– Да. – Силы постепенно возвращались к Жанне. – Да. Если ты уверена. Я хочу уехать отсюда. Так будет лучше.
Глава 8
Огромный зал. Длинные ряды кресел, уходящие в бесконечность. Впечатляющее зрелище. Но режиссеру этого было явно недостаточно. В полумраке виднелись контуры изящных готических арок, витражные стекла отбрасывали разноцветные блики на каменные плиты пола. Галереи, каменные статуи в нишах… И высвеченный прожектором алтарь.
Но дело было даже не в искусно выписанных деталях. Грандиозность замысла – вот что внушало благоговейный трепет. Только безумцу, фанатику или очень богатому человеку могла прийти в голову подобная идея: превратить театр в средневековый собор.
И эта прихоть была исполнена – всего за несколько месяцев, а не веков.
Разодетые по случаю премьеры зрители двигались по проходам в полном безмолвии, потрясенные торжественностью обстановки. Обстановка обязывала. Никто и не вспоминал, что колонны сделаны из картона, ниши нарисованы, а в свечи вставлены специальные лампочки, загоравшиеся по сигналу компьютера.
Откуда-то сверху, с невидимой колокольни раздался звук колокола, призывая к вере и к милосердию. Займите свой места и прислушайтесь к вечности, казалось, говорил он. Перед пришедшей посмотреть спектакль публикой возвышался алтарь.
Жанна подалась вперед, едва дыша от изумления. До сих пор не верилось, что это не сон – она в чужой стране, в незнакомом городе, в театре, и кресло на котором она сидит в первом ряду, украшено табличкой с ее именем. Жанна впервые увидела аэропорт, впервые совершила путешествие на самолете и в первый раз в жизни попала в театр. С той минуты, как «Боинг-747» оторвался от взлетной полосы Хитроу, ей казалось, что она парит в воздухе и никогда не ступит на твердую землю.
А все благодаря Джули, благодаря тому, что они подруги. Жанну встретили в аэропорту, отвезли в театр на лимузине, помощник режиссера лично поприветствовал ее, усадил в кресло, снабдив цветной программкой в глянцевой обложке, и раз десять заверил, что ее присутствие крайне важно для премьеры, а главное – для Джули… Жанна знала цену льстивым речам, но они не оставили ее равнодушной. Сколько новых впечатлений! Она почти забыла о своем №3 и горстке золы в камине, где жарились каштаны. Теперь-то ей была понятна страсть Джули к путешествиям. Прошлое отодвигается назад, нет времени думать, чувствовать или тревожиться о том, что может произойти или уже произошло.
Жанна вздохнула, вспоминая последние часы перед отъездом. Ей очень хотелось все сделать как положено, но, написав и разорвав три разные записки, адресованные Диону, она поняла, что может опоздать на самолет. «Уехала в Нью-Йорк». Вот это хорошо: очень космополитично и утонченно. И вовсе не похоже на попытку сбежать. «Скоро вернусь». Неопределенное обещание. Дион наверняка не станет ждать ее возвращения. Он и думать о ней забудет. И слава Богу. «Пожалуйста, позаботьтесь о №3». Это самое важное. Но как подписаться? «С любовью»? Глупости! «Ваша»? Звучит как-то фальшиво. И она подписалась коротко и просто: «Жанна».
Все отлично. Камин уже остыл. Беспокоиться не о чем, совершенно не о чем.
Нет, не правда. Даже теперь, Жанна удивлялась своей решимости. Сотни раз она откладывала это дело, убеждая себя, что неделя-другая не имеет никакого значения. И вот в аэропорту она прошла мимо целого строя почтовых ящиков с терпеливо открытыми ртами. Как сказал Дион? «Ох уж эти матери… тяжело с ними». Жанна дала себе обещание, заключила сделку с судьбой. Если ей действительно заказали билет, она напишет. Всего лишь открытку. Это не страшно. Никто не сможет выследить ее по открытке, отправленной из Хитроу. Когда ее вынут из ящика, самолет будет уже далеко.
Билет был заказан. И Жанна быстро, не раздумывая, купила открытку с белым, маленьким, как игрушка, аэропланом на фоне синего неба и нацарапала: «У меня все прекрасно. Жанна». Пустые, ничего не значащие слова, но, опустив открытку в щель почтового ящика, она испытала ужас: не стоит искушать Провидение.
Но ничего. Теперь она в безопасности – на другом краю света.
Тихо заиграла музыка, и на сцене появилась стайка молчаливых монахинь, поражавших лебединой грацией. Жанну предупредили, что среди них должна быть и Джули, закутанная в покрывало, чтобы до поры до времени никто ее не узнал. Потом она прошествует мимо вышитой эолотом хоругви, скрывающей статую Мадонны, спрячется за каменными одеждами, наденет на голову корону и возьмет в руки изваяние младенца Христа. В течение часа Джули будет стоять неподвижно и ждать. Конечно, Жанна прекрасно понимала условность происходящего. И публика, вероятно, тоже. Но вот монахини склонили головы перед алтарем – и все преходящее забылось. Под сводами храма не было места скептицизму.
Перед глазами зрителей разворачивалась простая история в черно-белых тонах – как одеяние взбунтовавшейся монахини. История о женщине, о любви и пороке, о соблазнении, предательстве и позоре. История старая, как мир, и новая, как свежий выпуск газеты. Трогательная и страшная. Но Жанна переживала только за Джули, которая стояла в своей каменной нише, как в мраморной гробнице, неподвижная, беспомощная, но обладающая магической силой. Все глаза были прикованы к ее лицу, светившемуся неземной красотой.
Конечно, одной красоты тут недостаточно. Джули должна была молча, скупыми жестами облечь чудо в плоть и кровь. Джули – с ее бесконечными телефонными разговорами и холодной фасолью из банки. Удастся ли ей это? Да и кому такое под силу? Может, не стоит и надеяться? И вот наступила развязка. Статуя Мадонны очнулась от своего каменного сна, медленно вышла из ниши и отложила в сторону корону, украшенную драгоценными каменьями. Подобрала поруганные одежды монахини, предавшей обет, взяла на руки брошенного ребенка и посмотрела на распятие – всего лишь раз. Прожектор высвечивал нежный профиль Джули. Зрители затаили дыхание.
Мадонна, осторожно прижимая к себе человеческое дитя, снова забралась в нишу.
Чудо свершилось.
У Жанны на глазах выступили слезы. Режиссер сделал правильный выбор. Финал не получился бы без Джули, без ее всемогущей красоты. Джули и только Джули свершила чудо. Зрители неистовствовали от восторга.
Жанна прошла за кулисы. Джули до сих пор была в монашеском одеянии – только сняла покрывало. Вокруг нее толпились поклонники, сверкали вспышки фотоаппаратов, высоко вверх взлетали пробки от шампанского. Гримерная была завалена цветами. И повсюду телеграммы – на доске объявлений, на туалетном столике возле зеркала. Глаз выхватил одну, подписанную просто – «Грей». Телеграмма была такая коротенькая, всего два слова, что Жанна не удержалась и прочитала: «Будь умницей».
Грей мог гордиться своей кузиной. Джули играла не просто хорошо, она играла великолепно. Так думала не только Жанна. Зрители, плотным кольцом обступившие Джули, торопились, перебивая друг друга, сказать, что она прекрасно справилась с ролью, что она рождена для театра. Жанне не хотелось проталкиваться вперед. Но нельзя же уехать, не выразив Джули своего восхищения и не поблагодарив за билет на самолет и кресло в первом ряду.
Наконец толпа поредела, и Жанне удалось подобраться к подруге поближе. Щеки Джули пылали, глаза сияли, как звезды. Никогда еще она не казалась такой счастливой.
– Ты играла чудесно, Джули. Спасибо. – Но вокруг стоял такой шум, что Джули не услышала. И как это актеры ухитряются говорить так громко и четко, на весь зал? Она хотела было окликнуть Джули еще раз, но струсила и повернулась к выходу, испытывая одновременно и облегчение, и недовольство собой. Ну ничего, она напишет Джули письмо. На бумаге гораздо легче выразить свои чувства.
– Жанна! – Джули схватила ее за руку. – Куда это ты направляешься?
Жанна вспыхнула, заметив, что оказалась в центре внимания.
– Домой. – Она смущенно улыбнулась. – Скоро зима, пора заняться трубами.
Вокруг послышались смешки. Жанна покраснела еще гуще. Ей было не до шуток. Трубы – вещь очень серьезная.
– Но как же ты можешь уехать? – воскликнула Джули, обволакивая ее своим теплом. – Ты мой талисман, ты приносишь мне удачу! – Она выдержала эффектную паузу. – Я сказала, что без тебя премьера не состоится!
– Правда? – Жанна почувствовала прилив гордости. В ней нуждаются. И кто! Джули! Какое необыкновенно приятное ощущение.
– По крайней мере… – Только Джули умела так уговаривать. – По крайней мере подожди со мной утренних газет. Они появятся часов в пять, не раньше.
– В пять утра? – Жанна уставилась на нее с удивлением. – Значит, ты не собираешься ложиться спать?
– Конечно, нет, – одарила подругу ослепительной улыбкой Джули. – Это ведь моя самая первая премьера. И я хочу ее отметить. Такое случается раз в жизни – как свадьба!
– Теоретически – да, – сказала Жанна, не подумав: уж слишком ее толкали локтями, да и яркие электрические лампочки вокруг зеркала слепили глаза. Поэтому, услышав новый взрыв хохота, она только удивленно заморгала.
– Мне нравится твоя подруга, Джули, – заявил режиссер. – У нее есть стиль.
Жанна снова покраснела. Какая удивительная страна, и какие необычные люди! Смеются так же легко, как дышат. Она отважилась оглядеться по сторонам. Повсюду улыбки – искренние и естественные, как сама жизнь. Глупо, но Жанна растрогалась до слез. Наверное, от волнения и усталости.
– Стиль? – Джули, по обыкновению, выхватила главное слово. – А у меня?
– Тебе не нужен стиль, Джули, – усмехнулся режиссер. – Завтра утром ты проснешься знаменитой.
И он не ошибся. Это был неизбежный финал – как и развязка в «Чуде». После позднего, очень позднего ужина в «Сарди» Жанна побежала в киоск и вернулась с целой охапкой газет.
– Прочитай вслух, – шепнула Джули. – Я не ношу очки на людях.
Жанну переполняли гордость и радость. Одну за другой пролистывала она заметки. Теперь или пан, или пропал. Слава Богу, все отзывы были положительными.
Критики проявили полное единодушие. С газетных страниц, окруженное фотографиями и карикатурами на разных бродвейских знаменитостей, сияло прелестное лицо Джули.
– Ты только подумай: вокруг киоска на Таймс-сквер будет тройная очередь! – Джули задорно подмигнула подруге. – Похоже, в рождественские дни никто не хочет обижать деву Марию…
И это было лишь начало. В последующие недели спектакль породил настоящий взрыв ностальгии по прежним временам – более сердечным и менее циничным. И какую газету ни возьми – все они сравнивали Джули с леди Дианой Купер, впервые заявившей о себе в двадцатые годы. В колонках, посвященных моде, пропагандировались мантильи и отсутствие макияжа. Газеты писали о благородном происхождении Джули и ее родовом поместье, где она (по некоторым источникам) ела с золотых тарелок, а в качестве хобби занималась выездкой чистокровок.
Джули смеялась:
– Видели бы они меня в нашем №3!
От этих слов у Жанны обрывалось сердце. Неужели Джули было так плохо в их подвале? Жизнь ее подруги менялась с феерической быстротой, и Жанне подчас казалось, что в те дни, когда их разделял океан, они были ближе друг другу. Теперь Джули вечно спешила. Она с головой погрузилась в тот мир, где главными ценностями были встречи с репортерами, интервью, непрерывные телефонные разговоры, поклонники и огромные букеты лилий для Мадонны. Ее каменное одеяние даже попало на страницы женского журнала мод.
Не прошло и недели, как о Джули узнал весь город. Она стала символом, тотемом. Ее осыпали подарками, и она принимала их с неизменной лучезарной улыбкой. Этой улыбки удостаивались все: и пылкий итальянец, шофер такси, не бравший денег за проезд, и владелец отеля «Редженси», предоставивший в ее распоряжение бесплатный номер-люкс на все время, пока будет идти «Чудо».
– Не волнуйся, для них это хорошая реклама, – сказала Джули, когда Жанна осмелилась выразить сомнение по этому поводу. – В гостинице места свободного не будет и все такое прочее… – Джули рассеянно оглядела роскошные апартаменты. – Стиль Людовика XVI, здесь я чувствую себя в родной стихии.
Жанна ничего не ответила. Французские гобелены, пол из итальянского мрамора, зеркала в вычурных золоченых рамах и в довершение всего – бело-золотой телефон в ванной…
– Бедная Жанна. – Не прошло и минуты, как Джули уже открыла свои чемоданы и высыпала кучу одежды на пол. – Ничего, ты привыкнешь.
Но, разумеется, она не привыкла. Каждый день, с тоской вспоминая о доме № 3, она принимала решение вернуться в Англию завтра же, но Джули всегда находила повод для отсрочки.
– Жанна, как ты думаешь, Дева Мария может подвести глаза?
– Джули, по-моему, не стоит даже спрашивать об этом.
– Наверное, ты права, – раздался меланхолический вздох. – У тебя такой хороший вкус.
– Послушай… – Жанна не могла видеть подругу расстроенной. – Но Джули Фрэнсис имеет на это право. – Та мгновенно просияла. Жанна покачала головой. – Ты как ребенок, Джули.
– Я знаю. – Джули улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. – А ты как моя мама. – Она склонила голову набок и окинула Жанну оценивающим взглядом. – Ты отрастила волосы. Кто он?
– Что ты имеешь в виду? – К щекам прихлынула горячая кровь. Жанна не привыкла быть объектом внимания Джули. Больше всего на свете ее подруга любила смотреть на свое отражение в зеркале. – Волосы отросли, вот и все. У меня не было времени пойти в парикмахерскую.
Но Джули не угомонилась:
– Твой квартиросъемщик… он ведь мужчина?.. – Ее глаза широко раскрылись. – Так вот почему ты так торопишься домой! Ты живешь с ним!
– Ничего подобного. – Жанна прикусила губу. Она ступила на зыбкую почву. Что ни скажи – Джули все равно сделает не правильные выводы. Лучше усыпить ее бдительность, выдав часть правды:
– Но ты права: я влюбилась.
– Жанна! – Джули была настолько потрясена, что тотчас забыла о таинственном жильце. – В кого же?
– Я не могу назвать его имя, – ответила Жанна с сожалением.
Как ей хотелось поговорить с Джули о Грее! Признаться во всем, обсудить характер Грея с человеком, который прекрасно его знает… Это принесло бы ей такое облегчение и такую радость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45