https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/kvadratnie/100x100/
Та бы при малейших признаках разногласия поспешила уступить, отступить, извиниться… А Эви… Где сядешь, там и слезешь.
– В ближайшем городе придется остановиться на заправку, – предупредил Коул. – В горах бензин расходуется в два раза быстрее.
– Остановимся на перевале, – ответила Эви. – Там должно быть ущелье…
Самое большое ущелье они видели накануне. Удивительно – только вчера они были в пустыне Аризоны и стояли над Большим Каньоном. А теперь они уже в горах. Воздух был холодный и прозрачный, шоссе блестело от наледи, а не от волн жара, как вчера, из-под колес летели брызги вместо пыли.
Вот и его жизнь, казалось, менялась так же быстро, как пейзаж за окном. Последние две ночи они провели в одной постели. Их тела, одеревеневшие после целого дня в машине, становились гибкими и послушными в объятиях друг друга.
Ее синяки мало-помалу проходили. Хотел бы он сказать то же о своих душевных ранах!
Она посмотрела в его сторону.
– О чем ты задумался? – Коул вздрогнул.
– Я, наверно, уже достала тебя этими разговорами об отношениях между мужчиной и женщиной. Но ты так неожиданно притих…
– Я просто смотрел в окно. Мы едем довольно быстро…
– Я хочу выжать из этой машины все, на что она способна.
Коул подумал о том, на что способна сама Эви, и испытал прилив тепла. Это ощущение стало для него привычным за последние несколько дней.
– Скажи что-нибудь!
Коул ощутил еще одно знакомое чувство, на этот раз – угрызения совести. Он видел, как она опасливо поправила зеркало заднего обзора, покосилась в его сторону и расправила плечи, как бы вызывая его, Коула, на откровенность. Он даже не подозревал, как ей тяжело говорить с мужчиной о его чувствах…
– А что ты хочешь знать?
– То, о чем мы спорили вчера.
– О моих родителях? Ты знаешь, мне хотелось думать, что я навсегда оставил их позади, в Монтане. Видимо, рано радовался…
– Но ведь ты знаешь, что ты совсем не такой, как твой отец!
– Знаю. – При одной мысли о том, что он может, пусть невольно, причинить ей боль, Коулу становилось плохо. – Возможно, я перестраховался, Эви. Но я никогда не причинил бы тебе боли. Я хочу, чтобы ты это знала.
– Я это знаю. Но…
В машине стало холодно – они все выше забирались в горы.
– Что «НО»?
– Ты причиняешь мне боль, когда изводишь себя. Когда замолкаешь и замыкаешься в себе.
– Извини.
– Да нет, все в порядке! – Эви поморщилась при виде его натянутой улыбки. – То есть я тебя понимаю. Но меня раздражает – и не просто раздражает, а прямо-таки выводит из себя, – когда ты ведешь себя так, словно у меня не хватит чувства собственного достоинства на то, чтобы расстаться с мужчиной, который меня обижает. Я ожидала большего доверия к своему вкусу!
Да, она права. На все сто. Не только его отец, но и его мать, с ее всепрощающей покорностью, внушили ему неправильное представление о браке.
– Доверия к твоему вкусу, говоришь?
– Ага! – Эви кокетливо улыбнулась и по-кошачьи потянулась всем телом. – А вкус у меня, между прочим, безупречный!
10
Они приехали в крошечный городок, вытянувшийся вдоль шоссе. Первым, что они увидели, был ресторанчик, рядом с которым стояло с полдюжины автоматических бензоколонок.
– Ну что, сперва заправим машину, потом заправимся сами? – спросила Эви.
– Давай на этот раз машину заправлю я. В конце концов, это моя работа.
– Я подожду тебя за столиком.
Эви натянула нейлоновую зимнюю куртку, которую захватила специально для путешествия через горы, надела на плечо свою сумочку и скрылась в ресторанчике.
Это было бревенчатое здание величиной с небольшой сарай. Столы были застелены клетчатыми скатертями. Мерцали свечи, воткнутые в бутылки из-под кьянти. Уютно пахло опилками. В камине ревел огонь. Эви захотелось, чтобы Коул тоже поскорее пришел сюда и увидел все это. Хотя, с другой стороны, сейчас у нее есть несколько минут на то, чтобы обдумать его слова.
«Это моя работа». Быть может, его именно это и тревожит? Он со вчерашнего дня то и дело ронял замечания насчет разницы между женщиной, закончившей колледж, и простым рабочим-механиком. Он только не знает, что Бад частенько поговаривает о том, чтобы продать мастерскую…
– Темновато тут, ты не находишь? – Эви подвинулась. Коул сел рядом с ней.
– Тут должен быть оркестр. Отсюда, наверно, хорошо видно…
– А я думал, ты хочешь поговорить…
Да, она хотела поговорить. Эви решила взять быка за рога.
– Угадай, с кем я говорила вчера вечером?
– Ну, со мной. А с кем еще?
– Пока ты был в душе.
Коул пожал плечами, махнул официантке, заказал пива, уселся поудобнее и по-хозяйски обнял Эви за плечи.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть муж в Мичигане? – насмешливо спросил он.
– Лучше!
– Что может быть лучше?
– Я говорила с Бадом!
– Бад – наш общий друг, – пояснил Коул присутствовавшей при их разговоре официантке.
Официантка ухмыльнулась, поставила на стол пиво и положила два меню.
– А также источник мудрых советов и полезных сведений, – добавила Эви, когда они остались одни.
– Ну, и что ты у него выведала?
– Много всякого. Он говорит, что ты – лучший механик, какого ему только доводилось видеть, и что ты превосходно разбираешься с всякими компьютерными новшествами, которые сейчас ставят на машины. И что он собирается передать тебе свою мастерскую, когда уйдет на пенсию.
– Ага, где-нибудь в конце будущего столетия. На твоем месте я бы не верил Баду. Он так и помрет на боевом посту, с гаечным ключом в руке, помяни мое слово! – улыбнулся Коул.
– Не знаю, не знаю. Во всяком случае, он говорит, что ты – единственный человек, которому он в этом деле доверяет больше, чем самому себе. И, вдобавок, они через три года переедут во Флориду.
– Если верить Вивиане, он об этом говорит уже лет десять.
– А еще он говорит, что ты на редкость толковый малый, что ты обладаешь прекрасной деловой сметкой и что ты сумел привлечь в мастерскую уйму новых клиентов.
– Ну, если ты берешься обслуживать импортные машины, это всегда со временем окупается. А что до компьютерных примочек…
Эви рассмеялась и похлопала его по руке.
– Удастся ли мне когда-нибудь заставить тебя признать за собой хоть что-то хорошее?
– Я просто объясняю…
– Что ты вовсе не такой замечательный, как все думают!
– Все – это Бад, что ли?
– И я тоже…
Замечание повисло в воздухе. Эви замерла в ожидании ответа. Он не смотрел на нее. Черт побери, сейчас она хотела зайти слишком далеко! Она хотела высказать свои чувства…
– Эви, я ведь обыкновенный самоучка. – Это она уже слышала.
– Я четыре года провел в армии, еще четыре – перебивался работой механика. Я все время переселялся с места на место. Я впервые так долго проработал на одном месте.
– Почему?
– Устал жить на лету. Устал оглядываться назад…
Эви слушала молча. Его жизнь была, в самом деле, непростой! Приключения, бедность, скитания… Борьба за выживание. И он вышел из этих испытаний, сохранив ясность ума, трудолюбие и все достоинства души, которые его отец мог бы разрушить, но вместо этого только закалил.
И все же… все же ее преследовало чувство, что Коул хочет сказать что-то еще. В каждой его фразе был скрытый подтекст: «Я тебе не пара, у нас нет ничего общего». У нее семья замечательная, у него – ужасная. Она привыкла к доброте и ласке, он – к насилию и жестокости. Они нравятся друг другу, и это замечательно, но любить друг друга – упаси Боже!
Эви напомнила себе, что у нее есть тенденция слышать то, что она хочет услышать. И в то же время ей казалось необходимым опровергнуть его слишком суровые суждения о себе, защитить свою любовь…
– Женщина не обязательно должна быть слепой и самоотверженной до крайности как твоя мать, Коул. Настоящая любовь – не такая.
– Тебе бы на радио выступать!
Да ведь она и так чуть было не попала в радиопередачу! Как странно – прошло, всего неделя с тех пор, как они встретились. С тех пор, как Эви позвонила экстрасенсу, прося совета. Тогда она еще почти не знала Коула. Но с каждым днем она узнавала о нем все больше.
– Твои родители жили, цепляясь друг за друга. А настоящая любовь – это союз двух свободных людей.
Коул это уже слышал. Но, ему трудно было поверить в это. Он поставил на стол кружку с пивом и стал просматривать меню. Он никогда не разбрасывался обещаниями, и чувства свои предпочитал хранить при себе. Быть может, пора позаимствовать у Эви немного отваги? Заботиться о себе – одно дело, но рисковать чужими чувствами…
Он стиснул руку Эви, по-прежнему не глядя ей в глаза. Официантка подошла, принесла заказ и отправилась на кухню. Коул дождался, пока они снова останутся одни.
– Эй, эта рука мне еще понадобится! – пошутила Эви.
И Коул решился.
– Если мы благополучно переберемся через горы – в чем я, впрочем, сильно сомневаюсь, учитывая, как ты ведешь машину…
– Ха!
– Так вот, если все будет благополучно, я… Я не знаю, как это сказать… я еще никогда не говорил об этом с женщинами.
Эви поняла, что беседа вышла за рамки обычной застольной болтовни. Она нервно облизнула губы и отхлебнула воды.
– Да?
Нет, надо сказать это немедленно, иначе он вообще этого не скажет.
– Я хотел бы поехать в Монтану. – Она судорожно вздохнула.
– В Монтану?
– И чтобы ты поехала со мной. Я хотел бы показать тебе места, где я вырос.
Это звучало ужасно неуклюже. Опять не этого Эви ждала большего. Коул знал это. Возможно, когда-нибудь дойдет и до этого. Но сперва он должен избавиться от призраков ПРОШЛОГО…
Он покосился в ее сторону, ожидая увидеть ее лице разочарование. Но на ее лице сияла улыбка, что Коулу показалось, будто в темном ресторанчике стало светлее.
– С удовольствием, Коул!
– Что, серьезно?
Она точно знала, что он имеет в виду и как много значит, для него возможность разделите с нею свои страхи. Она провела пальцем по его подбородку. Глаза ее сияли любовью.
– Серьезно.
Он поцеловал ее, не думая о том, что могут увидеть и что обед стынет.
– Эви, ты чудо! Ты это знаешь?
Она увернулась от нового поцелуя и расстелила на коленях салфетку.
– Дай, пожалуйста, кетчуп!
– Эви…
– Что?
– Что, теперь будешь скромничать?
Она высокомерно вскинула голову. Что это, у нее, в самом деле, слезы или просто глаз слезятся от усталости?
– Я тебя не понимаю, – пожала плечам Эви. – О чем ты, Коул?
– Мы ведь это уже сказали друг другу, как только могли.
– Что мы сказали?
– То, что мы говорим по ночам. Я люблю тебя. И я знаю, что и ты… ты тоже любишь меня.
Она ничего не ответила.
– Я видел, как ты смотришь на меня, – продолжал Коул, – когда я вхожу в тебя, когда ты обвиваешься вокруг меня. Ты тоже меня любишь.
Эви медленно залилась краской и отковырнула корочку со своей рыбы.
– Ну и что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Что тоже любишь меня.
– Я это уже говорила.
– Да, в пылу страсти.
– Я говорила, просто ты не хочешь слышать. Я всегда забегаю вперед.
– А со мной тебе этого не хочется, так? – И он смыл горечь глотком пива.
– Не передергивай. Я знаю по опыту, что фраза «Я люблю тебя», так же, как и «Нам надо поговорить», – самое верное средство заставить мужчину сбежать.
– Ну да, а я и так с детства только тем и занимаюсь, что сбегаю, – с горечью сказал Коул.
Он потянулся за жарким, но Эви перехватила его руку.
– Я никогда не встречала человека, который был бы меньше склонен сбегать, чем ты, Коул. Я тебе верю.
– Мы с тобой знакомы всего неделю. – Она пожала плечами.
– Думай, как хочешь. Но я все равно верю тебе.
– И любишь?
– Я себе не верю, Коул. Я боюсь задавить тебя.
Он усмехнулся, сунул в рот кусок жаркого и вытянул руки вдоль спинки диванчика.
– Если ты меня достанешь, солнышко, я тебе об этом непременно скажу!
Эви ответила чуточку надменной улыбкой.
– Ты ведь сам говорил, что тебе не нравится, когда тебя возносят на пьедестал и делают героем.
Ему следовало бы знать, что когда-нибудь она ему это припомнит.
– Я про это давным-давно забыл!
– В смысле? И вытри рот, у тебя на губах кетчуп!
Коул протянул руку и поиграл ее волосами, потом провел пальцем по ее шее. Эви дернула плечом.
– Я имею в виду, что после той нервотрепки, которую ты устроила мне за последние несколько дней, я перестал бояться, что ты меня избалуешь. Ты сумеешь вовремя поставить меня на место.
– А это хорошо? – Он пожал плечами.
– За шестнадцать лет, что я прожил с родителями, я ни разу не видел, чтобы моя мать поставила отца на место. А ты не боишься одергивать меня.
– Я же тебе говорила, что не позволю садиться мне на шею!
– Теперь я тебе верю.
Она смотрела ему в глаза, на губах у нее играла нежная улыбка.
– Что, правда?
– Ну да. Поглядев, как ты яростно настаивала, чтобы мы ехали именно по этой дороге, а потом неслась, как бешеная, по этому серпантину, я понял, что ты не уступишь никому.
– Это же всего лишь машина.
– И женщина за рулем. – Эви громко расхохоталась.
– Да? И кто кого теперь ставит на пьедестал?
– Есть люди, которые этого достойны. – Он-то уже давно вознес ее на пьедестал!
Коул склонился ближе и прошептал ей на ухо:
– Не беспокойся. Ночью ты все равно будешь внизу.
Эви коснулась губами его губ.
– Надеюсь!
Покончив с едой, еще немного послушали оркестр. Спешить им было некуда. Эви принялась рассуждать о том, нельзя ли тут переночевать.
– Мы вполне можем убить тут весь вечер, – сказал Коул. – Кто говорит, что нам непременно надо ехать дальше?
– В журнале удивятся, что я присылаю счета только за один гостиничный номер.
– А зачем нам два?
– А что я буду делать, если мне возместят расходы за два номера?
– Пожертвуешь лишнее на благотворительность. В Оклахоме найдутся бедные семьи, которым эти денежки весьма пригодятся.
– А это идея!
– Кстати, о лишних тратах, – Коул полез в карман и достал пачку сигарет.
Эви брезгливо поморщилась.
– Старая привычка, – пояснил Коул. – Все никак не могу бросить.
– Но почему ты собираешься курить именно сейчас?
– Ты, между прочим, сегодня несколько раз едва не снесла ограждение на дороге, – ответил Коул. – Надо же мне успокоить нервы!
– Да? Ну, потом не скули, если заболеешь раком легких!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– В ближайшем городе придется остановиться на заправку, – предупредил Коул. – В горах бензин расходуется в два раза быстрее.
– Остановимся на перевале, – ответила Эви. – Там должно быть ущелье…
Самое большое ущелье они видели накануне. Удивительно – только вчера они были в пустыне Аризоны и стояли над Большим Каньоном. А теперь они уже в горах. Воздух был холодный и прозрачный, шоссе блестело от наледи, а не от волн жара, как вчера, из-под колес летели брызги вместо пыли.
Вот и его жизнь, казалось, менялась так же быстро, как пейзаж за окном. Последние две ночи они провели в одной постели. Их тела, одеревеневшие после целого дня в машине, становились гибкими и послушными в объятиях друг друга.
Ее синяки мало-помалу проходили. Хотел бы он сказать то же о своих душевных ранах!
Она посмотрела в его сторону.
– О чем ты задумался? – Коул вздрогнул.
– Я, наверно, уже достала тебя этими разговорами об отношениях между мужчиной и женщиной. Но ты так неожиданно притих…
– Я просто смотрел в окно. Мы едем довольно быстро…
– Я хочу выжать из этой машины все, на что она способна.
Коул подумал о том, на что способна сама Эви, и испытал прилив тепла. Это ощущение стало для него привычным за последние несколько дней.
– Скажи что-нибудь!
Коул ощутил еще одно знакомое чувство, на этот раз – угрызения совести. Он видел, как она опасливо поправила зеркало заднего обзора, покосилась в его сторону и расправила плечи, как бы вызывая его, Коула, на откровенность. Он даже не подозревал, как ей тяжело говорить с мужчиной о его чувствах…
– А что ты хочешь знать?
– То, о чем мы спорили вчера.
– О моих родителях? Ты знаешь, мне хотелось думать, что я навсегда оставил их позади, в Монтане. Видимо, рано радовался…
– Но ведь ты знаешь, что ты совсем не такой, как твой отец!
– Знаю. – При одной мысли о том, что он может, пусть невольно, причинить ей боль, Коулу становилось плохо. – Возможно, я перестраховался, Эви. Но я никогда не причинил бы тебе боли. Я хочу, чтобы ты это знала.
– Я это знаю. Но…
В машине стало холодно – они все выше забирались в горы.
– Что «НО»?
– Ты причиняешь мне боль, когда изводишь себя. Когда замолкаешь и замыкаешься в себе.
– Извини.
– Да нет, все в порядке! – Эви поморщилась при виде его натянутой улыбки. – То есть я тебя понимаю. Но меня раздражает – и не просто раздражает, а прямо-таки выводит из себя, – когда ты ведешь себя так, словно у меня не хватит чувства собственного достоинства на то, чтобы расстаться с мужчиной, который меня обижает. Я ожидала большего доверия к своему вкусу!
Да, она права. На все сто. Не только его отец, но и его мать, с ее всепрощающей покорностью, внушили ему неправильное представление о браке.
– Доверия к твоему вкусу, говоришь?
– Ага! – Эви кокетливо улыбнулась и по-кошачьи потянулась всем телом. – А вкус у меня, между прочим, безупречный!
10
Они приехали в крошечный городок, вытянувшийся вдоль шоссе. Первым, что они увидели, был ресторанчик, рядом с которым стояло с полдюжины автоматических бензоколонок.
– Ну что, сперва заправим машину, потом заправимся сами? – спросила Эви.
– Давай на этот раз машину заправлю я. В конце концов, это моя работа.
– Я подожду тебя за столиком.
Эви натянула нейлоновую зимнюю куртку, которую захватила специально для путешествия через горы, надела на плечо свою сумочку и скрылась в ресторанчике.
Это было бревенчатое здание величиной с небольшой сарай. Столы были застелены клетчатыми скатертями. Мерцали свечи, воткнутые в бутылки из-под кьянти. Уютно пахло опилками. В камине ревел огонь. Эви захотелось, чтобы Коул тоже поскорее пришел сюда и увидел все это. Хотя, с другой стороны, сейчас у нее есть несколько минут на то, чтобы обдумать его слова.
«Это моя работа». Быть может, его именно это и тревожит? Он со вчерашнего дня то и дело ронял замечания насчет разницы между женщиной, закончившей колледж, и простым рабочим-механиком. Он только не знает, что Бад частенько поговаривает о том, чтобы продать мастерскую…
– Темновато тут, ты не находишь? – Эви подвинулась. Коул сел рядом с ней.
– Тут должен быть оркестр. Отсюда, наверно, хорошо видно…
– А я думал, ты хочешь поговорить…
Да, она хотела поговорить. Эви решила взять быка за рога.
– Угадай, с кем я говорила вчера вечером?
– Ну, со мной. А с кем еще?
– Пока ты был в душе.
Коул пожал плечами, махнул официантке, заказал пива, уселся поудобнее и по-хозяйски обнял Эви за плечи.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть муж в Мичигане? – насмешливо спросил он.
– Лучше!
– Что может быть лучше?
– Я говорила с Бадом!
– Бад – наш общий друг, – пояснил Коул присутствовавшей при их разговоре официантке.
Официантка ухмыльнулась, поставила на стол пиво и положила два меню.
– А также источник мудрых советов и полезных сведений, – добавила Эви, когда они остались одни.
– Ну, и что ты у него выведала?
– Много всякого. Он говорит, что ты – лучший механик, какого ему только доводилось видеть, и что ты превосходно разбираешься с всякими компьютерными новшествами, которые сейчас ставят на машины. И что он собирается передать тебе свою мастерскую, когда уйдет на пенсию.
– Ага, где-нибудь в конце будущего столетия. На твоем месте я бы не верил Баду. Он так и помрет на боевом посту, с гаечным ключом в руке, помяни мое слово! – улыбнулся Коул.
– Не знаю, не знаю. Во всяком случае, он говорит, что ты – единственный человек, которому он в этом деле доверяет больше, чем самому себе. И, вдобавок, они через три года переедут во Флориду.
– Если верить Вивиане, он об этом говорит уже лет десять.
– А еще он говорит, что ты на редкость толковый малый, что ты обладаешь прекрасной деловой сметкой и что ты сумел привлечь в мастерскую уйму новых клиентов.
– Ну, если ты берешься обслуживать импортные машины, это всегда со временем окупается. А что до компьютерных примочек…
Эви рассмеялась и похлопала его по руке.
– Удастся ли мне когда-нибудь заставить тебя признать за собой хоть что-то хорошее?
– Я просто объясняю…
– Что ты вовсе не такой замечательный, как все думают!
– Все – это Бад, что ли?
– И я тоже…
Замечание повисло в воздухе. Эви замерла в ожидании ответа. Он не смотрел на нее. Черт побери, сейчас она хотела зайти слишком далеко! Она хотела высказать свои чувства…
– Эви, я ведь обыкновенный самоучка. – Это она уже слышала.
– Я четыре года провел в армии, еще четыре – перебивался работой механика. Я все время переселялся с места на место. Я впервые так долго проработал на одном месте.
– Почему?
– Устал жить на лету. Устал оглядываться назад…
Эви слушала молча. Его жизнь была, в самом деле, непростой! Приключения, бедность, скитания… Борьба за выживание. И он вышел из этих испытаний, сохранив ясность ума, трудолюбие и все достоинства души, которые его отец мог бы разрушить, но вместо этого только закалил.
И все же… все же ее преследовало чувство, что Коул хочет сказать что-то еще. В каждой его фразе был скрытый подтекст: «Я тебе не пара, у нас нет ничего общего». У нее семья замечательная, у него – ужасная. Она привыкла к доброте и ласке, он – к насилию и жестокости. Они нравятся друг другу, и это замечательно, но любить друг друга – упаси Боже!
Эви напомнила себе, что у нее есть тенденция слышать то, что она хочет услышать. И в то же время ей казалось необходимым опровергнуть его слишком суровые суждения о себе, защитить свою любовь…
– Женщина не обязательно должна быть слепой и самоотверженной до крайности как твоя мать, Коул. Настоящая любовь – не такая.
– Тебе бы на радио выступать!
Да ведь она и так чуть было не попала в радиопередачу! Как странно – прошло, всего неделя с тех пор, как они встретились. С тех пор, как Эви позвонила экстрасенсу, прося совета. Тогда она еще почти не знала Коула. Но с каждым днем она узнавала о нем все больше.
– Твои родители жили, цепляясь друг за друга. А настоящая любовь – это союз двух свободных людей.
Коул это уже слышал. Но, ему трудно было поверить в это. Он поставил на стол кружку с пивом и стал просматривать меню. Он никогда не разбрасывался обещаниями, и чувства свои предпочитал хранить при себе. Быть может, пора позаимствовать у Эви немного отваги? Заботиться о себе – одно дело, но рисковать чужими чувствами…
Он стиснул руку Эви, по-прежнему не глядя ей в глаза. Официантка подошла, принесла заказ и отправилась на кухню. Коул дождался, пока они снова останутся одни.
– Эй, эта рука мне еще понадобится! – пошутила Эви.
И Коул решился.
– Если мы благополучно переберемся через горы – в чем я, впрочем, сильно сомневаюсь, учитывая, как ты ведешь машину…
– Ха!
– Так вот, если все будет благополучно, я… Я не знаю, как это сказать… я еще никогда не говорил об этом с женщинами.
Эви поняла, что беседа вышла за рамки обычной застольной болтовни. Она нервно облизнула губы и отхлебнула воды.
– Да?
Нет, надо сказать это немедленно, иначе он вообще этого не скажет.
– Я хотел бы поехать в Монтану. – Она судорожно вздохнула.
– В Монтану?
– И чтобы ты поехала со мной. Я хотел бы показать тебе места, где я вырос.
Это звучало ужасно неуклюже. Опять не этого Эви ждала большего. Коул знал это. Возможно, когда-нибудь дойдет и до этого. Но сперва он должен избавиться от призраков ПРОШЛОГО…
Он покосился в ее сторону, ожидая увидеть ее лице разочарование. Но на ее лице сияла улыбка, что Коулу показалось, будто в темном ресторанчике стало светлее.
– С удовольствием, Коул!
– Что, серьезно?
Она точно знала, что он имеет в виду и как много значит, для него возможность разделите с нею свои страхи. Она провела пальцем по его подбородку. Глаза ее сияли любовью.
– Серьезно.
Он поцеловал ее, не думая о том, что могут увидеть и что обед стынет.
– Эви, ты чудо! Ты это знаешь?
Она увернулась от нового поцелуя и расстелила на коленях салфетку.
– Дай, пожалуйста, кетчуп!
– Эви…
– Что?
– Что, теперь будешь скромничать?
Она высокомерно вскинула голову. Что это, у нее, в самом деле, слезы или просто глаз слезятся от усталости?
– Я тебя не понимаю, – пожала плечам Эви. – О чем ты, Коул?
– Мы ведь это уже сказали друг другу, как только могли.
– Что мы сказали?
– То, что мы говорим по ночам. Я люблю тебя. И я знаю, что и ты… ты тоже любишь меня.
Она ничего не ответила.
– Я видел, как ты смотришь на меня, – продолжал Коул, – когда я вхожу в тебя, когда ты обвиваешься вокруг меня. Ты тоже меня любишь.
Эви медленно залилась краской и отковырнула корочку со своей рыбы.
– Ну и что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Что тоже любишь меня.
– Я это уже говорила.
– Да, в пылу страсти.
– Я говорила, просто ты не хочешь слышать. Я всегда забегаю вперед.
– А со мной тебе этого не хочется, так? – И он смыл горечь глотком пива.
– Не передергивай. Я знаю по опыту, что фраза «Я люблю тебя», так же, как и «Нам надо поговорить», – самое верное средство заставить мужчину сбежать.
– Ну да, а я и так с детства только тем и занимаюсь, что сбегаю, – с горечью сказал Коул.
Он потянулся за жарким, но Эви перехватила его руку.
– Я никогда не встречала человека, который был бы меньше склонен сбегать, чем ты, Коул. Я тебе верю.
– Мы с тобой знакомы всего неделю. – Она пожала плечами.
– Думай, как хочешь. Но я все равно верю тебе.
– И любишь?
– Я себе не верю, Коул. Я боюсь задавить тебя.
Он усмехнулся, сунул в рот кусок жаркого и вытянул руки вдоль спинки диванчика.
– Если ты меня достанешь, солнышко, я тебе об этом непременно скажу!
Эви ответила чуточку надменной улыбкой.
– Ты ведь сам говорил, что тебе не нравится, когда тебя возносят на пьедестал и делают героем.
Ему следовало бы знать, что когда-нибудь она ему это припомнит.
– Я про это давным-давно забыл!
– В смысле? И вытри рот, у тебя на губах кетчуп!
Коул протянул руку и поиграл ее волосами, потом провел пальцем по ее шее. Эви дернула плечом.
– Я имею в виду, что после той нервотрепки, которую ты устроила мне за последние несколько дней, я перестал бояться, что ты меня избалуешь. Ты сумеешь вовремя поставить меня на место.
– А это хорошо? – Он пожал плечами.
– За шестнадцать лет, что я прожил с родителями, я ни разу не видел, чтобы моя мать поставила отца на место. А ты не боишься одергивать меня.
– Я же тебе говорила, что не позволю садиться мне на шею!
– Теперь я тебе верю.
Она смотрела ему в глаза, на губах у нее играла нежная улыбка.
– Что, правда?
– Ну да. Поглядев, как ты яростно настаивала, чтобы мы ехали именно по этой дороге, а потом неслась, как бешеная, по этому серпантину, я понял, что ты не уступишь никому.
– Это же всего лишь машина.
– И женщина за рулем. – Эви громко расхохоталась.
– Да? И кто кого теперь ставит на пьедестал?
– Есть люди, которые этого достойны. – Он-то уже давно вознес ее на пьедестал!
Коул склонился ближе и прошептал ей на ухо:
– Не беспокойся. Ночью ты все равно будешь внизу.
Эви коснулась губами его губ.
– Надеюсь!
Покончив с едой, еще немного послушали оркестр. Спешить им было некуда. Эви принялась рассуждать о том, нельзя ли тут переночевать.
– Мы вполне можем убить тут весь вечер, – сказал Коул. – Кто говорит, что нам непременно надо ехать дальше?
– В журнале удивятся, что я присылаю счета только за один гостиничный номер.
– А зачем нам два?
– А что я буду делать, если мне возместят расходы за два номера?
– Пожертвуешь лишнее на благотворительность. В Оклахоме найдутся бедные семьи, которым эти денежки весьма пригодятся.
– А это идея!
– Кстати, о лишних тратах, – Коул полез в карман и достал пачку сигарет.
Эви брезгливо поморщилась.
– Старая привычка, – пояснил Коул. – Все никак не могу бросить.
– Но почему ты собираешься курить именно сейчас?
– Ты, между прочим, сегодня несколько раз едва не снесла ограждение на дороге, – ответил Коул. – Надо же мне успокоить нервы!
– Да? Ну, потом не скули, если заболеешь раком легких!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24