В окно ярко светило солнышко, сушившее ее волосы, дул легкий ветерок раннего лета, приносивший нежный запах цветов, смешанный с выхлопными газами автомобилей, — какое блаженство! Окончив завтрак, они вышли из дома.
— Думаю, нам следует поехать на автобусе, — размышляла Соланж. — Таким образом ты будешь приучаться к самостоятельности. Вон там, на следующем углу, автобусные остановки. Восьмой помер доставит тебя до дома Оскара — это около квартала отсюда.
Ясмин смотрела в окно автобуса на бегущие мимо контуры городских домов. Какое же удовольствие сидеть вот так спокойно и ни о чем не думать! Однако пора выходить.
Ясмин опять оробела, ступив вслед за Соланж на твердую землю. Они направились к внушительному зданию с каменным фасадом, выложенным зеленой и белой мозаикой.
Соланж дернула ручку звонка. Лакей в ливрее важно растворил тяжелую резную дубовую дверь, окованную отполированной до блеска бронзой. Он слегка поклонился.
Соланж назвала слуге их имена, и тот провел их в огромный холл. Безукоризненно натертый, черный с белым паркетный пол пахнул воском, все стены были увешаны картинами — в два, а то и в три ряда. Потолки возвышались, казалось, до бесконечности, а сквозь стеклянный купол, венчавший потолок, был виден кусок голубого в кудрявых облаках неба. Над куполом парили маленькие скульптурные ангелочки, купавшиеся своими бронзовыми тельцами в лучах яркого солнышка; улыбки на их лицах сияли весельем.
Ясмин была очарована. Из холла был виден огромный зал — залитый солнцем, с блестящим паркетным полом и белыми стенами. В зале, словно в музее, стояли многочисленные статуи.
Отворилась дверь справа, и вошел очень большой, цветущий мужчина с румяным лицом. Одет он был в кремовый костюм в полоску, делавший мужчину еще крупнее; на шее его был аккуратно завязан переливчатый розовато-лиловый галстук с широкими, как у шарфа, концами. Ясмин ничуть бы не удивилась, если бы из глаза мужчины выпал монокль. Вошедший широко раскинул руки, отчего стал похож на громадный самолет, заходящий на посадку, и быстро подошел к ним. Стремительность его движений не соответствовала тучности его фигуры.
— Соланж, до чего же я рад тебя видеть! — громогласно заявил великан. В старомодном стиле он поцеловал руку мадам Дюша и обратил свой взор на Ясмин.
— А вот и мадемуазель де Сен-Клер. Чрезвычайно рад с вами познакомиться и очень огорчен дошедшей до меня вестью о вашей трагической потере, — прогрохотал мужчина и склонил голову к руке Ясмин.
— Очень вам признательна, — пробормотала Ясмин, глазея на то, как Ротенбург целует ей руку. Но он не стал затягивать церемонию и снова обратился к Соланж:
— Снова ты спасаешь мне жизнь, мой милый друг. Не знаю, что бы я делал, если бы вы не пришли сегодня с мадемуазель де Сен-Клер. Я так занят и так привередлив к людям. Просто ума не приложу, как бы я справился, если бы мадемуазель…
— Пожалуйста, зовите меня Ясмин, — перебила девушка. — Мне будет проще.
— Безусловно, — бегло улыбнулся Ротенбург. — Почему бы нам не пройти в кабинет? Уверен, вы хотите взглянуть на предстоящую работу. Это так… замечательно, вы поймете, о чем я говорю.
Ясмин не могла не улыбнуться. Похоже, бедняга и вправду нуждался в помощи. Ясмин удивилась, как Ротенбургу удалось собрать такую обширную коллекцию, нуждавшуюся в подробном каталоге, если его мысли были постоянно в движении. Это пришло ей в голову, когда они с Соланж вошли вслед за Ротенбургом в большую комнату, сплошь уставленную столами, обитыми кожей шкафчиками в стиле чиппендейл и стеклянными ящиками, плотно забитыми маленькими глиняными черепками. Тут царил тот первозданный беспорядок, который, по всей видимости, и обескураживал претендентов на место секретаря мистера Ротенбурга.
Оскар жестом пригласил дам сесть, но тут же обнаружил, что в комнате нет ни одного свободного стула. Ротенбург поспешно освободил два изящных стула в стиле ампир от лежавших на них бумаг, которые перебросил на заваленный письменный стол. Два листка слетели с вершины бумажной горы и плавно опустились на пол, но Оскар и глазом не повел.
— У меня не было времени подшить все эти бумаги.
Кроме того, их надо разложить в папки. Дело относительно несложное, но у меня никак руки не доходят. Теперь вы видите, в чем заключается проблема, не так ли, мадемуазель? Я хотел сказать, Ясмин.
— Да, — осмотревшись, улыбнулась Ясмин, — похоже, вам требуется некоторая помощь, чтобы разобрать столь внушительные завалы.
— Вы знаете алфавит, моя дорогая?
— Разумеется! — поразилась вопросу Ясмин, не сообразив, что с ней шутят.
— Прекрасно! На первые несколько недель этих знаний будет достаточно. Мне нужно разложить папки по буквам, и все, что вам для этого потребуется, — углубленное знание алфавита. Вас это не слишком тревожит?
— Ничуть, — не выдержав, рассмеялась Ясмин. — Надеюсь, мне удастся справиться с этой задачей, месье.
— Зовите меня Оскар, — весело прогудел медведеподобный Ротенбург. — Вы приняты!
— Принята? — поразилась Ясмин. — Но вы ничего не спросили у меня об искусстве, о машинописи или о предыдущем опыте!
— Мадам Дюша сообщила мне всю необходимую информацию, моя дорогая. И в конце концов, вы знаете алфавит. Когда вы могли бы приступить? Чем быстрее, тем лучше.
Ясмин посмотрела на Соланж в поисках поддержки.
— Что ж, Оскар, я полагаю, Ясмин может прийти завтра на полдня. Потом она станет трудиться полный рабочий день. Подходит?
— Я предпочел бы, чтобы она приступила к работе немедленно, — заметил, насупившись, Оскар. — Но я вижу здесь тайный заговор с целью сохранить беспорядок в моем кабинете как можно дольше. Ну что ж, завтра — прекрасно. В какое время следует вас ожидать?
— Возможно, в десять часов, — выпалила Ясмин, сама удивляясь собственной уверенности. — Мы сможем поработать два часа до ленча и два часа после.
— Отлично! — прогремел Оскар фон Ротенбург.
На мгновение Ясмин почувствовала, что от голоса Оскара завибрировали тонкие ножки ее стула. Но потом решила, что ей это только показалось. Будь это верным впечатлением, можно было бы не сомневаться, что ни один стул в кабинете Ротенбурга не служил бы более года.
— Итак, встречаемся завтра, в десять часов. И мы немедленно приступим к расчистке завалов в этих бумажных шахтах!
Соланж и Ясмин поднялись одновременно. По пути в холл Ротенбург предложил им перед уходом осмотреть галерею. Он провел женщин в залитый солнцем зал, свет свободно лился сквозь потолок из матового стекла. Рассеянные лучи великолепно освещали коллекцию больших греческих бронзовых скульптур и терракотовых ваз.
— Я называю это Греческим залом, и, предполагаю, вы поймете почему.
— Представить себе не могла, что может быть так много больших бронзовых скульптур где-нибудь еще, кроме греческих музеев, — вытаращив от удивления глаза, протянула Ясмин. — Я думала…
— Да, я знаю, что вы думали, — счастливо перебил Ротенбург. — Как и большинство людей. Но этот фантастический рынок существовал по крайней мере несколько сотен лет. Операции по подъему судов в спокойные — если вы понимаете, о чем я говорю, — времена постоянно приносили изрядное количество античных скульптур. Теперь, с развитием подводного дела после Второй мировой войны, начался новый, несравненно более мощный поток поступлений. Естественно, ни одна из них не принадлежит руке действительно великих скульпторов четвертого века — Праксителю, Скопасу, Лисиппу и прочим. Но они тоже очаровательны и радуют сердце частного коллекционера.
— Они просто восхитительны! — восторженно задохнулась Ясмин.
— Мы обязаны благодарить за эти сокровища древних римлян. Завоевав Грецию, они настолько пленились великими произведениями искусства, что принялись перевозить большинство из них на родину для украшения своих итальянских имений. Капризные средиземноморские ветры и штормы потопили бесчисленное множество кораблей. И вот только теперь морс начинает отдавать бесценные сокровища. Забавно, что, если бы эти скульптуры не украли в свое время самым бессовестным образом, бронзу все равно переплавили бы на какое-нибудь оружие в более поздние века. Именно это и произошло с оставшимися счастливцами, которые не были украдены.
— Видишь, до чего непредсказуемой может быть судьба? — сказала Соланж, бросив на Ясмин многозначительный взгляд. — То, что иногда кажется трагическим концом, в итоге оборачивается чудесным спасением.
— И это одна из причин, почему мне необходим секретарь. Сколько новых книг будет написано историками об этих… — широким взмахом руки Оскар обвел зал, — и о других, таких же уникальных сокровищах. Нужно сделать фотографии, получить разрешение на их использование от именитых ученых, устроить специальные выставки. Со всеми этими древними красавцами и красавицами — сплошные проблемы.
— Дух захватывает от перспективы работать в такой замечательной компании, — сказала Ясмин, кивая в сторону статуй. — И представить себе не могла лучшего способа проводить свой день.
— Прониклись? — Ротенбург повернулся к Соланж:
— Правильно я сделал, что подождал. Знал ведь, что ты найдешь мне кого надо.
Выйдя на улицу, Ясмин не удержалась и подпрыгнула как школьница.
— Ах, мадам… я хотела сказать Соланж, какая чудесная работа! Не знаю, как тебя и благодарить!
— Ты счастлива — вот все, что нужно, дорогая Ясмин.
По-настоящему, думаю, надо быть признательной Оскару.
Ведь это он взял тебя на работу. Но ты сможешь его отблагодарить своей добросовестностью, а в твоих способностях я ни на минуту не сомневаюсь.
— Думаю, что справлюсь. Это ведь звучит не слишком самонадеянно? Я хочу сказать, что работа для меня не будет тяжелой: ведь всегда проще делать то, что любишь.
— Понимаю. Я как раз это и имела в виду. А теперь давай-ка сядем на автобус и отправимся в город. У меня возникла идея. Я предлагаю перед осмотром Женевского озера посетить Гранд-Пассаж? Это огромный универсальный магазин, и ты могла бы там купить все, что тебе необходимо. Заедем посмотрим?
В это время к остановке как раз подкатил автобус. Ясмин пришло в голову, до чего же странные повороты происходят в ее судьбе: только что возникший жизненный тупик обращался чуть ли не в приключение. Не исключено, что Ясмин ошибалась, но ей не хотелось об этом думать. Она радовалась виду за окном автобуса и хотела как можно дольше продлить это блаженное ощущение покоя.
Глава 10
— Теперь, когда вы просмотрели каждую папку в этих шкафах, вы составили себе общее представление о том, где что лежит. Вот вам еще небольшая пачечка. — Ротенбург с забавным выражением на веселом, добродушном лице передал Ясмин стопку бумаг толщиной в добрых тридцать сантиметров. — И начинайте раскладывать ее по соответствующим разделам. Будут вопросы — спрашивайте.
Ясмин сидела на вращающемся стуле перед разверстыми пастями ящиков шкафа. Она приняла пачку, и ее мгновенно охватил панический ужас. Титульный лист гласил:
«Филадельфийский музей искусств»; под ним лежало письмо из библиотеки Кембриджского университета, дальше от кафедры античности Афинского университета, потом — толстая пачка писем профессора Колумбийского университета.
— И на все надо отвечать?
— Это как раз то, чем я сейчас занят: отделяю письма, на которые уже ответил, от писем, ждущих своей очереди.
— А где же ваши ответы? Здесь я вижу только черновики.
— Не знаю, драгоценная. Надеюсь, когда-нибудь найдутся. Могу лишь предположить, что все они просто от меня спрятались.
— Так мне подшивать их в одну папку… если я их найду?
— Делайте, как вам удобно. В конце концов, если мне и понадобится какое-либо из этих писем, я обращусь за помощью к вам. Поскольку вы их будете находить, вам лучше и знать, что с ними дальше делать.
— Мне кажется… — тихо сказала Ясмин. Ей пришло в голову сделать некоторые изменения.
Ясмин принялась сортировать лежавшие перед ней бумаги. Она увлеклась, и время полетело совершенно незаметно.
В полдень Хильда, экономка Ротенбурга, принесла им ленч в виде нарезанных кусков жареной утки и зеленого салата. Ясмин с жадностью набросилась на еду, а Ротенбург принялся увлеченно рассказывать ей своими короткими скорострельными предложениями о планах относительно различных частей своей коллекции.
— Наконец-то знатоки начинают признавать тарелки из майолики. Многие годы они украшали самые легендарные коллекции, но только истинные ценители ведали об их существовании. Тарелки эти — самый замечательный вклад итальянцев в декоративное искусство — крошечные, искусно выполненные геммы, покрытые глазурью, но публика до недавнего времени не могла оценить их но достоинству. Мне удалось раскопать работы Николо да Урбино, довольно много, и вскоре они начнут свое путешествие по музейным залам. Но только в том случае, дражайшая Ясмин, если вы сможете собрать и привести в порядок все необходимые бумаги и сделать необходимые распоряжения.
— А у вас есть что-нибудь из современного искусства? — поинтересовалась Ясмин, кладя в рот последний листик салата. — Только и слышу от вас, что о произведениях классицизма и Ренессанса.
— Честно говоря, моя дорогая, я не поклонник современного искусства. О, я понимаю, что это отличное размещение капитала, если вы сможете вложить деньги в настоящего художника. Но я не коллекционирую ради денег. Я собираю вещи, которые люблю. И я стал замечать, что мое отношение к современному искусству не становится более сострадательным. Я предпочитаю не менять предмет своей любви. — Довольный собой Оскар хихикнул. — Но конечно же, в этом может быть и моя погибель — собирать только те вещи, которые мне нравятся. Мне вспоминается один из друзей моего отца, который поехал в Париж в самом начале века, чтобы приобрести интересные картины. Естественно, ему показали все новые работы самых модных художников того времени, таких как Пикассо и Брак. Он нашел их отвратительными и отказался даже обсудить возможность покупки их картин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57