Соленый воздух вдруг показался Ясмин необыкновенно вкусным. Далеко внизу замерцали огни города — манящие, наполненные невысказанными обещаниями. В эти краткие моменты, захмелевшая от ночи и запаха жасмина и моря, Ясмин чувствовала, как легко бьется ее сердце, вкушающее свободу. Вид широко расплескавшихся городских огней символизировал открытую перед ней прекрасную жизнь. Но тут же возвращались придирчивые сомнения и тревоги, гасившие короткие вспышки сладкого ощущения обретенной свободы. Пучина страха разевала свою пасть перед Ясмин, грозя поглотить в своей утробе. Плотнее укутавшись в накидку, девушка побежала по склону, словно преследуемая стаей демонов.
Ясмин уже почти достигла города, когда из-за поворота дороги неожиданно вырвался на бешеной скорости автомобиль. Посмотрев вслед красным огонькам задних стоп-сигналов, тут же скрывшихся за очередным поворотом, Ясмин подумала, что это, должно быть, Хасан бросился за ней в погоню. Она быстро выбросила неприятную мысль из головы. Хасан больше никогда не вернется в ее жизнь. Она свободна.
Единственное, что заботило сейчас Ясмин, — как быстрее добраться до аэропорта, купить билет и долететь до Женевы, до мадам Дюша. Ясмин понимала, что придет в аэропорт задолго до вылета, но это не имело никакого значения. Она может посидеть в зале ожидания и будет ждать сколько потребуется. В конце концов, теперь она полностью была во власти собственной судьбы. И от Ясмин уже не зависело ничего.

3
Женева, июнь 1975 года
Глава 9
Позже Ясмин поражалась, как ей удалось преодолеть это тяжкое испытание. Она сидела в удобном глубоком кресле в залитой солнцем женевской квартире мадам Дюша и отдыхала. Уходило напряжение последних страшных часов. Ясмин впервые расслабилась. Она ощущала боль во всем теле, болели мускулы после целой ночи бегства и страха, нервы были натянуты до предела. Ясмин страдала от безвозвратной потери Андре.
Лицо мадам Дюша, такое прекрасное, приветливое, доброе, действовало на Ясмин успокаивающе.
После того как такси доставило ее к подъезду многоэтажного дома с изящными скульптурами у входа и лепными украшениями на каждом окне, Ясмин показалось, что она уже не в силах сделать и шага. Но, подняв свой багаж, она все же заставила себя подняться по ступенькам. Небольшой лифт с панелями красного дерева быстро доставил Ясмин на пятый этаж, где она с облегчением поставила вещи на пол и нажала кнопку звонка.
Дверь тут же растворилась, и Ясмин упала в теплые объятия мадам Дюша.
— Слава Богу, ты наконец-то здесь, — сказала мадам, проводя девушку в комнату.
Ясмин погрузилась в уют красивого высокого кресла и устало откинула голову на мягкую спинку.
— Ах, мадам, вы не представляете себе, до чего же я рада наконец-то быть здесь, — облегченно выдохнула она.
— Прежде всего, дорогая, зови меня, пожалуйста, Соланж. Теперь мы с тобой в несколько иных отношениях: я больше не классная наставница, а твой друг.
— Огромное спасибо, Соланж… как странно звучит…
— Привыкнешь, милая. А теперь садись, пожалуйста, к столу… Может быть, чаю? И что-нибудь перекусим. А потом ты все-все расскажешь.
Закрыв глаза, Ясмин прислушивалась к звукам, доносившимся с кухни, где Соланж готовила на скорую руку что-нибудь поесть.
— Все готово! — позвала Соланж.
Ясмин с усилием поднялась из кресла и пошла на голос в маленькую кухоньку с большим окном. Солнце наполняло помещение светом, струившимся сквозь фигурные ячейки оконных переплетов, и обливало золотым сиянием изящную плетеную мебель.
— А теперь расскажи… — Соланж терпеливо дождалась, пока Ясмин отопьет чаю и немного согреется. — Что же все-таки произошло? И чего я, по твоим словам, не понимаю?
Пока Ясмин ела, она успела поведать Соланж все о своей семье в Рифе и об Андре. Но рассказать о Кадире у Ясмин духу не хватило — об этом она расскажет как-нибудь позже — очень уж стыдно. Не хотелось давать Соланж повод думать, что Ясмин — не просто бедная марокканская девчушка, выросшая в нищете и из благотворительности посланная учиться, а проститутка из публичного дома, купленная для утехи старика, назвавшегося ее отцом.
Она сказала Соланж, что Андре решил позаботиться о ней и отправить в школу после смерти матери Ясмин. Она также поведала о том, как они с Андре стали любовниками в путешествии на обратном пути в Танжер, описала смерть Андре и, едва сдерживая раздражение, рассказала, как реагировали на нее в Танжере с самого момента возвращения.
— Теперь ты понимаешь, почему я не могла там оставаться. Все они без исключения считают меня воровкой и авантюристкой или, что страшнее всего, убийцей.
— Знаешь, мне кажется, ты все преувеличиваешь. Разумеется, никто не обвинит тебя в убийстве Андре. Подобные несчастья случаются довольно часто, моя милая, и, конечно же, виновата в этом вовсе не женщина. Но я все же не совсем понимаю твое отношение к прочему. Возможно, если бы ты пожила там подольше, познакомилась с людьми, пообщалась с ними неформально, у тебя были бы более благоприятные впечатления. Но если уж так получилось, тебе лучше всего остаться в Женеве. Не вижу необходимости возвращаться в Танжер. Не сомневаюсь, что барон де Сен-Клер собирался как-то устроить твои финансовые дела, но он просто не успел. Людям не дано знать, когда они умрут. C'est la vie.
— Ax, спасибо, мад… я хочу сказать, Соланж. Но я не хотела бы обременять тебя.
— Ты нисколько не обременишь меня, Ясмин. Надо только немного подождать, пока ты придешь в себя после этих печальных событий. А потом хорошенько подумать, что делать дальше.
— Я постараюсь найти работу. Хоть я и ничего не умею, но могу устроиться официанткой или что-то в этом роде.
— Ради Бога! Я считаю, тебе не следует сейчас забивать себе голову работой. Для начала, моя милая, тебе просто необходимо отдохнуть и собраться с мыслями.
— Нет. Я не смогу сидеть без дела целый день. Мне нужно чем-то заняться. Я должна работать как можно больше, чтобы к концу дня не оставалось сил на мысли и воспоминания.
— Я понимаю, о чем ты говоришь. Хорошо… Я вообще-то не очень согласна, но, может, тебе лучше знать.
— И еще мне хотелось бы вернуть деньги, которые я взяла из сейфа. Разве не понятно? Они обнаружат недостачу и решат, что я — воровка. В самолете мне пришло в голову, что они даже могут заподозрить в пропаже денег Сайда или Салиму, а это будет совершенно ужасно.
— А знаешь, — в глазах Соланж появилось выражение глубокой задумчивости, — кажется, я нашла для тебя работу.
Ясмин молча смотрела на Соланж во все глаза.
— У меня есть знакомый — Оскар фон Ротенбург, он как раз недавно спрашивал меня, не знаю ли я кого, кто мог бы заняться разбором его частной коллекции. Он очень богатый человек и собрал великолепную живопись. Его антиквариат выставляется в музеях и галереях. Ротенбург не пропускает ни одного аукциона, он постоянно выискивает новые предметы, пополняя свою коллекцию. Большую часть времени он находится в разъездах, и потому ему нужен секретарь, который бы занимался деловыми вопросами: оформлением бумаг, публикациями и транспортировкой его сокровищ. Это тонкая, деликатная работа, и Оскар спрашивал, не найдется ли среди моих знакомых человека, заслуживающего полного доверия и в то же время достаточно сообразительного, чтобы следить за его делами.
— Звучит прекрасно, но… ты действительно полагаешь, что я с этим справлюсь?
— Несомненно, справишься, дорогая. Ты умеешь печатать. У тебя отличная подготовка по истории искусств и античности. Вспомни о своих летних школьных турах и месяце, проведенном в Сорбонне. У тебя все будет в порядке. — Соланж встала и направилась к телефону. — Я сейчас же ему позвоню, надо узнать, не нанял ли он кого-нибудь за это время. Тогда мы еще что-нибудь придумаем, главное — не вешать носа, разве я не права?
Соланж ушла, и, как казалось, надолго, но Ясмин была благодарна ей за это, поскольку наконец-то могла просто спокойно посидеть и мирно попить чай. Наслаждаясь солнечным светом, она подошла к окну и посмотрела вниз, на снующие по улице автомобили. Свет пробивался сквозь листву выстроившихся вдоль улицы деревьев и расцвечивал веселыми, яркими пятнами тротуар, нарядно одетые люди бежали по своим делам — очаровательно мирная картина.
Ясмин почувствовала себя совсем как дома.
«Если бы только Андре не захотел вернуться в Танжер, — подумала она. — Если бы он только остался со мной в Европе. Тогда бы у него не случился сердечный приступ, и все было бы… не так, как сейчас».
Усталое отчаяние снова начало медленно запускать свои щупальца в душу Ясмин. Словно солнышко спряталось за облаком. Ясмин все так же стояла у окна и все так же смотрела па улицу, но яркость восприятия потускнела.
Она не услышала шагов вернувшейся в комнату мадам Дюша. Только когда Соланж заговорила, Ясмин, тряхнув головой, заставила себя вырваться из неприятного оцепенения и вникнуть в смысл се слов.
— Ну-с, дорогуша, нам положительно везет, — весело щебетала Соланж. — Оскар пока никого не нанял. Собственно, он говорит, что ждал, пока я кого-нибудь приведу. Ну разве не смешно? Этот человек использует меня как агента по найму.
— Он, может быть, не захочет меня нанять, — тихо и вяло предположила Ясмин.
— Не глупи. Кстати, я взяла на себя смелость сказать, что Андре удочерил тебя, так что ты — мадемуазель де Сен-Клер. Так будет проще всем тебя представлять. Еще я рассказала о смерти несчастного Андре — Оскар, оказывается, уже слышал об этом — и сказала, что работа тебе нужна не столько ради заработка, сколько из необходимости чем-то себя занять, чтобы отвлечься от скорби, и все в этом роде.
— Ты хочешь сказать… Я получу работу благодаря тому, что являюсь сомнительной родственницей Андре? — Ясмин показалось унизительным, что се берут на работу только благодаря упоминанию важного имени.
— Разумеется, нет, дорогая моя. Да ты еще и не получила работы. Завтра Оскар хотел только побеседовать с тобой. Прости, но я не могла отложить это на другой день: на будущей неделе Ротенбург уезжает в Париж и хотел бы, чтобы ты приступила к работе как можно скорее, если, конечно, найдет, что ты достаточно квалифицированна.
— Квалифицированна? А что ты имеешь в виду? О какой квалификации идет речь? — запаниковала Ясмин.
— Скорее всего самая обычная формальность. Он вполне мне доверяет, и раз уж я тебя рекомендовала, значит, это о чем-то говорит. По-моему, он просто хочет посмотреть, хорошенькая ли ты. Все они одинаковы, милочка. Не забывай об этом ни на минуту.
— Лучше бы мне работать у женщины, — мрачно отозвалась Ясмин.
— Уверена, что все будет хорошо. Впрочем, совсем не обязательно соглашаться на эту работу, если она тебе не понравится или не понравится Оскар. Но уверяю тебя: Оскар мой очень близкий друг и замечательный человек. Сама завтра увидишь. Мы еще поговорим об этом сегодня, а сейчас — иди за мной. — Соланж вышла в коридор и открыла одну из дверей. — Здесь у нас ванная. — Мадам Дюша открыла следующую дверь и провела Ясмин в маленькую комнатку с кроватью, туалетным столиком и длинным низким бюро.
Кровать была покрыта светло-голубым стеганым одеялом, под которым угадывались контуры высоких подушек.
— Здесь очень уютно, — улыбнулась Ясмин и, подойдя к постели, легла и блаженно откинулась на подушки.
— Бедняжка, ты так устала. Попытайся уснуть.
Соланж вышла, но мысли Ясмин все еще находились в вихреобразном состоянии. Казалось, ей никогда не привести их в порядок. Но не успела Ясмин об этом подумать, се перегруженное потрясениями сознание выключилось. Это было похоже на обморок. Девушка погрузилась в глубокий, целительный сон.
— Сегодня действительно замечательный день, — раздался над ее головой голос Соланж. Ясмин выбралась из объятий сна и лениво потянулась в своем уютном, мягком и теплом коконе из одеяла. Она открыла глаза навстречу яркому солнечному свету и забыла на мгновение, где она.
Ясмин удивилась голубым обоям и звукам автомобильных гудков, доносившихся с улицы.
— Знаю, что ты устала, но ты проспала почти сутки, дорогая. Пора вставать!
Ясмин еще раз потянулась и вытаращила глаза. Как только Соланж произнесла слово «сутки», она тут же все вспомнила. Ну конечно — Женева! Значит, она и вправду была смертельно уставшей: ей никогда в жизни не приходилось спать целые сутки. Спустив ноги с кровати, Ясмин опять потянулась.
— Который час?
— Ого-го! Почти половина двенадцатого, Ясмин, а мы должны быть у Оскара фон Ротснбурга после ленча. Поторопись. Я выгладила твою одежду и повесила ее в шкаф. Иди прими душ, потом мы что-нибудь перекусим и — в путь.
Ясмин стояла в душе и смывала с себя дорожную грязь.
Казалось, с того самого трагического дня в Танжере прошла вечность.
«Неужели это было только позавчера?» — подумала Ясмин.
Сейчас, стоя под приятными упругими струями воды после тяжелого ночного сна, Ясмин задумалась о том, до чего же гибким может быть человеческое сознание. Ей не верилось, что прошло всего двое суток. Очевидно, человек не может выдержать такого напора боли и потому отправляет ее в подсознание. Ясмин надеялась, что там эта боль и останется, потому что ей надо заставить себя продолжать жить. У нее нет времени на мысли о том, что могло бы быть. Отдаться сейчас подобным размышлениям — значит сорваться в пропасть горя, а она себе этого позволить не может.
Закрыв воду, Ясмин быстро растерлась полотенцем, оделась и вышла в кухню.
Соланж советовала ей поторапливаться, и Ясмин, схватив чашку обжигающего кофе, выскочила с ней в столовую, где села у открытого окна. Она выставила на солнце свои распущенные влажные волосы и задумалась. Что же ей сулит предстоящий денек? Это было действительно интересное ощущение — состояние полного неведения. Прежде Ясмин всегда знала, чего ожидать.
Вошла Соланж с тарелкой омлета и принялась рассказывать о своих планах на день и о том, что следует посмотреть Ясмин. Андре она не упоминала, за что Ясмин была ей благодарна. Все, чего сейчас хотелось Ясмин, — это есть омлет и слушать болтовню своей подруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57