же, если есть какая-то возможность…
— Прошу вас, перестаньте лепетать об этой новой секретарше. Давайте лучше начнем работать, — попытался изобразить строгость Оскар.
Они интенсивно проработали около двух часов, после чего Ясмин сердечно поцеловала Ротенбурга на прощание.
— Как только окажусь в Англии, обязательно заеду повидаться с вами, — пообещал Ротенбург на пороге. — А вы угостите меня замечательным ужином в качестве компенсации за все беды, которые мне причинили.
— С удовольствием. — Ясмин шагнула вниз по ступенькам. — А вы в ответ сводите меня в театр. А лучше на какой-нибудь балет.
Вечером, после ужина, Ясмин с помощью Соланж убрала маленькую квартирку, которую она все еще называла своим домом. Вернув ключи мадам де Гонкур, женщины вынесли вещи и погрузили в такси. Когда они добрались до квартиры Соланж, измотанная Ясмин отказалась от стаканчика бренди перед сном и отправилась прямиком в постель.
Но быстро уснуть ей не удалось. Сознание Ясмин было переполнено массой образов и калейдоскопом событий, упорно не желавших выходить из головы. Самым назойливым был, конечно же, Хасан, и Ясмин страдала от сильного физического желания. Даже здесь, в безопасности надежного дома Соланж, за сотни миль от мощного воздействия Хасана, Ясмин мучилась жаждой страсти. От проносившихся в сознании живописных сцен и любовных утех кожа ее начала зудеть. Мысленные образы повлекли за собой и физические ощущения. Ясмин судорожно вспоминала вкус губ Хасана и его руки, страстно ее ласкавшие.
Но Ясмин вовсе не любила Халифу! Она ужаснулась силе своего влечения к этому мужчине. Она дала себе обет забыть его, но это оказалось непросто. Ясмин проклинала эту ноющую точку между ног, отвлекающую ее от главных мыслей о собственной жизни.
«Прежде чем вернусь в Париж, я должна перестать об этом думать», — решила она.
Стараясь не поддаваться чувственному безумию, которое охватило ее, Ясмин засунула между ног подушку и крепко сжала се коленями. Наконец она смогла погрузиться в сон с тяжелыми сновидениями. Проснувшись, Ясмин не могла припомнить ни одного из них и чувствовала себя еще более разбитой и уставшей.
Приготовленный Соланж кофе немного помог, но Ясмин оставалась измотанной и безвольной перед лицом предстоящего дня. Как славно было бы снова зарыться опять в подушки и утонуть в сладком сне!
— Просыпайся, соня! — ласково потрепала Ясмин по плечу Соланж. — Просто ты пытаешься не думать о переменах в своей жизни. Типичная реакция маленького ребенка на что-то новое. Но ты уже выросла!
— Нет, еще не выросла, — уныло промямлила Ясмин.
— Расставание с прошлой жизнью всегда оказывает на женщину подобное действие. — Соланж весело махнула рукой в сторону коробок в холле:
— Кстати, зачем ты тащишь все это с собой?
— Потому что все так делают.
— Очень убедительный аргумент. С тем же успехом ты можешь сказать, что хочешь взобраться на Эверест, потому что так принято, — усмехнулась Соланж. — Почему бы не выбросить все это? Завтра же ты можешь зайти в любой салон и купить все, что твоей душе угодно. Разве я не права?
— Соланж! Это же расточительство!
— Возможно, — согласилась Соланж. — Но ты можешь себе позволить.
Ясмин даже не улыбнулась.
— Ты действительно так считаешь? — спросила она, глядя на коробки с полнейшей апатией.
— Что считаю?
— Что мне следует все это выбросить?
— Дорогая моя, делай что хочешь.
В конце концов Ясмин взяла с собой в Оксфорд все вещи. Она украсила свою маленькую комнату плакатами, которые в свое время подбирала с такой тщательностью, и застелила постель покрывалом, подаренным Соланж. Старые вещи придали ее жилищу вид уютный и обжитой. Комната стала похожа на сотни таких же. Ясмин стремилась все эти годы к ординарности, потому что самым тяжким бременем, постоянно угнетавшим ее, была необходимость быть не похожей на других.
Идея накопительства была для Ясмин абсолютно чуждой. Иметь деньги, разумеется, было приятно. Безопасно.
Временами даже радостно. Но если честно, Ясмин чувствовала себя не в своей тарелке от такого количества денег.
Она знала, что не заработала из них ни пенса — она получила их в результате несчастного стечения обстоятельств как наследство, которое как с неба свалилось.
Вдобавок ко всему это свалившееся с неба наследство стало результатом целой серии тягостных и ужасных обстоятельств. Если бы Ясмин могла последовательно описать кому-либо все события ее жизни, которые предшествовали се богатству — начиная с изнасилования матери, потом — продажа Кадиру, работа в борделе, затем отношения с Андре и его внезапная кончина, — рассказ вряд ли походил бы на святочную историю.
Ясмин решила, что чем меньше она будет распространяться о своем финансовом состоянии, тем лучше, и потому с большим облегчением узнала, что в колледже Святой Анны, в Оксфорде, этим вопросом мало кто интересовался. Естественной реакцией Ясмин было желание оставаться как можно дольше в тени.
Живя в Париже, из-за амбициозности Хасана ей приходилось носить яркие, модные одежды и делать сложные прически. Хасан часто возил Ясмин по магазинам и сам выбирал для нее наиболее экстравагантные наряды. Ему нравилось, когда Ясмин носила волосы распущенными или же искусно заплетенными парикмахером. Постепенно Хасан превратил Ясмин в сногсшибательную женщину, привлекающую взоры толпы. Очень часто прохожие на улицах провожали ее взглядами. Ясмин это не нравилось, а Хасан был в восторге. Имея при себе такую яркую красавицу, как Ясмин, Хасан чувствовал себя на высоте, его мужской авторитет многократно возрастал в глазах других мужчин, впрочем, и женщин тоже. Разумеется, никому и в голову не приходило, что за все свои шикарные наряды Ясмин платит сама. Никто об этом никогда и не спрашивал.
Но здесь, в Оксфорде, Ясмин стягивала свои великолепные волосы в пучок на затылке и носила коричневые вельветовые джинсы. К ним она надевала темно-серые или коричневые свитеры. Она слилась с толпой, воплотив в жизнь свое представление о том, как скромно должна выглядеть студентка экономического факультета. Просиживая многие часы над книгами, Ясмин испортила зрение, что позволило ей еще более усовершенствовать свою «маскировку» — она стала носить очки. Выбрав для себя огромную роговую оправу, скрывавшую чуть ли не половину лица, Ясмин наконец-то добилась желанной цели — полностью растворилась в толпе.
Хасан рассмеялся, когда в первый раз увидел Ясмин в Оксфорде. Впрочем, этот визит стал и единственным. Ясмин стала для Халифы чужой и далекой: образ новой Ясмин — книжного червя и синего чулка — настолько отличался от придуманного когда-то самим Халифой, что влечение его очень быстро угасло.
— Я вижу, ты здесь обжилась, — констатировал Хасан, махнув рукой на стопки книг на столе.
— Пришлось, — коротко ответила Ясмин. — Я затем сюда и приехала.
— Ясмин, ты можешь сколько угодно прятаться от меня или от своих однокурсников, но от себя не спрячешься.
По крайней мере надолго.
— Я от себя не прячусь. Это я и есть.
Хасан рассмеялся:
— Если ты предпочитаешь так думать — на здоровье, моя дорогая. Но я знаю тебя лучше. — Хасан провел ладонью по щеке Ясмин и ниже к ключице. — Да. Гораздо лучше, чем ты думаешь.
— В самом деле? — Ясмин стало интересно, что действительно знает о ней Халифа. — Так поведай же мне, что я есть на самом деле, Хасан. Любопытно послушать.
— Твоя очаровательная маленькая личность разделена на две равные половинки. — Хасан говорил медленно, обдумывая каждое слово. — Возможно, тебе проще будет понять, что я имею в виду, если я назову это противоречивой натурой. Ты не устраиваешь себя, как личность. Ты думаешь, что должна работать, учиться, делать из себя что-то, чем ты не являешься. Ты постоянно недовольна собой и своей жизнью. Знаешь, а ведь такой тебя сделал Андре.
— Он не мог сделать меня «противоречивой натурой».
Я такой родилась, — осторожно заметила Ясмин. Интуитивно она почувствовала, что лучше защищать Андре небрежным тоном, тогда удастся погасить гнев Хасана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57