Но ведь не обязательно во что-то верить, чтобы одержать победу, не так ли? Достаточно презрения, которое она питает к Александру Барону. И все, что ей сейчас нужно, — это подходящее платье, холодный блеск жемчугов ее матери и те утонченные уловки, к которым, по ее наблюдениям, отец годами прибегал по отношению к менее удачливым соплеменникам.
Она сможет. Она должна это сделать. По крайней мере она постарается свести сегодняшнюю игру к ничьей.
Но этого недостаточно.
Когда Уитни вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, старинные часы на лестничной площадке, привезенные на китобойном судне из Бостона одним из предков Тернеров, пробили полчаса.
Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы одеться, но хозяйке усадьбы полагается превращать свой выход в некое театральное действо, и ее появление будет соответствовать традиции.
Она глубоко вздохнула. Ладони ее стали влажными, а в желудке все сжалось, когда она неспешно спускалась по лестнице.
«Успокойся, — говорила она себе, — не показывай своих чувств Каким бы ни был Александр Барон, он не дурак».
Разглядывая себя в зеркале, она осталась довольна своим внешним видом, вполне подходящим для той роли, которую она собиралась играть. Но сколько нервов это стоило — драгоценные минуты бежали, пока она лихорадочно искала, что ей надеть. Отец был прав, все ее старые вещи сохранились в гардеробе. Но она уехала отсюда ребенком, а вернулась женщиной — возраст розового и голубого шифона или скромного хлопка с оборочками давно прошел.
В последний момент, когда уже почта потеряла надежду, она обнаружила платье, висевшее в дальнем углу платяного шкафа, — длинное прямое платье из шелка цвета слоновой кости, купленное ей в подарок на семнадцатилетние. Конечно, никакого праздника в тот день не было — Уитни к тому времени уехала в пансион на материк, — по платье так и осталось там. И из всего, что она могла надеть, оно наиболее соответствовало тому, что носят взрослые женщины.
Она решительно набросилась на платье с маникюрными ножницами. Небольшая пелерина и вышедший из моды воротник составляли одно целое и легко отпоролись, обнажив прямой лиф. Из куска шифона она сделала бледно-голубой кушак на талию, а потом расстегнула пуговицы на юбке от щиколотки до бедра так, чтобы при ходьбе ее длинная загорелая нога приковывала к себе взгляд.
Конечно, ее творению было далеко до моделей Джеймса Галаноса или Оскара де ла Рента. Но оно выглядело изысканно, что, собственно, и требовалось, и, надеялась Уитни, выдержит несколько часов.
Она зачесала волосы с висков назад и заколола их парой старинных резных гребней, распустив по плечам прямым шелковым водопадом. Обычно она не пользовалась яркой косметикой, но шелк цвета слоновой кости придавал ей бледность, и пришлось наложить слой черной туши на темные от природы ресницы. Потом она нанесла кисточкой темно-розовые румяна на скулы и покрыла губы бледно-розовым блеском. Когда она вдевала в уши жемчужные серьги своей матери, руки у нее дрожали — и продолжали дрожать, пока она застегивала замок ожерелья, усыпанного сапфирами и бриллиантами, и аккуратно поправляла его V-образяый конец в ложбинке у горла.
Наконец все закончено. Из зеркала на нее смотрела холодная таинственная незнакомка. Никогда никто не догадается, что сердце у нее в груди превратилось в льдинку.
— Будь что будет, — прошептала она с нервным смешком и вышла из спальни в коридор.
Когда она спустилась уже до середины лестницы, решительность чуть было не изменила ей. Мужские голоса послышались от дверей библиотеки, и внутри у нее все сжалось.
Еще можно взбежать по лестнице и скрыться в своей комнате…
— Уитни!
Она посмотрела вниз, где у начала ступенек в одиночестве стоял ее отец. Обычно румяное, его лицо сейчас было бледным, а на губах застыла вежливая улыбка.
— Вот и ты, моя дорогая. Мы с мистером Бароном уже начали беспокоиться, что могло так задержать тебя.
Она сглотнула.
«Ты на коне», — убеждала она себя, и из последних сил изобразила такую же вежливую улыбку.
— Прости, папа, — сказала она. Ее голос слегка дрожал, и она откашлялась. — Я надеюсь, что не заставила вас ждать слишком…
— Заставила. Но это стоит того. — Голос был низким и повелительным.
Сердце Уитни оборвалось, но ничего не отразилось на ее лице, когда она посмотрела в сторону библиотеки.
Сердце ее затрепетало. Не было больше мальчика, которого она знала, вместо него стоял красивый, зрелый мужчина, которого она никогда не узнала бы через столько лет. Его волосы медового цвета, которые раньше падали на плечи, были причесаны и подстрижены дорогам парикмахером и едва касались воротника его черного парадного пиджака. Барон еще и вырос, или по крайней мере возмужал. Мальчик, которого она помнила, был худым, а мужчина, стоявший перед ней, — широкоплечий и мускулистый.
Она интуитивно поняла, что он стал слишком взрослым, чтобы кто-то осмелился назвать его тем детским именем.
— Уитни?
Голос отца заставил ее очнуться. Она отвела взгляд от Александра Барона и заставила себя пройти последние несколько ступенек вниз. У подножья лестницы она замешкалась, ее глаза снова приковала к себе фигура в дверном проеме библиотеки.
Нет, не все в нем изменилось. Его глаза, эти холодные голубые глаза остались прежними, обрамленные густыми ресницами, такими же густыми и темными, как и у нее. И кожа осталась такой же золотистой от поцелуев солнца. И его рот, этот жестко очерченный рот…
— Ну, — промурлыкал он. — Я прошел осмотр? Она смущенно заморгала. Его губы язвительно искривились. Он смеялся над ней, и неудивительно. Она спустилась вниз с намерением сразить его своей холодной изысканностью, а сама вместо этого уставилась на него.
Краска залила ее щеки, но она опустила голову в легком поклоне, достаточно высокомерном.
— Мистер Барон, — проговорила она, идя ему навстречу. Равнодушие тона обрадовало ее. — Добро пожаловать на ранчо Тернеров! Простите, что я так разглядывала вас, — я пыталась вспомнить, где я вас видела раньше.
Она услышала, как ее отец хмыкнул, увидела, как брови Барона поднялись от удивления.
«Один — ноль в мою пользу», — подумала мрачно Уитни, протягивая ему руку.
Слабая улыбка проскользнула по его губам.
— Правда? — Его пальцы сомкнулись вокруг ее руки, сильные и холодные.
Она смешалась, но только на секунду. Он улыбался, но глаза оставались холодными. «Не так грубо, — казалось, говорил он. — Я тебя раскусил».
Нет, не раскусил. Вечер только начался. И чем дольше он продлится, тем больше она наберет очков в свою пользу — и тем слаще будет победа.
Уитни тряхнула головой так, что волосы рассыпались у нее по плечам.
— Вы мне кажетесь знакомым, — сказала она мягко, слегка нахмурив лоб. Его рука все еще сжимала ее руку, и довольно сильно, так что ей стало неудобно. — Ну, конечно, это было так давно. — Она посмотрела на отца. — Сколько, ты говоришь, прошло лет с тех пор, как мистер Барон работал у нас, папа? Девять? Десять?
Дж. Т. воззрился на нее в полном замешательстве.
— Девять, — сказал он с ударением. — Ты ведь, конечно, помнишь, Уитни?
Она пожала плечами.
— Боюсь, что нет. Барон выдавил улыбку.
— Неужели?
— За это время на ранчо сменилось так много работников… — Она ослепительно улыбнулась ему. — Прошу извинения. Но я уверена, что к концу обеда я вас обязательно вспомню.
Его улыбка изменилась, превратившись в нечто такое, от чего у нее по спине поползли мурашки.
— Вы обязательно вспомните, мисс Тернер. Обязательно.
Она пристально посмотрела на него, пытаясь прочесть его мысли под холодной маской, но глаза Барона были непроницаемым стеклом, темным и ничего не выражающим. «Изобрази раскаянье, хотя бы немножко», — сказала она себе, но что-то в том, как он смотрел на нее, заставило ее напрячься.
— Увидим, — сказала она, и ее голос был таким же тихим и холодным, как его.
— Уитни! — В голосе отца звенела ярость. Он шагнул к ней, его лицо горело, а в глазах было гневное предупреждение.
Она улыбнулась.
— Да, папа?
— Мне бы хотелось поговорить с тобой минутку. — Улыбка, которую он подарил своему гостю, была натянутой. — Мне пришло в голову, что я никогда прежде не спрашивал свою дочь, какие вина она предпочитает. Извините, мы на минутку.
Рука Александра Барона снова сжала ее руку и наконец отпустила.
— Конечно, — сказал он. — Мне бы хотелось помыть руки, с вашего позволения.
— Да, пожалуйста. Прямо по коридору, направо. — Улыбка Дж. Т. ^испарилась, как только Барон исчез в коридоре. — Черт побери, Уитни, — прошипел он, — что ты пытаешься сделать?
— Только то, о чем ты просил меня, папа, — сказала она спокойно. — Я просто напомнила нашему гостю, что он тут — лишний.
— Но он — не лишний, — сурово возразил отец. — Я думал, что ты поняла, Уитни. Он — единственная моя надежда. Мне нужно…
— …его деньги. Да, ты говорил. Но ты также намерен был показать ему, что никакие деньги в мире не смогут сделать его равным Тернерам.
Дж. Т. недовольно скривился.
— Я хотел, чтобы это был лишь тонкий намек, ей Богу. Если ты и дальше будешь тыкать его носом, он может встать и уйти — а что прикажешь мне тогда делать?
Уитни подняла подбородок.
— Если ты ожидая, что я паду ниц, папа…
— Я ожидал, что ты будешь думать головой, — отрезал отец. — Я ожидал, что ты будешь обходиться с ним вежливо, даже если это тебе нелегко.
— Нелегко? — Уитни пошевелила плечом, чтобы освободиться от руки отца. — Это, черт побери, почти невозможно. Ты меня не уговоришь. Этот человек не имеет никакого права находиться здесь.
— Надеюсь, что не заставил себя долго ждать?
Уитни резко повернулась. Александр Барон бесшумно подошел сзади. Его губы растянулись в притворной улыбке. На секунду она подумала, что он просто смеется.
— Простите, — сказал он вежливо, переводя взгляд с отца на дочь, — Я прервал вас? — Его улыбка стала еще шире, как у кота.
— В чем дело, Уитни? В чем вашему отцу трудно уговорить вас?
Она уставилась на него.
— Уговорить меня?..
— Относительно вин. — Их глаза встретились, и ни один не отводил взгляда. — На вашем месте я прислушался бы к вашему отцу, Уитни, — если БЫ не хотите, чтобы все кончилось, даже не начавшись.
Ее отец прокашлялся.
— Барон, она не имела в виду… Александр Барон тихо рассмеялся.
— Конечно, имела. Ни одна хозяйка не согласится, чтобы тщательно распланированный обед начался неудачно. Разве не так, Уитни?
Уитни глубоко вздохнула. Дюжина резких ответов вертелась у нее в голове. Он играет с ними обоими, играет на их нервах, вкладывая в слова двойной смысл, и она хотела показать ему, что в этой игре ему не победить.
Но язык, казалось, прилип к небу. Ей нужно было как-то прервать молчание, сделать что-то со страхом, который она прочла в глазах отца, и с холодностью в глазах Барона; и еще ей нужно было что-то сделать, что-то такое, чему она не осмелилась дать определение.
— Мистер Барон, — сказала она наконец, и он покачал головой.
— Алекс. — Его тон не оставлял места для компромиссов.
— Алекс, — повторила она, но оказалось, что сказать ей больше нечего. Через мгновенье он улыбнулся и взял ее под руку.
— Не пойти ли нам к столу? — предложил он. И не успела Уитни ничего предпринять, как ее уже вели к ее собственному столу.
— Как сегодня дела на рынке? — услышала она вопрос отца и вежливый ответ Барона.
И все время, пока длился обед, потом за кофе и ликерами единственное, о чем думала Уитни, так это о том, что Александр Барон не играл в ту игру, которую ему предложили.
Игра, в которую он играл, была его собственной.
И ее правила знал только он сам.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— …И тогда я сказал: «Черт возьми, Борден, в чем проблема? Если ты хочешь, чтобы я выложил еще пятьдесят тысяч долларов, просто приди и скажи». — Дж. Т. облокотился на белоснежную скатерть из дамаста и одарил своего гостя доверительной улыбкой. — И вот этот чертов дурак смотрит мне прямо в глаза и говорит: «О'кей, Тернер, я хочу, чтобы ты выложил еще пятьдесят тыщ». — Дж. Т. осклабился. — Сжав зубы, он повторил это еще раз. Понимаете, Барон? Ему нужно было сто тысяч, а не пятьдесят.
На противоположной стороне стола Александр Барон глотнул своего послеобеденного «Драмбуи» и вежливо улыбнулся.
— И что же вы? Я хочу спросить, дали вы ему денег?
Дж. Т. все еще продолжал хихикать.
— Конечно. Как же я мог проигнорировать такую творческую просьбу?
— Естественно, — как можно вежливее сказал Алекс. — Как же вы могли? — Его улыбка обратилась к Уитни, сидящей напротив него. — Не правда ли, Уитни?
Уитни вздрогнула. Обед казался бесконечным, и она смогла выдержать его, только выключившись; она научилась проделывать это несколькими годами раньше, когда отец заставил ее участвовать в деловых обедах. Когда спустя год она уехала на материк, то уже мастерски овладела искусством вовремя улыбнуться или невнятно произнести вежливое замечание, хотя мысли ее были где-то далеко.
Сегодняшний вечер доказал, что ее навыки в этом искусстве не пропали. Она пережила обед, говоря мало, приподнимая брови с заинтересованным видом, когда это казалось уместным, кивая головой время от времени, хотя по предупреждающим взглядам отца поняла, что он ожидал от нее большего.
Ко Алекс казался довольным. По крайней мере он оставил ее в покое — а на это она меньше всего надеялась. Она напряженно хмурилась, пока ели суп и салат, не сомневаясь, что он продолжит свои провокационные наскоки.
Но он не стал. Казалось, он решил не обращать на нее никакого внимания за обедом. Это было неожиданно, и Уитни несколько раз бросила на него удивленный взгляд. Встретившись с ним глазами, она поняла, что он внимательно наблюдает за ней с легкой усмешкой на губах.
Его взгляд вызвал волнение, холодком пробежавшее по позвоночнику. Осторожно, стараясь не выдать своих чувств и обратив к нему улыбку, столь же вежливую, что и его, Уитни поставила кофейную чашку и промокнула рот салфеткой.
— Простите, — сказала она, — боюсь, что я не расслышала…
— Ваш отец как раз рассказывал мне довольно забавную историю об одной сделке , финансировать которую у него не было намерений, — криво улыбнулся Алекс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21