Повествование сопровождалось душераздирающими, похожими на предсмертную агонию всхлипываниями.
— Два бокала сухого, — сквозь слезы произнесла Руби, когда подошла их очередь. — Он сбежал прежде, чем мы успели… вцепиться… в его… поганую рожу! — Икание и рыдание; стоящие поблизости люди начали оборачиваться.
— Ваше вино, — сказал перепуганный бармен.
— Спасибо, — на вдохе едва выговорила Руби.
— Что-нибудь еще?
— Повторить.
— Руби, — предостерегающе начала Лиз.
— Какого черта! Могу я позволить себе пару бокалов вина? Могу или нет? Не волнуйся, пьяной истерики не будет!
Лиз, то ли по доброте душевной, то ли из трусости, не стала говорить Руби, что пьяная истерика с ней уже случилась.
— Давай присядем в том уголке, — предложила она, — и ты мне все спокойно расскажешь.
— О, я не хочу портить тебе вечер, — всхлипнула Руби.
— Ты мой друг, твоя боль — моя боль, — трепетным голосом сказала Лиз.
По сравнению с несуразной, полной бесконечных унижений личной жизнью Руби абсолютное отсутствие таковой у самой Лиз показалось ей благодатью Божьей.
— Как мило. Выпьем за дружбу. — Руби подняла палец. — Эй, бармен, еще по бокалу.
— Руби, остановись. Сколько можно пить?
— Ты абсолютно права. Сколько можно пить сухое вино? Эй, двойную порцию водки, пожалуйста!
Руби никогда не пьянела; у нее никогда не было провалов памяти, как у Лу; она никогда не падала замертво, как Мартин; ее даже никогда не тошнило. Друзья подсмеивались над ней и сочувствовали неумению Руби полностью расслабиться и отдаться волшебному действию алкоголя. Лу как-то высказала предположение, что присущий Руби «крайне низкий оргазмический порог» напрямую связан с ее патологической трезвостью.
Но в ту ночь на борту теплохода с нелепым названием «Примроуз» Руби переступила все пороги и впервые испытала все неведомые ей ранее ощущения. Две бутылки метца, выпитые еще на суше, два бокала белого совиньона и три двойные водки довольно скоро ударили ей в голову; и со зрением случилось что-то презабавное — Лиз превратилась в расплывчатое пятно с непомерно большими сочными губами, губы шевелились в два раза быстрее, чем вылезающие из них слова просачивались в уши Руби. Зато алкоголь в пустом желудке колыхался в едином ритме с легким покачиванием корабля. Все печали и обиды растаяли как дым.
— Хочу танцевать, — доверительно сообщила Руби пятну с красными губами.
— Не стоит, — резонно заметило пятно.
Да что Лиз понимает! Руби с некоторым усилием поставила себя на ноги и по причудливой зигзагообразной траектории, словно по пятам за ней гнался крокодил, направилась к площадке для танцев. В самом центре Имоджен и Флетт энергично скакали под песню Бака Физзи «Making Your Mind Up». Неожиданно Руби показалось, что она слишком сильно наклонилась вперед, при таком крене трудно будет удержаться в вертикальном положении. Пытаясь предотвратить неминуемое падение, Руби вцепилась в первое, что подвернулось ей под руку. Раздался треск рвущейся одежды. Чей-то безумный крик…
И темнота…
33
— Заказное письмо, — сказал почтальон и сунул под нос Мартину квитанцию. Мартин напрягся. Заказные письма означают только плохие новости. Настолько плохие, что его банковский менеджер оценил письмо в двадцать фунтов. Наверное, Мартин перекрыл лимит по кредиту. Вчера, пихнув карточку в щель банкомата, он почти удивился, когда машина выплюнула наличные.
Почтальон кашлянул.
— Эй, приятель, решайся уже — берешь письмо или нет? Я ведь не могу ждать весь день.
— Что? А, да, извините. — Мартин нацарапал на квитанции свое имя.
Почтальон вручил конверт и затопал вниз по лестнице. Слышно было, как внизу сердито хлопнула дверь. Кто сказал, что почтальоны добрые и веселые люди? Или еще слишком рано? Сонными глазами Мартин с трудом разглядел цифры на кухонных часах.
Семь. Если тебя будят ни свет ни заря в субботу утром, то хорошо бы ради хороших новостей. Мартин посмотрел на зажатый в руке конверт. Кому придет в голову посылать добрые известия заказным письмом?
Сначала чай — для укрепления нервной системы, решил Мартин. Дожидаясь, пока закипит чайник, он включил автоответчик. Первое сообщение было от сестры. Она спрашивала, не желает ли Мартин поехать с ними на следующие выходные в Борнмут. «Нет», — вслух сказал Мартин; у него не было желания в течение трех дней развлекать своих племянников, выступая в роли гимнастического коня. Второе сообщение поступило от Вебекки. «Мавтин, я надеюсь, ты не снимаешь твубку, потому что тебя веально (реально?) нет дома, а не потому…» — Мартин поспешно нажал на перемотку и перескочил к следующей записи.
«Мартин, это Лу. Спокойствие! Если стоишь, лучше сядь. Готов? Роберт оказался Бобом Эрики. Нимфоман, который выискивает свои жертвы по брачным объявлениям. Эрика рыдает на груди у Эндрью, а Руби все же поперлась на свою водную вечеринку. Идиотка Сюзанна ее уговорила. Не знаю, внешне Руби держалась неплохо, но ты заскочи к ней утром, посмотри, чтобы она не натворила глупостей. Спасибо, бэби. Мяу-мяу. Пока».
Мартин отмотал пленку назад и прослушал еще раз. Эрикин Боб — он же Роберт Руби? Это означает… означает, что роман Руби с Эрикиным Бобом и ее собственным Робертом закончился? Да, похоже на то.
— Йес-с-с! — Мартин вскинул руку и несколько раз подпрыгнул, словно футболист, забивший победный гол. — Йес-с-с! Йес-с-с!
Отличная новость! Для раннего субботнего утра то, что надо. Так, сейчас он оденется, и прямиком к Руби, а потом они отправятся завтракать в какое-нибудь симпатичное кафе… если, конечно, денег хватит…
Он схватил зловещий конверт. Какой смысл откладывать? Непрочитанная гадость не превратится в радость. С тихими проклятиями Мартин вскрыл письмо.
Он уже добрался до середины густо исписанной страницы, когда понял, что письмо вовсе не из банка. Мартин присел к кухонному столу и, вернувшись к началу, стал читать более внимательно. Послание было напечатано на плотной кремовой бумаге, вверху страницы стоял фирменный логотип «Юфимия Гилберт. Литературное агентство Вильсон Гилберт».
Начиная свою творческую деятельность, Мартин прежде всего изучил ежегодник «Писатели и художники», составил список крупнейших литературных агентств Лондона и отправил каждому из них две первые главы еще не законченного шедевра и краткое содержание романа в целом. После чего у Мартина появился уникальный шанс собрать богатую коллекцию всех возможных вариантов отказа. От: «Дорогой мистер Эшкрофт, нам очень жаль, но в настоящее время мистер Тайлер не принимает новых клиентов» и до: «Уважаемый мистер Эшкрофт, с прискорбием сообщаю, что не смогу поддержать своим авторитетом такую низкопробную писанину, коей является ваш роман». Последний отзыв особенно задел Мартина, но он сохранил и его — недалек тот день, когда именно этот высокомерный писака будет рвать на себе волосы, сетуя, что упустил блестящего молодого автора.
Но Юфимия Гилберт? Мартин не помнил, чтобы посылал роман ей.
Дорогой мистер Эшкрофт!
Я с огромным удовольствием прочитала Вашу рукопись. Не могу поверить, что писатель вашего уровня до сих пор не имеет своего агента. Если это так, то я почла бы за честь взять на себя заботу о Вашем литературном будущем. Петуния уверяла меня, что Вы обладаете редким писательским дарованием, и она не ошиблась, чему я была искренне рада.
Петуния? Мартин ущипнул себя за нос. Уж не сон ли это? Вроде недавнего кошмара с участием Кэмерон Диас: актриса клялась Мартину в вечной любви и в качестве доказательства преподнесла подарок — «Порше-911». Что за Петуния? Бред какой-то.
Мартин вернулся к письму.
Я взяла на себя смелость показать Ваше неоконченное произведение некоторым из моих коллег. Все были в восторге и с нетерпением ждут встречи с Вами, в том числе и Саймон Данфорд, личный агент Петунии. Он хотел бы обсудить вопрос покупки прав на экранизацию Вашей книги.
Мартин вытаращил глаза. Петуния… дискета! Не может быть! Может — к письму Юфимии была приложена записочка от Петунии Дэниэлс.
Дорогой мистер Эшкрофт!
Наша первая встреча произошла при странных обстоятельствах. Боюсь, тогда я не проявила должного гостеприимства и была с Вами несколько невежлива. Приношу свои глубочайшие извинения. Также прошу простить меня за неприятный инцидент с договором.
Вы понимаете, в сложившейся ситуации я не могла не поинтересоваться, что же записано на Вашей дискете. Уже к концу первой главы у меня не осталось сомнений — Вы обладаете исключительным талантом рассказчика, а тот факт, что Вы не обналичили выданный вам чек, был лишним доказательством Вашей порядочности. Надеюсь, что адрес, указанный в нашем глупом договоре, подлинный и это письмо дойдет до Вас.
Мы будем счастливы, если в ближайшее время. Вы сочтете возможным посетить наш дом и в знак полного примирения отобедаете с нами.
С наилучшими пожеланиями, Петуния Дэниэлс.
Он заметался по квартире в поисках куртки, не нашел и выскочил как был — в одной рубашке. Накрапывал легкий дождик, но Мартин ничего не замечал и ничего не мог с собой поделать — он шагал по улице и улыбался во весь рот, как чокнутый. Добравшись до Хаммерсмита, все с тем же блаженно-счастливым выражением лица Мартин заскочил в магазинчик и едва не купил бутылку шардонне, однако вовремя одумался и взял шампанское. Шардонне, конечно, дешевле, но сегодня он празднует День Великого Перелома, начало новой жизни, в которой Мартину больше не придется думать, потратить ли десять фунтов на бутылку дешевого пойла или позволить себе роскошь и купить шипучку за тридцать.
Счастье распирало Мартина, оно искало выхода и выплеснулось еще одним сумасшедшим поступком — он купил букет цветов, вернее, два, но половину пришлось оставить, потому что розочки, торчавшие из зеленого ведра, были далеко не первой свежести. Но какое это имеет значение. Для его дорогой, любимой, самой-самой лучшей в мире подруги известие, с которым Мартин ворвется в ее дом, будет гораздо важнее полудохлых роз.
Мартин нетерпеливо позвонил в дверь подъезда. Ах, что за новость он принес! Руби, открывай скорее. Как только ты услышишь, сразу позабудешь про своего идиота Роберта. Где же она?
Прошло секунд тридцать. Тишина. Мартин снова изо всех сил надавил на кнопку звонка. «Ну же, открывай», — пробормотал он вполголоса и позвонил еще три раза. Что за черт, приходишь к лучшему другу, стоишь у порога и, кажется, сейчас взорвешься от клокочущих внутри эмоций, а друг-то не откликается. За дверью ни звука, ни шороха, тихо как в могиле.
Мартин отступил на шаг, задрал голову и заорал:
— Руби!
В доме напротив приоткрылось окно.
— Заткнись! — послышался сонный голос. Мартин взглянул на часы: начало девятого, рановато для субботнего утра, но…
— Руби! — гаркнул Мартин и украдкой оглянулся по сторонам — не собирается ли кто-нибудь из добропорядочных обитателей Хаммеремита запустить в него тяжелым предметом? Вроде нет. Тогда еще разок: — Руби! Это я, Мартин, открой дверь!
Молчание.
Мартин начал волноваться, сердце вдруг сжалось от нехорошего предчувствия. А что, если она и вправду сотворила какую-нибудь ужасную глупость? Заглотила двадцать таблеток аспирина, запила жидкостью для чистки ковров и лежит сейчас остывающим трупом на полу кухни. Еще бы, когда тебя второй раз за месяц бросает любовник…
— РУБИ!!!
Мартин замолотил в дверь. Наконец наверху послышалась возня, скрип, и оконная рама с грохотом поднялась (казалось, ее не открывали с тех пор, как лет двадцать назад она была покрашена заново). В образовавшуюся щель просунулась взлохмаченная голова. Руби болезненно щурилась на солнце и напоминала старую черепаху, вылезшую из своего панциря после долгой спячки.
Мартин вскинул руку с цветами:
— С добрым утром! Я принес тебе розы. И это! — Он помахал бутылкой шампанского. — Можно мне подняться? Открой дверь.
— Что? А-а. — Руби оглянулась, словно проверяя, нет ли в комнате беспорядка. — Я… э-э… Да, думаю, можно. Сейчас открою.
Руби втянула голову обратно в свою нору, и через секунду сигнал домофона известил Мартина, что путь свободен. Он ворвался в подъезд и помчался по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Мартин уже приготовился заключить Руби в объятия и…
— Господи, Руби, ну и видок! Ты похожа на загнанную скаковую лошадь. — Мартин весело расхохотался и подмигнул: — Что, тяжелая выдалась ночка?
Руби сделалась пунцовой.
— Лу рассказала мне про твоего маньяка, — радостным голосом сообщил Мартин. — Брось, не переживай, он того не стоит. Пройдет время, и ты сама будешь смеяться над всей этой историей. Ты лучше послушай, какая у меня новость. Помнишь, когда я…
— Мартин, — перебила его Руби, указывая на темный силуэт, выросший у нее за спиной, — познакомься, это… кхе… Эмлин Крайшенг.
Мартин захлопал глазами и машинально пожал протянутую руку Эмлина. Мистер Крайшенг не отличался атлетическим сложением, но все же розовый пеньюар Руби был ему явно маловат.
— Я коллега Руби, — уточнил Эмлин, — вы, должно быть, слышали обо мне.
— О да, наслышан, она мне о вас много рассказывала. — Мартин швырнул букет на столик в прихожей и взялся за ручку двери. — Извините, что помешал. Я зайду попозже.
— Нет, нет, вы можете остаться, — по-хозяйски распорядился Эмлин. — Я как раз собирался уходить.
— Разве ты не позавтракаешь? — воскликнула Руби.
Мартин невольно поморщился, уловив просительную интонацию в голосе подруги.
— Чай, тосты, — суетливо защебетала Руби. — Правда, у меня нет бекона, но если ты подождешь, я мигом сбегаю в магазин. Тут недалеко, буквально пара минут. Ты какой больше любишь, с жирком или попостнее?
— Спасибо, не надо, — отмахнулся Эмлин. — Мне пора. Мы с ребятами договорились встретиться в пабе, сегодня по телику показывают классный матч. Ха, но для начала я, пожалуй, оденусь.
Эмлин удалился в спальню.
— Тот самый? — презрительно спросил Мартин.
— Мартин, — осадила его Руби, — лучше не начинай.
— Тот самый Эмлин с дерматофиозными ногами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36