Снял трубку, постучал пальцем по кнопкам телефона.
— Георгий, это я! Он все знает.
Двадцать девятого декабря Глебов вернулся домой пораньше: купил елку. И пушистая красавица, как всякая женщина, спешила прихорошиться. В квартире гудел пылесос.
— Ой, Борис Андреич! — растерялась помощница. — Я думала, вы позже будете. Извините, не успела с уборкой!
— Нет, Оля, это вы простите, что помешал, — успокоил хозяин. — Просто освободился сегодня рано. Вы не поможете мне елку нарядить?
Несмотря на проходимца Баркудина и позавчерашний разговор с Сашкой, настроение было хорошее. У них опять наплыв заказов, ребята получили неплохую премию, прорабатывается возможность открытия нового производства. Попов ходит как побитая собака. Ну ничего, пусть поволнуется. Набьет шишек — умнее станет. Будет бежать от жуликов как черт от ладана. В глубине души Глебов друга простил: смалодушничать Семеныч мог, предать — никогда.
— Ой, какая прелесть! — ахнула Ольга, выглянув за порог. — Сейчас, быстренько закончу и помогу.
Елизавета Никитична поступила мудро, прислав на замену свою ученицу. Благодаря этому он действительно расслаблялся дома, наслаждаясь чистотой и уютом. Вот и сейчас хозяин спокойно попивал чаек после сытного вкусного обеда, а помощница возилась с елкой.
Войдя в комнату, Борис увидел чудо — блистающее, переливающееся, загадочное. Вот уж точно: Новый год — особый праздник и каждому он обещает сказку.
— Оля, вы выбрали не ту профессию! Ваше призвание — художник-оформитель. — Он восхищенно уставился на нарядную лесную красотку, надушенную смолой. — Оля, где вы?
— Я здесь! — пропыхтел внизу голос. — Выключите, пожалуйста, свет.
Борис послушно исполнил просьбу, и в темноте заструились сверкающие ручейки, вспыхивающие разноцветными капельками.
— Ну как? — довольно спросил «художник», поднимаясь с колен.
— Потрясающе!
В комнате пахло хвоей, мишурой, новогодними игрушками и еще чем-то неуловимым, ускользающим от слов — тем, что люди называют волшебством.
— А теперь — свет! — безжалостно приказала командирша и, наклонившись, осушила веселые ручьи.
— Может, выпьете чаю? — предложил Борис, с сожалением щелкая выключателем. — Не оставляйте меня наедине с этой роскошной красавицей: боюсь, заколдует, — пошутил он.
— К одиночеству вы стремитесь, а в страхе вас не заподозрить, — спокойно возразила независимая домработница. И в своем стремлении отделаться от хозяина была права: деньги получает не за общение, а за уборку. — Да и пора мне.
— Ну, что ж, задерживать не смею. А можно спросить, почему такая спешка? Сейчас нет и шести.
— Можно. У меня день рождения, и я обещала родителям вернуться домой пораньше.
Он внимательно посмотрел на добросовестную труженицу. И принял дикое, ничем не объяснимое решение.
— Одевайтесь! — Теперь наступила его очередь командовать. — Едем!
— Куда? Что вы задумали, Борис Андреич? — бормотала ведомая, послушно тащась за ведущим в дверь-лифт-подъезд.
Магазинчик на старом Арбате покупателями был не избалован: цены здесь кусались. Борис пошептался с томной продавщицей и подошел к своей оробевшей помощнице.
— Оля, передаю вас на попечение профессионала. А я пока покурю, подышу свежим воздухом. — И вышел, на ходу доставая из кармана сигареты.
Через двадцать минут вернулся. И увидел перед зеркалом незнакомку — красивую, изысканную, в черном узком платье с глубоким овальным вырезом на груди и черных туфельках на высоком каблуке. Тяжелый матовый шелк нежно обхватывал тонкую талию и стройные бедра, мягко струился вниз и, нехотя расставаясь у колен, упрекал своих создателей за недлинную встречу.
— Не снимайте, пожалуйста! — попросил незнакомку.
Расплатившись, подхватил пакет с упакованными джинсами и свитером и потянул молчаливую, сбитую с толку девушку дальше, к антикварному магазинчику напротив. Он побывал здесь пару минут назад.
— Оля, мне очень хочется сделать вам подарок. Пусть я не зван на день рождения, но не лишайте меня радости дарить. — И указал ювелиру на жемчужное ожерелье, таинственно мерцающее за стеклом.
— Я не могу, это очень дорого. Жалкий лепет услышал старый ювелир.
— Барышня ошибается! Это ожерелье стоит гораздо дороже указанной цены. Да! — обиделся он. — Настоящий жемчуг! Середина девятнадцатого века, филигранная застежка, личное клеймо петербургского мастера, золото девяносто шестой пробы. Мы выставили его только вчера и не сомневаемся, что найдется тонкий знаток, который сумеет его по достоинству оценить. Да! Это вам не современный, искусственно выращенный суррогат! — презрительно фыркнул он.
— Можно? — проигнорировал обидчивую тираду Глебов.
Антиквар достал из-под толстого стекла круглые жемчужины, нанизанные на нить в прошлом веке. Девушка распахнула ворот дубленки, и Борис щелкнул на нежной шее филигранной застежкой.
— Прекрасно! — забыл про обиду ювелир. — Очень к лицу. Да!
— Не расстегивайте! — задержал Глебов потянувшуюся к застежке руку.
На улице он неожиданно признался:
— Я так давно не делал никому подарков, а вы напомнили, как это приятно! Спасибо вам большое, Оля! — Потом шутливо добавил: — Будьте последовательны в благородных поступках: поужинайте со мной. А Федора Васильича мы предупредим. — И простодушно улыбнулся: — День такой замечательный — не хочется заканчивать его в одиночестве!
Перед этой улыбкой устоять было трудно.
— Хорошо! Я тоже давно не делала никому подарков. Дарю вам вечер. Куда идем?
— К теплу, уюту и вкусной еде! — развеселился «одаренный» и потащил новорожденную за собой.
И оба не заметили человека, маячившего за ними тенью. Убедившись, что беззаботная пара вошла в ресторан, невысокий неприметный мужичок подошел к телефону-автомату, набрал номер и сказал тихо в трубку:
— Он в «Баркароле». С девицей.
Давно Борису не было так легко и весело. Оля оказалась неглупой, начитанной, остроумной и очень отличалась от той простушки, которая наивно кокетничала с ним больше года назад. Она неплохо разбиралась в поэзии и любила Хлебникова, что для современной девушки было несколько странно.
— А вы думали, что нынешняя молодежь только анекдоты травит да за бока друг друга хватает? — рассмеялась Ольга, заметив его удивление. — Ошибаетесь! Мы — разные. Как и вы, как и те, кто жили до нас и будут после. У всякой пташки свои замашки!
— Федор Васильич мудрый человек! — уважительно заметил Борис, услышав знакомую поговорку. — И у него неглупая дочь, — улыбнулся он.
— Приятно получать похвалу от человека, достойного похвалы, — не осталась в долгу бригадирская дочка.
И тут в зал вошла она. Его бывшая жена. Холеная, уверенная в своей неотразимости, со вкусом одетая. Рядом вышагивал все тот же «тщательный пробор». От него за версту несло деньгами, и было видно, что этот малый ни в чем не знает промаха.
— Интересная пара, — перехватила Оля его взгляд. — Вы знаете эту женщину?
— Знал.
Она помолчала, ожидая, пока официант разольет по бокалам вино и отойдет от стола. Потом негромко сказала:
— Очень красивая женщина. — И уточнила: — Ваша жена.
Ответ на реплику прозвучал не сразу.
— Знаете, Оля, пройдя какой-то этап, мы не выпадаем из этой жизни и поэтому иногда сталкиваемся с прошлым. Но это только подтверждает банальный тезис, что все течет, все изменяется. Давайте лучше выпьем за вас! И пусть ваша судьба будет удачной!
Но легкость исчезла, а возникшее напряжение уходить не собиралось. Алка сидела к ним спиной, и было непонятно: заметила или нет. Боковым зрением Борис увидел, как хлыщ, наклонившись к ее уху, что-то сказал, потом поднялся и вышел. Она повернулась. Лучше бы ей этого не делать! Белая напряженная маска с застывшими глазами вызывала снисходительную жалость — ничего больше.
— Борис Андреич, я подожду вас у раздевалки, — спокойно сказала Оля. Рука, державшая бокал за ножку, дрожала.
— Нет, мы выйдем вместе, — невозмутимо ответил он, расплатился с официантом и повел девушку к выходу. Спиной чувствовал пристальный взгляд, но оглядываться не стал.
На улице разыгралась метель. Ветер кололся снежинками, заставлял щуриться, загонял обратно в тепло. Молча они добрели до запорошенной снегом машины. И снова не заметили мужскую тень сзади. Борис вставил ключ зажигания и включил печку.
— Спасибо за вечер, Оленька! Вы не представляете, как мне помогли.
— Неужто все так плохо?
— Скажем так: есть небольшая проблема. Деловая. Завтра надеюсь ее решить. — Он повернул ключ, и «девятка» тронулась с места, не обратив внимания на серый «Москвич» за своей спиной.
Через сорок минут «Жигули» остановились у подъезда новорожденной.
— Борис Андреич, спасибо большое! Это самый роскошный день рождения в моей жизни!
— Ваша жизнь только начинается, Оленька! Будет еще много дней, которые переплюнут сегодняшний, — улыбнулся Борис и открыл дверцу, собираясь выйти.
— Не надо меня провожать, не маленькая! Номер своей квартиры я помню и не забыла, на каком этаже живу. А в подъезде всегда горит свет. Так что волноваться причин нет.
— А вдруг вас украдут? Я не хочу остаться без помощницы, пропаду! — рассмеялся «хозяин».
В подъезде было темно — хоть глаз выколи.
— Ну вот! А вы уверяли, что лампочки небьющиеся, — пошутил Борис, открывая дверь.
— Это правда! У нас никогда не было проблем с освещением и…
Последнее, что услышал Глебов, — страшный женский крик. Видеть он ничего уже не мог — тяжелый удар по голове провалил в черную тьму.
Февраль, 2003 год
— Линочка, как хорошо, что вы пришли! — радовалась Анна Даниловна, впуская гостью на порог. — А у нас неприятности! — шепнула она и приложила палец к губам.
— Мам, кто там?
— Это я! — громко доложилась Ангелина, снимая сапоги. И тихо спросила: — Какие неприятности?
Но Анна Даниловна не ответила, захлопотала вокруг гостьи. И той показалось, что старушка жалеет о сказанном.
— Раздевайтесь, проходите! Сейчас чай поставлю.
— Не беспокойтесь, пожалуйста! У вас и без меня забот хватает.
— Чай пить — не дрова рубить, милая! — рассмеялась хозяйка. — Проходите! Олег у себя, с банками лежит. Вот чаек заварю и освобожу его. Совсем не хочет лечиться, — пожаловалась она. — Все — с боем. Банок боится, горчичники ненавидит. Ну не смешно?
— Я тоже ненавижу! — улыбнулась гостья и вошла в комнату.
На диване, уткнувшись носом в подушку, лежал Олег, одушевленный предмет зависти, обожания и сплетен. Бледный, взлохмаченный, небритый, с горбинками на спине, укутанный пледом.
— Привет! Как дела ?
— Привет! Ленюсь, а лодырю, как известно, всегда нездоровится. Чем порадуешь болезного?
— Гостя, сынок, сперва накорми, а потом вестей спроси! — В комнату вошла Анна Даниловна с подносом в руках. На блюдцах аппетитно розовели-желтели-белели ветчина и сыры, в розетке вишневело варенье, из плетеной корзинки выглядывали тосты. — Мойте руки, Линочка, а я пока сниму банки с этого труса.
Освободившись от стеклянной братии, больной повеселел и принялся пытать гостью о новостях.
— Новостей — две. Как по шаблону: хорошая и плохая. Тебе с какой начать?
— С плюсовой.
— Съемки идут полным ходом. Завтра вылетаем в Крым.
— Отлично! — порадовался Олег. — Значит, история с «Баррель» не оказалась для нас катастрофой. Молодец Миша! — и мечтательно вздохнул. — Крыму сейчас тепло, солнышко! Ялтинский климат полезен для легких. Завидую! А плохая?
— Погиб Женя Ленточкин, водитель. — Иона поведала подробности.
— Это ужасно! У него ведь, кажется, жена беременна?
— В роддоме, девочку родила на днях.
— Бедняги!
Погоревали о парне, посочувствовали его жене. Потом Ангелина рассказала, как прошла сегодняшняя съемка. Но Олег слушал вполуха, был явно чем-то озабочен, и гостья поняла, что засиделась.
— Пойду я, Олег. Дел много, да и ты, похоже, устал.
— Я не устал — озверел в одиночестве. Не уходи!
— С тобой трудно разговаривать, — призналась Ангелина. И улыбнулась, не желая обидеть.
— Скорее, тону в сточной канаве, — мрачно констатировал он.
— Неприятности?
— Как ты относишься к предательству? — внезапно спросил Олег.
— Как всякий нормальный человек, — растерялась она, — с омерзением. А с чего это ты вдруг заговорил об этом?
Греков невесело задумался, внимательно разглядывая шелковую кайму пушистого пледа.
— Фээсбэшник сегодня со мной общался. Перед твоим приходом.
— Господи, им-то что от тебя нужно?!
— Друг у меня был, — пояснил Олег. — Только Левакин, или Левак, как его звали. Ненавидел он эту кличку, с кулаками кидался, когда ее слышал. Отличный парень! Верный, надежный, слово держать умел, не закладывал никого, не лебезил. Способный, на лету все схватывал! Мы с первого класса дружили. Потом он на какие-то высшие курсы поступил. Отец в органах служил — пристроил, наверное. Но мы продолжали общаться. Дружба от профессии не зависит, верно? Анатоль выпустился, женился. Я у него на свадьбе был. Хорошая девчонка, симпатичная, веселая. Сразу после свадьбы они укатили за границу, кажется, в Англию. Там Левак трубил в посольстве. Или торгпредстве, а может, в консульстве — деталей не знаю. Потом как-то случайно я встретил Ксюшку на Арбате. Но она сделала вид, что не заметила меня. Лет десять, если не больше, ничего о нем не слышал. До сегодняшнего дня, точнее, утра. Утром заявился «товарищ» и тщательно меня порасспрашивал: не слышал, не видел, не знал ли я чего об Анатолии Федоровиче Левакине, моем старом приятеле. Что я мог ответить? Естественно, сплошные «нет». Мне он не дал ответа даже на простой вопрос: «Что случилось?» «Наводим справки» — вот чем отделался «серый товарищ». Когда эта служба просто так наводила справки?! — Греков помолчал, отпил «Боржоми» из бутылки. — Потом фээсбэшник посоветовал забыть о нашем разговоре. — Олег усмехнулся. — «Во избежание неприятностей», как он объяснил. И отчалил. Но эти ребята ошибаются, если думают, что только они владеют информацией. Слухом земля полнится! Я снял трубку и сделал звонок, только один. И оказалось, что наш Только — предатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44