Звонок продолжал верещать. Ничего, подождешь! Ты теперь никуда не денешься от меня, паршивец!
По-тигриному же я подкралась к двери и осторожно прижалась к «глазку».
На лестничной площадке стоял Виктор. И, похоже, говорил сам с собой. Я затаила дыхание и прислушалась. И, конечно, расслышала бы его слова, если бы не непрерывный сигнал звонка. Стоп! Да какое мне дело до того, что он там вещает? Я жду Анри на расправу, а вовсе не этого чудака.
— В чем дело, Виктор? — Я открыла дверь. — Я не глухая.
— Софи! — обрадовался он, как если бы я умерла и вдруг воскресла. В одной руке Виктор держал большой пакет, в какие обычно в магазинах упаковывают шубы, а другой все еще давил на кнопку звонка. Из пакета торчали стебли цветов. — Софи!
— Ты еще долго собираешься трезвонить? Я уже открыла.
— Да, Софи, конечно, Софи. — Он убрал руку со звонка, помахал ею, словно она была лишняя и он не знал, что с ней делать, и попытался сунуть в карман. Но в его смокинге карманы отсутствовали, он растерянно взглянул на свою руку и, наконец-то придумав, как с ней поступить, протянул ее мне. — Софи.
— Здравствуй, Виктор. — Я потрясла эту лишнюю его руку, подумав, что мне следует поскорее выпроводить его, пока не пришла Марта. Давно не виделись. Как дела?
— Спасибо. Все хорошо. — Он зачем-то облизнул губы и тут же вытер их ладонью. — Подожди, Софи, не сбивай меня. Пойдем, ты сядешь, и я все сделаю, как положено.
— Что ты сделаешь? — Я отступила назад, понимая, что не смогу выпроводить его побыстрее, потому что эти его губы.., и вообще... — Проходи, Виктор.
Он вошел, поставил свой пакет на диван и деловито спросил:
— Софи, у тебя есть белое платье? — Нету. Зачем тебе?
— Надо. А какое-нибудь просто светлое?
— Платья нет. Есть белая юбка и блузка цвета беж.
— Ладно. Пусть будет беж. Надевай!
— Виктор, зачем? Что у тебя вечно за фантазии с моим переодеванием? Что ты надумал?
Что ты хочешь делать?
Он несколько раз вздохнул и вытащил из пакета цветы. Это были разноцветные розы. Мне вдруг сделалось ужасно смешно. И от его сосредоточенного вида, и от этих разномастных роз, напиханных в пакет как попало.
— Виктор, а почему не букет? — спросила я, чтобы не рассмеяться.
— Букет не нужен. Я должен осыпать тебя лепестками и сделать предложение. Ой... — Он прижал руку ко рту и растерянно заморгал своими длиннющими ресницами.
— Что ты должен сделать?
Он прокашлялся.
— Предложение, Софи. Предложение руки и сердца.
— Ага, я поняла. Я должна сидеть в белом платье, изображая девственницу, на мраморной скамье, в роли которой будет диван, вся в лепестках, которые как будто осыпали на меня розы, увившие арку. Но, поскольку розовой арки под рукой нет, ты сам накидаешь лепестки на меня. — Мне нравилось его смятение. — Тебя Марта научила?
— Марта. Но дело не в этом, Софи...
— Виктор. — Я села на диван и потянулась к сигаретам. Нет, лучше я не буду курить при нем во избежание нравоучений. — Виктор, мы же взрослые люди.
— Конечно! Давай ты будешь моей женой, а я — твоим мужем!
— Виктор, это глупо. — Я старалась не смотреть ему в лицо, там были эти глаза и брови...
— Почему?
— Потому что я не люблю тебя.
— Совсем? Но ведь ночью...
— Виктор, это всего лишь маленькое романтическое приключение.
— Маленькое приключение?!
— Конечно. Такие маленькие приключения очень украшают жизнь. Как, к примеру, цветы.
Мы же не переживаем, когда они вянут, а просто выбрасываем и забываем.
— Ладно, Софи, ну его, это белое платье. Вопреки моим ожиданиям, Виктор никак не отреагировал на мою цветочную метафору, а деловито принялся вытаскивать из пакета какие-то предметы, завернутые в газетную бумагу. — У тебя все равно его нет. Сиди, я все скажу тебе так!
— Виктор! Между нами ничего нет! Считай, что и не было!
— Как это не было! И не говори, что не любишь меня!
— Виктор!
— Вот именно! Это наш единственный шанс!
Мы должны пожениться, иначе...
— Что иначе? — Я не дала ему договорить. И что это такое — «единственный шанс»?! Что я — старая, дряхлая, беззубая развалина? В конце концов, у меня был и есть Анри!
— Тебе не нужен Анри! Тебе нужен только я! — Виктор вдруг изменился в лице, тем не менее я опять открыла рот, чтобы возразить, но он властно сказал:
— Помолчи, я принес тебе сервиз! — Он поспешно освободил от мятых газет серебряные чашки, кофейник, сахарницу, блюдечки! — И булавку. — Он отстегнул ее с галстука, но я заметила, что при этом его пальцы чуть-чуть дрогнули. — Вот. Я возвращаю тебе все. Так будет справедливо. Не зачем, а потому что я все знаю.
— Что?
— Все. Считай, что я случайно купил его на блошином рынке, а потом судьба послала мне тебя, настоящую хозяйку сервиза. Это знак свыше! Мы должны быть вместе!
— Но ты же сказал, что купил его у замужней дамы, у которой брат там что-то...
— Я наврал. Я не знал, что сервиз твой, что его у тебя украли.
— Зачем же ты сейчас врешь про блошиный рынок? Кто эта дама?
— Жаннет. Жена Маршана.
— Твоя любовница?
— Нет! Она любовница твоего Анри! Это он украл сервиз!
— Да как ты смеешь?!
— Так. Извини, Софи. Это правда.
Я задохнулась от ярости, а Виктор повернулся и пошел прочь. Если бы он хлопнул дверью, я бы, конечно, бросилась за ним с кулаками, но он так тихо притворил ее, что я даже не сразу сообразила, что он ушел и оставил мне сервиз.
Я была совершенно растеряна и чувствовала себя очень виноватой по отношению к Виктору.
Он же не сделал мне ничего плохого! Напротив, совершенно бескорыстно вернул все вещи!
Все до единой. Я повертела булавку в руке. И то, что он рассказал про Анри, ведь совершенно очевидно чистая правда. Я ведь и сама почти додумалась до этого. Додуматься-то ты додумалась, Софи Норбер, я вздохнула, но вот как поверить в это? Как уместить в голове, что Анри, мой Анри, украл сервиз? Да еще был любовником этой особы? Как он мог? Мы столько времени вместе, а он, оказывается, с самого начала ограбил мою семью. И преспокойно жил со мной дальше, причем параллельно встречаясь с этой особой. Как же они, наверное, потешались надо мной...
А Виктор вернул сразу все, как только узнал.
Наверняка он узнал от Марты. Или знал с самого начала, потому с ходу и подарил мне серьги и кольцо? Боже мой, выходит, что и кольцо тоже украл Анри! И, чтобы я не искала, они с Жаннет придумали, что она тоже потеряла колье.
«А Виктор вернул», — матово блеснула булавка. А чашки огорченно сбились в кучку и как бы даже укоризненно серебрились на меня: «Вот ты опять запрешь нас в горке, а нам так хорошо было у Виктора, из нас пили кофе, в сахарнице был сахар, и сливки в молочнице. И тебе самой тоже было хорошо с Виктором, он позаботился о твоем плаще, называл тебя „миледи“, познакомил с прабабушкой и восторгался твоим умом.
А ты даже не поинтересовалась, что он там насочинял ночью. Ты занята только собой, тебя не волнует, что чувствуют и думают другие. Ты слепо веришь словам, не задумываясь, что люди могут врать из корысти. Слова — пустое, вглядись в поступки. Не каждый способен подобрать на улице щенка и бесплатно возвратить семейные ценности».
Или это со мной разговаривали не чашки, а прабабушка с портрета? Чашки не могут быть такими умными.
Но ведь я не должна выходить замуж за Виктора только потому, что он подобрал на улице щенка и вернул мне сервиз?
Мне никто не ответил.
Впрочем, я и так понимала, с Виктором получилось нехорошо. Но что же мне делать?
В дверь позвонили. Хорошо бы, это пришла Марта. Мы бы вдвоем наверняка придумали, как мне дальше вести себя с Виктором. А вдруг это он вернулся? Может, отдать ему сервиз? Но он принадлежит моей семье... Хоть бы это была Марта!
Я поспешно открыла, не заглядывая в «глазок».
На пороге стоял Анри.
— Привет, любимая! А вот и я!
Он потянулся ко мне, чтобы, как обычно, чмокнуть в щеку. Я невольно отшатнулась.
— Ты обиделась на мою шутку с мобильником? Или я напрасно вернулся? Да что такое, любимая? Что случилось?
— Анри... — Я медленно отступала к дивану. — Как ты мог, Анри? Как ты только мог?!
Глава 27, в которой неплохой жюльенчик в кафе напротив
— А неплохой тут у них жюльенчик, — сказал Жюль, облизывая ложечку.
Не поворачивая головы, Марта лишь чуть-чуть передернула плечами и скривила губы.
— Ну что ты дуешься, тетя Марта? — Дорвавшись до запретного блюда, Жюль всегда чувствовал себя виноватым и радикально добрел.
— А сметана? — Марта не сводила глаз с окон Софи. Хорошо хоть, что они выходят на улицу и можно спокойно наблюдать из кафе напротив.
А выходи они на другую сторону? Было бы глупо торчать в чужом дворе и пялиться на окна, как какие-нибудь недоразвитые сыщики из сериала. — Чистый холестерин.
— Да ладно, дорогая, сколько там твоего холестерина? Раз в жизни можно! — Он грустно заглянул в пустую кокотницу. — Такая порция маленькая. Я бы повторил.
— Как ты можешь думать только о еде! — нервно прошипела Марта. — От Виктора ни слуху ну духу, — по уговору Виктор должен был сразу помахать из окна, что дело сделано, — а у тебя волчьи аппетиты!
— Вот, не нужно было отпускать одного нашего героя-любовника. Он же без меня двух слов связать не в состоянии.
— Зато ты у нас весьма красноречив! Какого рожна тебе понадобилось приглашать этого Лавузье на съемку?
— А что? Отличная идея: среди гостей в студии сидит комиссар полиции в форме и с дочуркой на коленях.
— Какие колени, Жюль? Эта одиннадцатилетняя акселератка с меня ростом!
— Ну сидит рядом. Зато какая находка! На ток-шоу о современной литературе присутствует настоящий, а вовсе не костюмированный полицейский! В прямом эфире! Все его коллеги будут смотреть! Как повысится наш рейтинг! Я скажу оператору, пусть почаще наводит камеру на Фила...
— Вот иди и распоряжайся.
— Куда это я должен идти?
— Посмотри на часы, Жюль. Твой хваленый прямой эфир через...
— ..через пятьдесят три минуты! Марта!
— Иди-иди, не трать время.
— А ты справишься с Виктором без меня?
Что-то он задерживается.
— Жюль, может быть, они уже приступили к репетиции первой брачной ночи? — Впрочем, внутренний голос подсказывал Марте, что все обстоит отнюдь не так радужно, но ведь должна же она успокоить мужа перед прямым эфиром? Я сама тут еще полчасика посижу и домой поеду. Посмотрю тебя по телевизору, постелю постельку...
— Только бы не застрять в пробке! — на прощание помечтал Жюль.
Он чмокнул щеку жены и удалился. Эдакий импозантный пингвин среди хрупких столиков почти пустого тесного кафе. Только в дальнем углу обжималась какая-то парочка, а у стойки меланхолично читал газету неопрятный человечек с жидкой бороденкой и в очках. Пена в его кружке с пивом давно осела.
Марта помахала мужу рукой. Он усаживался в машину. Свет фонаря скользнул по стеклам «рено», Жюль уехал. Марта еще раз посмотрела на окна Софи и спросила официанта, явно обеспокоенного уходом ее спутника:
— Днем у вас, наверное, гостей побольше?
— Да, мадам. И после полуночи. Мы же одни на всю округу работаем до пяти. Что-нибудь еще?
Или вы тоже уходите?
— Кофе, пожалуйста. Кто же приходит к вам ночью? Здесь нет ни танцплощадки, ни бильярда, ни игровых автоматов. Таксисты?
— Таксисты, полицейские, мадам. А то и влюбленные. — Официант показал глазами на парочку в углу. Он определенно никуда не торопился и болтал с явной охотой. — Есть даже завсегдатаи. Один — поэт, другой — фотограф. Поэт вон, уже у стойки, — заговорщицки шепнул официант. — С пяти одно пиво никак не осилит, дружка ждет. Вчера не было. Иной раз до самого закрытия в карты играют. Фотограф — молодой парень, интересный. Должно быть, с подружкой проблемы. Они к нам днем частенько заходят, иной раз и дважды. Голубки! А среди ночи она, видать, его выгоняет.
— Может, он не того? В койке? — Марта игриво подмигнула. Она всегда умела найти правильный подход к любому человеку.
— Официант расплылся в улыбке.
— Не знаю, по виду не скажешь. И при деньгах всегда.
— А поэт?
— Что поэт? Он поэт и есть. В задумчивости.
Извините, мадам. — В дверях кафе показалась стайка молодых подвыпивших людей студенческого вида. — Посетители. Так вам кофе, мадам?
— Да, пожалуйста, мсье, без сахара.
Марта опять повернулась к окну, чтобы продолжить наблюдение за квартирой Софи, но вдруг увидела Виктора. Он как ошпаренный выскочил из подъезда, резко остановился, одернул на себе костюм и медленно поплелся к кафе. Пакета в его руках не было. Марте стало страшно.
— Все в порядке. Вики? — весело спросила она, делая вид, что не замечает ни унылого состояния Виктора, ни отсутствия булавки на его галстуке. — Когда свадьба? Садись ко мне поближе. Заказать тебе кофе? Коньячку? Или выпьем за свадьбу шампанского? Мсье, принесите нам бутылку шампанского!
— Какая свадьба, Марта?!
— Она отказала? Этого не может быть! Отказала тебе? Я не верю! Ты разыгрываешь меня!
— Отказала. Да еще сравнила с засохшим цветком...
— Тебя? С засохшим цветком? Да как она посмела! Она же без ума от тебя.
— Ну да... Говорит, что все, что между нами было, — просто маленькое приключение, которое, мол, украсило жизнь, как цветок.
Экая поэзия, подумала Марта.
— А когда цветок засыхает, его выбрасывают и не вспоминают никогда.
— И что ты ей ответил? Мсье» принесите нам коньяку!
— Ничего! Представляешь, Марта, ничего! Я вел себя, как последний идиот! Я ее уговаривал! Марта, я, я, Виктор Пленьи, уговаривал ее выйти за меня замуж!
— Ты осыпал ее лепестками, встал на одно колено, а она отказала?
— Никуда я не вставал и не осыпал. Она рассмеялась мне в лицо, когда я только намекнул об этом!
— Как ты намекнул?
— Я велел ей надеть белое платье, сесть на диван, помолчать и дать мне возможность сделать ей предложение, как полагается. А она!
Она!..
— Виктор, — Марте было уже смешно, но она стойко сохраняла серьезность, — Виктор, мой дорогой Виктор! Не отчаивайся! Еще не все потеряно. Просто не нужно было говорить ей, что ты собираешься сделать, а сделать это!
— Я и сделал, а она сказала про цветок. И потом, у нее нет белого платья...
— Ваш заказ, господа. — Официант поставил на стол фужеры и бутылку шампанского. — Открыть? Или возьмете с собой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20