– В Америке, как и в Индии, дизайнеры соблюдают принцип – во всем уступать кинозвездам. Полагаю, нам так и надо поступить и принять твой план, – сухо произнес Тауэр, вставая, и добавил после короткой паузы: – Думаю, мы все здесь посмотрели… – Он явно хотел сказать: «Мы достаточно здесь всего насмотрелись». – Огромное спасибо, Питер. Не пообедать ли нам как-нибудь?– Или хотя бы вместе распить бутылочку, – откликнулся Питер с ухмылкой.«Лучше вылей ее себе на парик, дешевый пижон», – подумал Тауэр.– Я счастлива, что познакомилась с вами, – сказала Паула. – Ваша мебель – это нечто особенное!– О да! – съехидничал Тауэр. – Когда он выставит меня из моей фирмы, то начнет закупать ее оптом.Уже в лимузине Паула попыталась разрядить ситуацию.– Прости, Уинти, если я чем-то тебя расстроила.Он мгновенно капитулировал.– Что ты, дорогая, совсем нет. Ты же меня знаешь. Я только не мог вынести, когда ты твердила одно и то же, как попугай, восхваляя его мебель. Самодовольный старый потаскун выглядел так, словно кончил впервые за много лет.Паула рассмеялась, но сдаваться не собиралась.– Но она и вправду великолепна.– Относительно. Я видал и похуже, – уступил Уинтроп.Смеясь, Паула просунула руку под его локоть, показывая, что все плохое позади.– Поверишь или нет, но когда-то я был так же юн, как и ты сейчас, – отреагировал он с печальной самоиронией.– Будь со мной всегда рядом и помолодеешь, – посоветовала Паула.– А можно и мне слоняться где-нибудь поблизости? – спросил Роберт полушутя-полусерьезно.Он знал, что она права. Ей удавалось повернуть время вспять. Воздух вокруг нее был насыщен озоном, и в нем проскакивали электрические разряды. В ее присутствии краски становились ярче, запахи – ощутимее, звуки – громче. Если это не эликсир молодости, тогда что это?Паула уютно прижалась к нему, и он ощутил упругость ее груди, сладость ее дыхания, покалывание искорок, вылетающих из ее смеющихся глаз.– Тебе разрешено болтаться возле меня так близко, как тебе захочется, и столько, насколько хватит терпения.– Не слишком увлекайтесь, детишки, в присутствии взрослых, – предупредил Тауэр, но они его не слышали.Они удалились в свой собственный мир, куда другим доступа не было. Они уже познали друг друга – не то, что каждый хранил в сознании и в душе, открылось им, а гораздо более важное – секреты тела. И только это имело значение. Ночь любви они провели в горниле страсти, и память о пережитом экстазе все еще жила в них. Любое прикосновение тотчас разжигало слегка подернутые пеплом, но по-прежнему раскаленные угли. Мысли о том, что было сейчас скрыто под одеждой, возбуждало их обоих до предела, за которым могло начаться безумие. Словно вулканическая лава клокотала под тонкой пленкой.– Я вспоминаю вчерашнюю ночь, – шепнул он.– А я думаю о сегодняшней, – прошептала она в ответ.
Невыносимая боль в ногах терзала Роберта, однако все окружающие, казалось, не испытывали подобных страданий. Они скользили по льду с улыбками на лицах, щеки их рдели румянцем, руки плавно двигались в такт вальсовым мелодиям, льющимся из громкоговорителей, развешанных на высоких мачтах. Но Роберту крайне требовалась передышка, и он, прервав круговое движение, приковылял к ярко-алому пластиковому барьеру, обрамляющему каток Уоллмана.Когда они расстались со знаменитыми дизайнерами, Паула вновь вернулась к своей навязчивой идее.– Роберт, пойдем на каток, пожалуйста.Он мгновенно сдался под напором ее энтузиазма. И вот сейчас он выискивал ее взглядом в круговерти цветных пятен, лодыжки его жутко болели, а какофония несовместимых звуков – музыки и шороха стальных коньков о лед – резала слух.Сияющая Паула подлетела к нему.– Ради бога, скажи, где ты обучилась этому?– Отец учил меня, когда я была еще маленькой. В Майами был каток. Он иногда возил меня туда на уик-энд. Я не вставала на коньки целую вечность, но, оказалось, прежние навыки не забываются.– Сколько тебе было, когда умер твой старик?– Пятнадцать. – Она слабо улыбнулась, вытолкнула торопливо ответ, надеясь, что на этом тема будет закрыта.Роберт в измождении повис на барьере, как отведавший крепких кулаков боксер, но все равно он выглядел божественно в спортивном наряде – голубых джинсах, шерстяном свитере, черном, как ночь, и мягкой фетровой шляпе, белой, как день. Близость Паулы помогала ему превозмочь усталость и боль. Силы возвращались к нему, причем с быстротой почти сказочной.Он всегда считал, что хорошо знает женщин, но такая, как Паула, встретилась ему впервые. Она невольно, сама того не ведая, – а, может, наоборот, сознательно, – восполняла пробелы в его образовании. Познавая ее тело, слушая то, что она произносит, улавливая пленительную музыку речи, он все равно не мог раскрыть ее главную тайну, понять ее до конца. И этим недостижимым секретом она еще больше притягивала его к себе.– Ты очень любила своего отца?– Да, я его любила. – Паула тоже оперлась грудью о бортик катка.Ее плечо, обтянутое мягкой шерстяной материей, касалось его свитера и излучало тепло. Она была рядом, но он, оборачиваясь к ней, не видел ее лица, а только помпон на вязаной шапочке.– Знаешь, что он умел? Он мог… проникнуть мне в душу и зажечь там свет.– А твоя мать не могла. Да?Как он угадал? Или любовь настолько обостряет интуицию, что человек, которого ты любишь, становится для тебя прозрачным?– Да, не могла. Как-то получалось, что папа заслонял ее… Я была больше его дочь, чем ее… Я во всем полагалась на него.– А теперь будешь полагаться на меня.За этими словами крылось многое. «Все твои проблемы решены. Они остались в прошлом. Ты получишь все, что захочешь. Потому что я сильный, я сильный властью над людьми, которые повелевают другими людьми, и, значит, я властвую над всеми. Позволь мне угождать тебе. Назови любое желание. Дай мне шанс показать тебе, как я могущественен».Она повернулась к нему, благодарная за произнесенные им слова и за их подтекст, хотя не верила, что Роберт в силах избавить ее от прошлого. Оно никуда не уйдет. Оно будет всегда с нею.– Скорее бы настал вечер, – сказала она искренне.– И ночь?– Да.– Это твое первое желание?Паула улыбнулась.– Наипервейшее.– И мое тоже. Какое совпадение!– Бог мой! Это же Роберт Хартфорд!Крупная девица в красном свитере чуть ли не врезалась в них.– Мэри! Скорее сюда…Роберт проклял свою популярность, которую так неустанно взращивал, но плодами ее предпочитал не пользоваться. Шея его, казалось, вмиг укоротилась, лицо спряталось под полями шляпы. Встреча с поклонниками могла иметь самые непредсказуемые последствия, возможно, и неприятные для него.Девица бесцеремонно ткнула пальцем в Паулу.– Эта не та ли актриса, что играла потаскушку в «Бывшем хозяине»?– Прошу извинить нас, но… – пробормотал Роберт.Он схватил Паулу за локоть и потянул к ближайшему выходу.В затылок ему полетел, как брошенный камень, возглас:– Однажды ты мне приснился!– Слышал? Ты навещал ее во сне, – хихикнула Паула. Впрочем, это получилось у нее очень мило.– И не только ее. Представь, как это удивительно, – отшутился Роберт.– Сегодня ночью я буду сторожить тебя.– А если заснешь?– Ты мне приснишься, но я не отпущу тебя гулять по чужим снам.– Уверен, что я не отлучусь от тебя ни на минуту.– Проверим. – Глаза Паулы вдруг подернулись дымкой. – Давай вернемся в «Карлайл».– Я как раз хотел предложить тебе это.Они заспешили прочь с катка. Роберт чувствовал себя неуверенно на коньках, да и к тому же ногу свело судорогой.– Кто из нас сильнее хромает? – шепнула ему на ухо Паула со смешком.
Едва они вошли в номер, как зазвонил телефон.– Черт с ним… – сказал Роберт.– Нет. Так нельзя, – заявила Паула.Он снисходительно улыбнулся ее рвению. Возможно, она права. В молодости человек стремится не пропускать ничего.– Мистер Хартфорд? – услышал он в трубке радостный женский голосок.– Да.– Пожалуйста, оставайтесь на линии, пока я соединяю вас с мистером Уильямом Кентукки, личным ассистентом мистера Хэнка Марвела.Она произносила имена четко и с нажимом, словно старалась подчеркнуть, насколько значительны эти персоны.Роберт, горестно вздохнув, уставился в потолок, показывая всем своим видом, насколько он несчастен.Паула тотчас поняла, как она может развеять его тоску, и начала с улыбкой избавлять его от одежды.Мужской голос, нарушивший молчание в трубке, звучал до отвращения самодовольно.– Простите, что вам приходится ждать, но президент «Мувиком Интернейшнл» желает поговорить с вами, но в настоящее время у него на вызове Западное побережье.– Скажите Марвелу, чтобы он перезвонил мне, причем сам, лично, когда закончит беседовать с Западным побережьем, – отчеканил Роберт тоном, который применял, как правило, разговаривая с наглыми особами.Он бросил трубку.– Туп, как задница, – поделился он с Паулой, однако не отошел от аппарата.Телефон зазвонил немедленно.– Хартфорд? Это Марвел.– Да! – рявкнул Роберт.– Хэнк Марвел, – уточнил мрачный голос. – По-моему, на сегодня мы наметили совместный ужин.Роберт передернулся от отвращения, хотя Хэнк Марвел был невидим и неосязаем, находясь на другом конце провода. Он представлял собой эдакого наполеончика – коротышка с апломбом, выкарабкавшийся из сточной канавы, проложивший себе по трупам путь к вершине, где заграбастал горшок с золотом и теперь занимался тем, что по-воровски опустошал его.– Мои друзья заказали стол в «Арене». – Сообщая это, он просто лопался от самодовольства.Друзья его сплошь и рядом принадлежали к кругу свежеиспеченных мультимиллионеров: Крейвесы, Эртеганы и Трампы – именно там они собирались, если событие было настолько важным, что его следовало отмечать не «У Мортимера».– Не выношу этого места, – высказался Роберт.– Господи, да почему же? Очень хороший ресторан.– Так бывает. Кому-то может нравиться, кого-то воротит.– А куда бы ты хотел пойти? – Марвел, без сомнения, уже начал сердиться. Всегда поддакивающие личности, которыми он себя окружил, не имели права что-то любить, а что-то нет. Он все решал за них.– Как насчет «Русской чайной»?Еще с тех далеких дней, когда Роберт был начинающим актером и воевал за место под солнцем, он сохранял в душе любовь к уютному и изысканному ресторану рядом с Карнеги-Холл на западной стороне 57-й улицы. Он был открыт круглые сутки, и каждый, кого устраивали цены и меню, мог занять здесь столик. Возможно, это было единственное место в Нью-Йорке, где обыкновенный американец мог услышать, о каких скучных материях ведут между собой беседы знаменитости и какие изрекают банальности.Еда была сытной, хотя и не особо оригинальной, за исключением нескольких фирменных блюд, но атмосфера и обстановка, стулья, обитые дорогой красной кожей, умело развешанные картины в небогатых, но радующих глаз рамах, наконец, обслуживание – внимательное, но далекое от чрезмерной назойливости, – все в сочетании соответствовало классному ресторану, однако не вызывало ни у кого из клиентов чувства неловкости.Марвел снисходительно рассмеялся.– Ха! Я должен был догадаться. Ведь именно там ошивается ваша киношная публика. Я прав?– Да. Тебе выпадет шанс встретить там пару-другую владельцев настоящих киностудий.Марвел заслужил эту колкость. «Мувиком» был пока еще крохотной студией, энергично проталкивающейся вперед, оставаясь, однако, незамеченной среди больших китов. Там слепливались наскоро коммерческие ленты, но распространялись слухи, что компания под этим прикрытием производит нечто совсем иное. Роберт принял приглашение Марвела из чистого любопытства. Ведь делец типа Марвела скорее бизнесмен, чем киношник, и не стал бы беспокоить звезду просто так, не имея деловой заинтересованности.– Послушай, Роберт, «Мувиком» на пути к вершине. И непременно там будет, – заявил Марвел, без проволочек переходя к сути дела. – У меня большие планы. Вот поэтому я и хотел встретиться с тобой сегодня вечером.Роберт колебался. Отказываться или соглашаться? Любопытство возобладало.– Что ж. Я очень даже не против выслушать твои деловые предложения.Он специально выделил слово «деловые».– Отлично, – не очень любезно пробурчал Марвел – Заказывай в своем любимом местечке столик. Увидимся в семь.– В семь тридцать.– Ладно. Мне все равно. – Марвел резко отключился, будто швырнул трубку Роберту в лицо.– О чем шла речь? – поинтересовалась Паула.– Боюсь, что нам испортили вечерок, – сказал он, шагнув к ней.– Но вечер еще не наступил.Понять, на что намекала Паула, было нетрудно.
Роберт стремительно провел свою спутницу под кроваво-красным матерчатым козырьком, через резные двери с бронзовым орнаментом, мимо терпеливо ожидающей очереди в погруженный в уютный полумрак зал «Русской чайной».– Добрый вечер, мистер Хартфорд, – приветствовал его метрдотель. – Как любезно с вашей стороны, что вы навестили нас. Ваши гости уже здесь.Он сделал полуоборот и чуть заметно кивнул головой, указывая на закругленное возвышение, куда усаживали лишь истинных звезд.Там находились трое. Двоих Роберт ожидал увидеть. Хэнк Марвел был настолько приятной личностью, что почему-то сразу навевались мысли о геноциде и концлагерях, а блеклое, птицеподобное существо, сидящее рядом, очевидно, было его драгоценной половиной. Присутствие здесь третьего явилось для Роберта Хартфорда сюрпризом. Второе место после обаяния в перечне бесспорных достоинств великого актера занимало умение сохранять хладнокровие. Он и сейчас не утерял его, хотя заметил красный тревожный сигнал.Дэвид Плутарх? Одно было ясно: его присутствие здесь не случайно.Марвел взметнулся навстречу Роберту, словно грязная пена на гребне волны.– А, Роберт! Вот и ты наконец. Ты еще незнаком с моей супругой. Мэри Ли страстная твоя поклонница. И, надеюсь, ты не будешь против, если нам компанию составит мой большой друг Дэвид Плутарх. Дэвид заскучал здесь в Нью-Йорке, хотя в это трудно поверить, и я уговорил его присоединиться к нам.По лицу Плутарха блуждала загадочная улыбка. Он оторвал зад от стула не более чем на дюйм, показывая, что ни перед кем не намерен вытягиваться в струнку, и протянул Роберту для пожатия вялую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46