просто ты потеряла всякое понятие о том, что можно делать, а чего нельзя!
– И это мне говорит невеста гея!
Я молча вылупляюсь на нее, не зная, что ответить. Если до такого дошло… Плохо дело. Совсем плохо.
Иззи вздыхает, всем своим видом показывая, как устала от моих придирок.
– Сделай одолжение, просто порадуйся за меня, и на этом закончим.
– Я рада, что Рид сделал тебе предложение; но если ты начнешь его обманывать, то скоро сама не обрадуешься, – твердо отвечаю я.
– Почему? Карму себе испорчу? – презрительно усмехается она.
– Не в карме дело. Ты запутаешься во лжи и рано или поздно станешь сама себе противна. Почему бы просто не оставить Дейва в покое?
– Он – мой остров в бурном море! К кому еще я побегу, если все обломается?
– Ни к кому. Если все обломается, ты встретишь поражение, как все нормальные люди. Или так боишься упасть, что готова всю жизнь стелить перед собой соломку?
Иззи трясет от ярости, но она еще надеется меня убедить.
– Он меня любит. Если я его брошу, он с ума сойдет от горя. А так останется счастлив. Кому от этого вред?
– И тебе, и ему. Потому что он получит тебя только наполовину.
– Да ему больше и не надо! Ты же его знаешь!
– Мне всегда казалось, что Дейв для тебя – что-то вроде суррогата, «и.о. настоящей любви». А теперь ты встретила настоящую любовь. Зачем же цепляться за Дейва? Ты ведь даже на его звонки не отвечаешь!
– Джейми, я его люблю! – упорствует она.
– Если бы любила, не выходила бы замуж за другого, – парирую я.
– Ну, завела шарманку! Верность – это для юродивых вроде тебя! – отрезает Иззи, как выплевывает.
Она вскакивает и подходит к окну.
– Тебе просто завидно, потому что у меня двое нормальных мужиков, а ты только и умеешь, что гомиков очаровывать!
В глазах ее – такое яростное презрение, что я застываю как вкопанная. Но это, оказывается, только начало.
– Значит, я – подлая лгунья? А на себя оборотиться не хочешь? Что такое эта твоя свадьба со Скоттом, как не ложь, наглый обман, вранье от начала и до конца? Ладно, у него больная мать – а у-тебя что? Я тебе скажу, родная. Ты просто смертельно боишься жизни. Серая мышка вырыла себе норку и на все готова, лишь бы из нее не вылезать. Скотт будет по мальчикам бегать, а ты – сидеть дома, обливаться соплями над высокой поэзией и мечтать о своем Кристиане, как уже десять лет промечтала. Так всю жизнь и проживешь. И будешь удивляться, почему все хорошее достается другим. Да потому, что другие не боятся рисковать!
Я падаю на подушку, не в силах даже зажмуриться.
– Я тебя знаю лучше, чем ты сама себя знаешь, – говорит она, немного успокоившись. – Ты Финна обходишь за милю, потому что чувствуешь: между вами что-то может быть. Что-то настоящее. И это для тебя страшнее всего. Ты просто трусиха, Джейми.
С этими словами она вылетает за дверь, оставив меня зализывать раны и размышлять над ее монологом. Все справедливо: начал читать другому мораль – получи в ответ. Но, боже мой, сколько же времени все это в ней копилось? Все эти годы, что мы прожили душа в душу… Может быть, за фасадом «верной дружбы» уже много лет пряталось раздражение и недовольство друг другом?
Постепенно гнев уступает место боли. «Если ее слова тебя задели – значит, в них есть правда», – непременно сказал бы Скотт. Наверно, и вправду есть. Иззи не боится рисковать, не боится любить. И, что там ни говори, если она приведет в исполнение свой «шикарный план», на свете станет двумя счастливыми людьми больше.
А я кому принесла счастье? Кристиану, верно: но это было десять лет назад. С тех пор вся моя любовь уходит в пар, бесцельный и бесполезный. Большинство моих влюбленностей (хм, «большинство»… всего-то их было…) оканчиваются ничем. Я подношу человеку сердце на тарелочке, а он вежливо отвечает: «Спасибо за угощение, но я, знаете ли, уже сыт. Как-нибудь в другой раз». А те немногие, кто отвечал на мое чувство, вели себя по принципу: «А если вот так ущипнуть, будет больно?» – так что к сердцу я их старалась и близко не подпускать. И все это время лелеяла свои большие надежды, ждала принца, которого сочту достойным любви. Быть может, мое пристрастие к никчемным типам – лишь уловка подсознания, позволяющая не жить, не любить в полную силу? Да, наверно, Иззи права. Я боюсь делиться собой. Маскирую свое малодушие под разборчивость. С наслаждением осуждаю выходки Иззи и радуюсь, что на ее фоне выгляжу чистенькой. И что толку с моей чистоты? Она-то – в пентхаусе, а я – у разбитого корыта.
Вдалеке трезвонит дверной звонок: слышно, как Иззи впускает посыльного. И минуты не проходит, как она врывается ко мне: по щекам ручьем текут слезы, в руке – измятый бумажный листок.
– Вот, читай! – вопит она, швырнув мне бумагу. – Радуйся!
Несколько секунд я тупо смотрю на смятый белый лист. Что происходит? Похоже, весь мир сегодня сошел с ума. Разворачиваю письмо, сажусь под лампу и читаю.
Это факс. От Дейва.
«Дорогая Иззи!
Прости, что пищу тебе. Знаю, такие, новости надо сообщать лицом к лицуили хотя бы по телефону: но ты не отвечаешь на звонки, так что я решил написать.
После твоего отъезда я начал работать над новым проектом вместе с Элейн, и скоро мы поняли, что по-прежнему любим друг друга. Ты очаровала меня с первого взгляда, и ее я никогда не полюблю так, как тебя; но разница в том, что ей я нужен. А для меня это самое главное – быть нужным, знать, что на тебя полагаются. В твоей жизни я сидел на заднем сиденье и радовался, когда ты бросала на меня рассеянный взгляд в зеркало заднего вида; в жизни Элейн я – за рулем.
Ты знаешь, я никогда не решился бы причинить тебе боль, но сегодня Элейн пригласила меня переехать к ней, и я согласился. Конечно, все произошло очень быстро, но я чувствую, что мы поступаем правильно. Надеюсь, со временем ты найдешь в себе силы простить нас и пожелать нам счастья.
Дейв».
Ну и ну! Видно, правду говорят про тихий омут и чертей… Сказать, что я поражена, – значит ничего не сказать. Я давно уже разучилась отличать Дейва от мебели, и обнаружить, что он взбунтовался, – все равно что прийти домой и узнать, что твой диван решил сменить хозяина.
Я перечитываю факс, на этот раз чувствуя себя виноватой, – я ведь желала чего-то в этом роде. В этом роде – да, но не сейчас и не так! Иззи всегда считала, что кому-кому, а Дейву доверять можно: его измена – для нее тяжелый удар. Хоть мы только что поругались, я не могу видеть, как она плачет, и спешу к ней.
В комнате Иззи никого нет. Только из дальнего угла доносятся глухие рыдания. Я оглядываюсь кругом, подхожу ближе… ага, теперь ясно, что всхлипы исходят из гардероба!
– Иззи! – зову я и распахиваю дверцу.
Точно, вот она: сжалась в комочек под пиджаками, среди брюк и туфель для гольфа. Физиономия ее покраснела и распухла от слез, злость в глазах сменилась неизбывным горем. Недолго думая, я влезаю к ней в шкаф и сажусь на рожок для обуви.
– Ты прочла? – дрожащим голосом спрашивает она. – Всю эту чушь насчет заднего сиденья, и зеркала, и что теперь он сам поведет машину? – Тут она не выдерживает и снова захлебывается слезами.
Я успокаивающе сжимаю ее руку.
– Иззи, милая! Не плачь, Не хочет кататься с тобой на лимузине – и не надо. Ты же знаешь, ничего лучше дрянного «Фордика» ему не светит.
Иззи слабо улыбается – а в следующий миг с воем валится мне в объятия. Тут я не выдерживаю и сама начинаю реветь, обливая слезами ее вымытые, надушенные волосы. Ну и картинка! Пять минут назад обзывали, друг друга последними словами – а теперь сидим в шкафу и рыдаем друг у друга на плече.
– Джейми, как он мог?
Я утираю глаза дрожащим рукавом.
– Не знаю. Наверно, ему просто захотелось почувствовать себя в чьей-то жизни главным…
Она поднимает на меня убитый взгляд.
– Я не говорю, что ты его не любила, но…
– Черт бы взял эту суку! Я еще уехать не успела, как она начала на него вешаться! – рыдает Иззи.
– Ну, вообще-то это ты увела у нее Дейва первой… – Я затыкаюсь, сообразив, что сейчас не время читать мораль.
– Я ведь прекрасно понимала, что обоих сразу не удержишь, – всхлипывает Иззи. – Просто не знала, как скажу Дейву, что выхожу замуж за другого. Боялась сделать ему больно. А он… а он…
– Может быть, это знак.
– Да ладно тебе!
– Сама подумай. У тебя появилась возможность начать новую жизнь – но ты цеплялась за Дейва, и это могло все испортить. И вдруг Дейв говорит: «Ты свободна». Теперь ты можешь свободно, с чистым сердцем отдаться Риду!
– Какое там чистое сердце!
– Знаю, я всегда недооценивала твои чувства к Дейву, – грустно улыбаюсь я. – Наверно, тебе сейчас-больнее, чем я думала. Но все же мне кажется, что твое горе сейчас – сродни страху ребенка, которого пересадили с трехколесного велосипедика на «взрослый», двухколесный. Теперь он знает, что может упасть. И ему страшно, но это скоро пройдет. Вот увидишь, сама не заметишь, как начнешь гонять с ветерком!
– У Скотта научилась таким терапевтическим приемчикам?
– Может быть, – соглашаюсь я. Иззи глубоко вздыхает.
– Слушай, я тут наговорила тебе черт-те чего…
– Все нормально. Ты права.
– Да нет, какое там права! Просто разозлилась оттого, что ты пошла мне наперекор. Я такого не ожидала.
– Я тоже, – улыбаюсь я. – Но ты права – может, я просто тебе завидую!
– Чему тебе завидовать? У тебя есть все!
– Едва ли.
– Точно тебе говорю! Тебя все любят, ты пишешь замечательные статьи, и твои приключения только начинаются.
– А что если я так и не найду своего единственного? – спрашиваю я жалобным голоском.
– Найдешь. Он уже рядом, поверь мне.
Хотела бы я верить! Но она ведь судит по личному опыту – у нее-то с «единственными» никогда проблем не было.
– Скажи, ты действительно любишь Рида?
– Не говори так!
– Почему?
– Если действительно люблю, значит, я попала в передедку!
– Это еще почему? – смеюсь я.
– Что, если он меня обидит?
– Ах ты неженка! – поддразниваю я ее.
– Неправда!
– Правда! А еще меня обзывала трусихой! Я боюсь заводить романы, а ты боишься любить!
– Ну нет, я не такая дура.
– Рид никогда тебя не обидит, – уверяю я.
– Да, но без Дейва на подхвате я чувствую себя такой…
– Уязвимой?
Но согласиться с таким унизительным определением Иззи не способна.
– Знаешь, – говорю я ей, – у Скотта и на твой счет есть теория. Он считает, что ты вовсе не такая бессердечная и корыстная, какой представляешься.
– Вот мерзавец! И меня, значит, проанализировал!
– Но если предположить, что он прав…
Я знаю, что впереди у нас – не одни безоблачные времена Но, по крайней мере, мы снова – одна команда.
– Не успели мы поссориться, как я начала по тебе скучать! – признаюсь я.
– И я тоже, – улыбается Иззи.
ГЛАВА 35
Дорожная карта, полный бак «газа», бутылка воды и большой пакет тянучек «Мишки Гамми». Тянучки я слопала в первые же двадцать минут. И нисколько не раскаиваюсь. Сегодня я делаю все, что захочу. Весь день. Одна.
С работы я отпросилась. Обзвонив несколько пунктов проката машин, нашла такой, где вместо кредитной карточки принимают залог наличными. Возможно, я никогда больше не увижусь со своим паспортом; возможно, консервная банка, которую прокатчики из вежливости называют «автомобилем», развалится, не проехав и трех миль, – но сейчас мне до этого дела нет. Я мчусь вперед – навстречу приключениям.
Сегодня я проснулась в шесть утра и отправилась в соседнюю спальню – мне не терпелось поговорить с Иззи. Однако Иззи там не оказалось, а на тумбочке у кровати Рида лежал хорошо знакомый мне леденцовый браслетик… со следами зубов. Рид сгрыз с него половину «жемчужин», обнажив неприглядную серую резину. А мы ведь обещали друг другу надеть эти браслеты в день свадьбы!
Разумеется, Рид ни в чем не виноват: проснулся среди ночи, захотел перекусить, ну и сунул в рот первое, что подвернулось под руку. Однако это невинное происшествие показалось мне символичным и заставило всерьез задуматься о клятвах, приносимых в юности. Почему мы так серьезно воспринимаем собственные девичьи фантазии? Девять лет прошло, а тебе по-прежнему кажется, что изменить обещанию, данному в десятом классе, значит, предать себя. Но ведь ты – уже другой человек, с иными взглядами на жизнь и на счастье. Зачем же позволять восемнадцатилетнему «Я» управлять собой? Стоит ли так цепляться за пресловутую двойную свадьбу в Лас-Вегасе?
Порой жизнь играет с нами грязные штучки, или, может, мы сами не понимаем, чего хотим. В Англии я была уверена, что задыхаюсь без романтических переживаний, а теперь хочу одного – чуточку покоя.
В конце концов я дозвонилась до Скотта и излила душу ему. Скотт как раз вернулся с утренней пробежки: голос его звучал до отвращения бодро и энергично. Он сообщил, что мне надо «выйти из зоны комфорта» – что это такое, я не поняла. Все тем же солнечным тоном он объяснил, что я должна сделать что-то сложное, непривычное, может быть, даже опасное, во всяком случае, требующее необычного напряжения сил и воли: Я начала страдать, в глубине души понимая, что Скотт прав: зарывшись под одеяло, желанных перемен не обретешь.
«Начни с малого, – сказал он. – Озеро Мид всего в получасе езды от Лас-Вегаса. Вот увидишь, тебе понравится».
«Ладно, попробую», – ответила я.
Не знаю, что будет дальше, но пока что мне нравится отдыхать в одиночку…
Я опускаю стекло, и теплый ветер ерошит мне волосы. Как здорово снова оказаться в пути! Кажется, Вигго Мортенсен назвал дорогу «прибежищем от всех скор-бей», и сейчас я понимаю, что он имел в виду. Посмотрим, удастся ли мне уехать от своих проблем.
Покинув шоссе, еще минут десять наслаждаюсь извилистыми проселками, ведущими к озеру. Земля здесь каменистая, пыльная, буро-красная, словно в Красном Каньоне, – и все равно потрясающе красивая. Особенно если вспомнить, что все пятьсот пятьдесят миль береговой линии созданы человеческими руками. Единственное, что портит впечатление от природы – отдыхающие. Ничего не имею против людей, но почему же их так много? Паркуются, разгружают багажники, намазываются кремом от загара, нахлобучивают на головы потомства бейсболки с огромными козырьками, мешающими смотреть, куда идешь… И конца краю им нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48