— Что за чертовщина, что ты делаешь в таком виде?
Глаза ее наполнились слезами.
— Тебя никто не просил сюда входить, — сказала она. Руки ее тряслись, когда она натягивала на себя джинсы и хлопковую майку. — Неужели тебя так и не научили стучать в дверь?
Он пожал плечами и с шумом выдохнул.
— Ты права. Извини.
— Ладно, — сказала она через минуту. — Я одета. Теперь можешь поворачиваться.
Когда он повернулся, она сидела перед трюмо, расчесывая волосы. Он смотрел на нее некоторое время, а потом слегка покашлял.
— Я вернулся с материка на день раньше.
— Да. Вижу. — Голос ее был отрывистым и резким, и она молилась, чтобы в нем не было слышно печали, которую она чувствовала. О Господи! Это выражение на его лице, когда он увидел ее! Какой безобразной нашел он ее, какой отталкивающей!
— Я собираюсь полететь в Нью-Йорк на несколько дней.
Она дернула расческу, запутавшуюся в волосах.
— Ну и? Почему ты мне это говоришь? Он вздохнул.
— Послушай, я приехал сюда не ссориться. Я просто хотел сказать тебе, что уеду на некоторое время. Возможно, на неделю. Если я тебе понадоблюсь…
— Я знаю. Позвонить тебе в офис и сказать секретарше.
— Моя секретарша едет со мной. Уитни закрыла глаза.
— Я… я понимаю.
— Ты можешь найти меня в «Валдорф Тауэре». Она кивнула.
— Хорошо.
— Просто позвони и спроси меня. Или миссис Пальмер…
Она резко повернулась к нему.
— Я же сказала: хорошо, Алекс. Я поняла, где ты будешь и что с тобой будет твоя секретарша. — Голос ее дрожал и прерывался, и она задержала дыхание, пока не набралась уверенности, что сможет говорить дальше. — Что-нибудь еще?
Алекс внимательно посмотрел на нее, и губы его скривились.
— Нет, — резко сказал он. — Нет, черт возьми, больше ничего. До свидания, Уитни.
Она подождала, пока за ним закроется дверь, а потом спрятала лицо в ладонях. Так больше нельзя, она должна сказать ему раз и навсегда. Алекс волновался о ее физическом состоянии, но не обращал ни малейшего внимания на ее нравственные страдания. Она хотела освободиться от всех этих переживаний, но не могла. А ведь ей нужно думать о ребенке.
Она высморкалась, потом поднялась на ноги.
— Алекс, — позвала она. Босиком она сбежала вниз по ступеням. — Алекс, когда ты вернешься из Нью-Йорка…
В прихожей было пусто. Она распахнула дверь и выскочила на подъездную дорожку. «Рэнджровер» все еще стоял у входа. Значит, он не уехал. Но где же он?
Садовник пропалывал розы, которые росли вдоль подъездной дорожки.
— Ито, вы не видели мистера Барона? Мужчина кивнул.
— Да, миссис. Он только что уехал. Уитни нахмурилась.
— Как это уехал? Его автомобиль еще тут.
— Мистер Барон велел сказать Джону, чтобы он посмотрел его. Он говорит, что шина спустила.
Шина спустила. Да, вот тут, проколотая покрышка. Но если Алекс оставил «рэнджровер»…
Она почувствовала, как ледяная рука сжимает горло.
— Ито? Мой муж — он что, взял «блейзер»? Старик улыбнулся.
— Да, миссис. Он взял вашу машину. «Блейзер»… «блейзер» с неисправными тормозами… Алекс доедет до первого крутого поворота, поставит ногу на тормоз, и, вместо того чтобы затормозить, машина станет набирать скорость, пока не съедет с дороги, медленно переворачиваясь, а потом упадет вниз на скалы…
— О Господи!
Уитни побежала за дом к конюшне. Ее дыхание, казалось, было таким же громким, как стук сердца.
— Пожалуйста, — шептала она. — О пожалуйста, пусть ничего не случится с Алексом!
Ее конь тихо заржал, когда она набросила на него уздечку и мундштук, а потом вывела из конюшни.
— Пошли, — говорила она, — пошли, Абдулла, давай, мальчик.
Прошло несколько лет с тех пор, как она ездила верхом без седла, но она схватилась за длинную развевающуюся гриву и без колебаний взгромоздилась на спину лошади, вонзив пятки ей в бока. Перепуганное животное сделало несколько неуверенных шагов вперед, и Уитни, натягивая вожжи, наклонилась низко, к его шее и ударила его ногами снова.
Конь рысью помчался из конюшни и выбежал на дорогу. Уитни слышала, как садовник звал ее, слышала испуганные крики конюха, а потом все, что она могла слышать, был свист ветра в ушах.
Позднее, когда Уитни пыталась воссоздать все, что случилось дальше, она могла вспомнить только какие-то обрывки. Она вспоминала дорогу, извивающуюся впереди, солнце, отражающееся от автомобиля Алекса, первый крутой поворот, ожидающий на некотором расстоянии, как свернувшееся тело спящей змеи. Она вспоминала, как смотрела на окруженный изгородью луг, который расстилался параллельно дороге, как раз перед этим ужасным поворотом, вспомнила, как она направила коня в мягкую траву в этом отчаянном соревновании со временем.
Она наклонилась и прямо в ухо приказала:
— Давай! Тебе нужно это сделать, мальчик.
Она помнила, как перелетела через изгородь, услышала скрип тормозов, испуганное ржание лошади-и все, только блаженная темнота вокруг.
Она спала, и во сне Алекс крепко держал ее. Он говорил с ней, он просил ее открыть глаза и посмотреть на него.
— Пожалуйста, любимая, — говорил он, — пожалуйста.
Она вздохнула и глубже зарылась в тепло его рук. Голос — голос Алекса — продолжал призывать ее проснуться. Но она не хотела. Если она сделает это, удивительный сон закончится. Она откроет глаза-и окажется одна, как всегда. Алекса не будет рядом.
— Уитни, посмотри на меня. Давай, любимая. Открой глаза.
Вздохнув, она выполнила его просьбу и обнаружила себя в какой-то комнате — в ее комнате. В постели. Но это был не сон. Алекс и в самом деле был рядом. И он обнимал ее.
Неожиданно воспоминания нахлынули на нее. Автомобиль, дорога, лошадь…
Она начала испуганно отбиваться.
— Успокойся, — сказал Алекс, прижимая ее к себе. — Все хорошо.
— Мой ребенок?
— С ребенком все в порядке. Уитни положила голову ему на грудь.
— Я… я боялась, что не успею, — прошептала она.
Она почувствовала, как неожиданно напряглось его тело.
— И ты, черт побери, еще чуть-чуть — и не успела бы. — Рука его схватила ее за плечо, и он отодвинул ее на вытянутую руку. — Что это за фокусы ты выделываешь, черт побери? Разве я не говорил, чтобы ты не прогуливалась верхом?
Слезы застилали ей глаза, и она заморгала.
— Я была не на прогулке. Я пыталась остановить тебя. В автомобиле… тормоза…
— Ты понимаешь, что могло бы произойти? Она судорожно сглотнула.
— Я… я не думала, Алекс. Времени не было.
— Ты никогда ни о чем не думаешь. В этом-то вся твоя беда, Уитни. Ты делаешь, что только тебе в голову взбредет, и…
Рыдания вырвались у нее.
— Не брани меня, — попросила она прерывающимся шепотом. — Пожалуйста, не надо. Я понимаю, что ты сердишься, потому что я подвергала ребенка опасности, но, клянусь, я этого не хотела. Но… но мне нужно было остановить тебя. Я была должна…
— Ты могла бы умереть, ты понимаешь это? — Он прижал ее крепче к себе. — Но, если бы ты… если бы ты… — Он издал стон, и неожиданно голос его стал хриплым от боли. — Если бы ты погибла, — сказал он, — я умер бы тоже.
Казалось, что время остановилось. Она слышала ровное биение его сердца у своего уха, слышала голоса птиц, доносящиеся из сада, и тогда Алекс приподнял ее подбородок. Глаза его были темными и нежными, с тем внутренним светом, о каком она так часто вспоминала.
— Почему ты рисковала своей жизнью из-за меня?
— Потому что… потому что…
— Скажи мне, любимая.
Любимая. Он назвал ее любимой. Осмелится ли она сказать ему? Нет. Она не может — но что она теряет от этого? Свою гордость — да, но что значит гордость, если забрезжила надежда?
Было гораздо легче вскочить на спину арабского скакуна и нестись со скоростью ветра, но наконец Уитни собрала все свое мужество и произнесла те слова, которые столько лет так мучительно хотела произнести.
— Потому что я люблю тебя, — сказала она тихо.
Алекс притянул ее лицо к себе и целовал ее снова и снова, пока ее губы не стали мягкими и нежными.
— Если бы ты только знала, сколько долгих лет я ждал, чтобы услышать от тебя зги слова, — прошептал он. — Ты была моей первой — и с тех пор единственной — любовью.
Сердце ее наполнилось радостью, такой большой, что трудно было перенести. Но что-то сдерживало ее. Она хотела бы верить ему. Но, но…
— Если бы ты любил меня девять лет назад, — сказала она нерешительно, — ты не причинил бы мне… не причинил бы мне такой боли.
Он вздохнул, отводя в сторону волосы с ее висков.
— Я полагаю, что слишком многого ждал от тебя, но я не знал, что тебе было всего шестнадцать лет. Если бы я знал это, то не стал бы просить тебя оставить отца и убежать со мной.
Уитни отодвинулась и уставилась на него.
— О чем ты говоришь? Ты меня никогда об этом не просил.
— Конечно же, просил. Я попросил экономку передать тебе записку. Я сказал ей, что это срочно.
Уитни покачала головой.
— Я больше не видела Эммы. Ее уже не было в доме, когда на следующее утро я спустилась вниз. Отец сказал, что ей нельзя было доверять.
Алекс зажмурился, как от боли, а потом снова открыл глаза.
— А я ждал и ждал рядом с конюшней всю следующую ночь. Но ты так и не пришла.
— Ох, Алекс, я бы пришла, если бы только знала, что нужна тебе. Я бы пошла за тобой на край земли… — Она замолчала. — Но… но ты ведь не мог меня ждать — во всяком случае, после того, как ты взял деньги у моего отца.
Он нахмурился.
— Какие деньги?
— Двадцать пять тысяч долларов. Деньги, которые ты потребовал за то, чтобы больше никогда со мной не встречаться…
— Что?!
Шок, который был в этом коротком единственном слове, будто взорвался и эхом отдался в комнате. Уитни посмотрела в глаза своему мужу и внезапно поняла, что в то давно минувшее лето случилось нечто большее, чем то, что произошло с ними, ужаснее, чем кто-либо из них мог вообразить.
— Алекс, — теперь уже она обхватила его лицо руками и заглянула в глаза, — мой отец сказал, что ты устроил все так, чтобы он застал тебя при попытке соблазнить меня той ночью.
— Господи Иисусе! И ты поверила ему?
— Ты же поверил тому, что я не хочу бежать с тобой?
Последовало молчание, и тогда Алекс взял ее руки в свои.
— Послушай меня, — сказал он яростно. — Я любил тебя. Вот почему я не мог овладеть тобой в конюшне — дьявол, я понимал, что ты заслуживаешь большего, нежели постель из сена. Я хотел, чтобы все было по-честному.
— О, Алекс…
— Я сказал твоему отцу, что хочу просить тебя стать моей женой. И он — он рассмеялся, Уитни. Он сказал, что ты просто играешь в игры, что ты не выйдешь замуж ни за кого, разве что за человека с луны. Он сказал, что, к несчастью, у тебя есть наклонности баловаться с прислугой…
— Это неправда! Ты должен был понять, что он лгал.
— Я не поверил ему — тогда. Но на следующую ночь, когда я ждал и ждал…
Уитни подняла лицо и прижала в поцелуе губы к его рту.
— О, любимый мой, — прошептала она. — Мы столько лет истратили впустую.
Алекс обнял ее крепче.
— Когда я узнал, что «Тернер Энтерпрайзиз» терпит крах, я сказал себе — вот шанс отомстить, и он был слишком сладок, чтобы упустить его. Но я пытался обмануть самого себя. Я просто ждал удобного случая встретиться с тобой снова — и понял это, как только увидел тебя.
— День; когда ты сделал мне предложение, был похож на сон, — сказала она тихо. — И потом, та неделя в Сан-Франциско, я была так счастлива, но затем, когда мы приехали в хижину на Тахоэ, я начала думать о… о причинах, по которым ты решил жениться на мне, и я понимала, что слишком люблю тебя, чтобы продолжать притворяться. Вот поэтому я наговорила тебе эти ужасные вещи о том, почему больше не хочу и не могу любить тебя.
Алекс вздохнул.
— Я думал, что ты меня ненавидишь. Я говорил себе, что мне нужно тебя отпустить, — и тогда оказалось, что ты беременна. Бог меня простит, но это была единственная возможность удержать тебя.
Уитни повернула к нему лицо, и они поцеловались. Когда поцелуй закончился, она коснулась рукой его щеки.
— Алекс? Твоя… твоя секретарша очень хорошенькая?
Алекс ухмыльнулся.
— Как же это понимать, миссис Барон, вы ревнуете?
— Просто скажи, так ли это?
— Да. И внуки ее думают точно так же. Брови Уитни поползли вверх.
— Ее внуки? — Улыбка заиграла на ее губах. — И в самом деле, — сказала она и рассмеялась, — внуки ее, да?
Алекс улыбнулся.
— Она говорит, что внуки — это замечательное открытие. — Он коснулся пальцем губ Уитни. — И если она права, может быть, появление маленького Барона-Тернера смягчит сердце Дж. Т.
Уитни вздохнула и обвила руками шею мужа.
— Ну, — сказала она мечтательно, — осталось разрешить только одну проблему.
Он широко улыбнулся.
— Какую?
— Ты перестанешь обращаться со мной так, будто я сделана из стекла. Мой доктор говорит, что мы — беременные дамы — очень стойкие пациенты.
Он кивнул.
— Я знаю, что перегибаю палку. Но я столько раз был близок к тому, что чуть было не потерял тебя…
Уитни улыбнулась.
— Ты никогда больше меня не потеряешь, любимый. Клянусь.
Алекс привлек ее к себе.
— Ну тогда, — сказал он тихо, — нам просто придется найти способ убедить меня, что ты не хрустальная ваза.
Ее руки погладили его затылок, и она поймала его губы своим ртом. Они целовались долго-долго, и когда наконец отодвинулись друг от друга, глаза Уитни сияли.
— Думаю, что знаю, как это сделать, — сказала она.
И она была права. Она знала.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21