Их, впрочем, легко было проигнорировать, чего нельзя было сказать о двух газетах, торчавших из мусорной корзины. Конору казалось, что заголовки будут светиться в темноте.
— Мой папа говорит, что вы настоящий герой, — сказал ему сегодня Чарли за игрой в карты. — Он приезжает сюда и говорит, что хочет пожать вам руку,
— Рад буду познакомиться! — выдавил из себя Конор, хотя ему было неловко от всеобщей лести.
Они наполнили его палату цветами и воздушными шариками. О нем взахлеб писали все местные газеты. К нему в палату приходили люди с телевидения.
Его родители были так горды, что маршировали по больничным коридорам как на параде. Его братья, знакомясь с женщинами, отныне представлялись не иначе как «брат того самого Конора Райли». Его замужние сестры носились с ним, словно он был их ребенком.
Мать и сестры Мэгги закармливали его шоколадом и украшали палату, словно новогоднюю елку. Рита даже разрисовала его гипс цветными фломастерами. Конор не был уверен, что это хорошая идея, но одно было ясно — он теперь стал для них своим. Он заслужил это, когда спас Николь.
Николь приходила — точнее, приезжала на коляске — вчера к нему в палату, чтобы поблагодарить. Она казалась такой хрупкой и беззащитной со своим «хвостиком» и синяком под глазом, портившим ее симпатичное личико. Николь густо краснела, когда, заикаясь, произносила свою речь. Конор чувствовал себя не менее смущенным, чем она.
— Не стоит, — остановил он ее, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Любой на моем месте поступил бы так же.
— Никто во всем мире не сделал бы этого для меня, кроме папы и мамы, — убежденно сказала Николь. — П-про-стите меня за то, как я с вами обращалась…
— Ничего страшного, — успокоил он Николь.
Конор понимал, как нелегко привыкнуть к мысли, что у тебя будет новый отец. Тем более когда тебе пятнадцать лет.
Николь просидела у него целый час. Они не говорили ни о чем важном, но важно было уже то, что они вообще разговаривали. Она была, в сущности, отличной девчонкой — любила обоих родителей и хотела, чтобы они были вместе. Конор не осуждал ее за это. Какому ребенку не хотелось бы, чтобы родители были вместе? Но Николь уже смирилась с тем, что у ее отца новая жена, и Конор был уверен, что рано или поздно она примет и нового мужа матери. Если только сама Мэгги еще не передумала…
Он видел, как разочарована была Мэгги, когда узнала от него историю смерти Бобби. Радость от спасения Николь пройдет, но это разочарование останется.
Они называют его героем… Герой не позволил бы своему другу умереть. И какие бы героические поступки он еще ни совершил, ничто уже не сможет перечеркнуть этого факта.
У Мэгги и матери Конора уже вошло в обычай встречаться каждый день в обед в кафетерии. Ничто так не сближает, как общая беда.
Мэгги рассказывала миссис Райли, которую она теперь называла просто Кэтлин, о Николь, о том, как скучает Николь по отцу.
— Я бы предложила ей пожить какое-то время у него, но он почти не бывает дома… К тому же он недавно женился и, наверное, хотел бы провести медовый месяц наедине с женой.
— Но ведь вам тоже наверняка хочется провести медовый месяц наедине? — Кэтлин положила два шарика сахарозаменителя в кофе.
— О чем вы? — совершенно искренне удивилась Мэгги.
— Да все о том же. Слепому видно, что Конор без ума от вас. Хотя, признаться, поначалу меня это бесило.
«Вот так сюрприз!» — подумала Мэгги. Если уж Кэтлин сама завела об этом разговор, значит, она не шутит. Когда твой сын лежит весь забинтованный в больничной палате, тут уже не до шуток.
— Простите меня за мое поведение на крестинах, — промолвила миссис Райли.
Мэгги улыбнулась:
— Рада вас простить, Кэтлин. А что вы скажете, если я заявлю, что и я люблю вашего сына?
— Раньше я сказала бы, что вы сошли с ума. Но теперь… Мэгги глубоко вздохнула:
— Что-то изменилось, Кэтлин. Теперь он словно смотрит сквозь меня…
Кэтлин нахмурилась и потерла переносицу, словно желая разгладить морщины.
— Не придавайте этому значения, Мэгги. Он просто еще не совсем отошел после операции, — Она положила руку ей на плечо. — С ним не всегда просто, но он стоит хлопот. Давно мы уже не видели его таким счастливым, и за это надо благодарить вас.
Кэтлин удалилась, чтобы выкурить сигарету. Мэгги осталась одна.
Его мать благословляла ее. Чего еще ей надо? Всего неделю назад все казалось таким запутанным… Семейные проблемы довлели над ней. Процесс по делу об убийстве поднимал вопросы, на которые ей было сложно найти ответы. Николь, казалось, окончательно отбилась от рук. Когда Конор заводил разговор об их будущем, Мэгги всегда старалась уходить от этого разговора. Все, казалось, сплелось в какой-то тугой неразрешимый узел.
Теперь все это не имело никакого значения. Единственное, что имело значение, — это любовь. Как банально это звучит! И как прекрасно!
Мэгги хотела сказать это Конору, когда ждала его возвращения с Николь. Она хотела усадить его на кухне и сказать ему это и еще многое другое. Но случилась эта нелепая авария. Все обошлось, но Мэгги чувствовала, что с тех пор Конор почему-то стал отдаляться от нее. И она никак не могла понять, что было тому причиной.
Все, казалось бы, было в порядке. И Конор, и Николь в конце концов должны были полностью выздороветь. Ему потребуется на это больше времени, чем ей, но врачи обещали, что через несколько месяцев он будет как новенький. Казалось бы, у Мэгги были все причины, чтобы быть счастливой. Конора даже показали по телевизору, и в глазах Чарли он был телезвездой. Казалось, весь город хотел бы встретиться с Конором и пожать ему руку.
Мэгги разговаривала по телефону с Шоном, и ей выпала честь первой сообщить парню о поступке Конора. Отцы города готовы были продать душу, чтобы заполучить хотя бы одну десятую популярности, выпавшей на долю никому доселе не известного полицейского. Кэтлин сегодня передала Мэгги новый номер местной газеты. Фотографии Конора и Николь были на первой полосе, рядом с материалом о суде по делу об убийстве Ди Карло. Как иронична порой бывает судьба… Думали ли газетчики о том, что выставляют напоказ самый главный подвиг Конора рядом с величайшим его провалом?
Конор не отворачивался от нее. Как она только могла так подумать? Просто он ушел в себя. Ему сейчас было больно не только физически. Жизнь, которую он спас, еще больше напоминала ему о жизни, которую он не смог спасти. Ему сейчас было тяжело. И Мэгги была нужна ему как никто.
Так же, как он нужен ей.
Так чего же она ждет?
Мэгги пулей вылетела из кафетерия.
Медсестры шарахались от нее, как от сумасшедшей, когда она пролетала мимо них по больничному коридору, но Мэгги было все равно.
— Я люблю тебя, Конор! — выпалила она, как только влетела в палату. — Я понимаю, может быть, глупо признаваться в любви подобным образом, но…
Ее слова повисли в воздухе. Конор был не один. На краешке кровати сидела симпатичная темноволосая женщина, держа Конора за руку. Глаза женщины были красны от слез, в другой руке она комкала платок.
Мэгги готова была провалиться сквозь землю.
— Извини, — пробормотала она, — я не знала, что у тебя гостья.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Не уходи, Мэгги! — позвал ее Конор.
— Ничего страшного, — откликнулась Мэгги уже от дверей, — если я не вовремя…
— Подойди сюда, Мэгги. — Голос Конора не был сейчас похож на голос человека, всего несколько дней назад перенесшего сложнейшую операцию. Это был голос того человека, которого Мэгги встретила в Атлантик-Сити. Нетрудно было догадаться, что причиной тому его гостья.
— Ну, если ты так настаиваешь… — Мэгги старалась, чтобы ее голос звучал непринужденно, но ей это не удавалось. Все ее внимание сейчас было сконцентрировано на том, что Конор и таинственная незнакомка держали друг друга за руки.
— Это Дениз Ди Карло, Мэгги. — Дениз высвободила руку.
— Я много слышала о вас, — сказала она Мэгги. Женщины пожали друг другу руки. У Мэгги кружилась голова. Вдова Бобби! Она вспомнила, что Конор говорил, что со смертью Бобби потерял не только его. Вся семья Ди Карло, которая раньше была частью его жизни, после этой смерти отвернулась от него.
— Рада познакомиться с вами, Дениз! — взволнованно произнесла Мэгги.
Дениз окинула ее взглядом и повернулась к Конору:
— Я, пожалуй, пойду. — Она наклонилась и поцеловала Конора в щеку. — Позвони мне, когда выпишешься отсюда.
— Спасибо, Дениз. — Мэгги заметила, как глаза Конора затуманились. — Я…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебила его Дениз. — Прости, я была несправедлива к тебе.
Конор ничего не ответил. Дениз попрощалась с обоими и вышла.
— Я так рада, что она зашла навестить тебя, — сказала Мэгги.
— Я тоже. — Он кинул взгляд на пачку фотографий, лежавших на его тумбочке. — А дети подросли…
— И стали еще симпатичнее, — добавила Мэгги, просмотрев фотографии. — Значит, вы помирились?
Конор посмотрел ей в глаза:
— Можно сказать.
Мэгги присела на кровать рядом с ним.
— Что-то произошло? — спросила она, напряженно вглядываясь в него. — Я вижу по твоим глазам.
Он взял ее за руку.
— Все закончено, — выдохнул он.
— Что закончено? Да говори же!
— У меня есть свидетель. Человек, который видел, как все произошло.
— Конор! — Мэгги сжала его руку. Она мало что понимала, но надеялась, что новости хорошие. — Кто? Что? Говори же!
— Джек Олифант. Владелец обувного магазина.
— Тот, что звонил в полицию?
— Он самый.
— Но на суде он говорил, что ничего не видел!
— Его запугали. То ли родные Уокера, то ли его дружки. Вот он и держал язык за зубами.
Мэгги все поняла. Конор не был опасным свидетелем из-за провала в памяти. А вот показания Олифанта вполне могли обеспечить Уокеру большой срок.
— Он трус, — сказала Мэгги.
— Может быть. Но нужно принять во внимание, что у него жена и трое детей. Тут уж любой скажет, что ничего не видел.
— Даже если в результате виновный легко отделается?
— Такова жизнь, — грустно улыбнулся Конор.
— А почему теперь он вдруг признался?
— Уж не знаю, совесть заговорила или что…
Конор вкратце рассказал ей историю, которую поведала ему Дениз. Должно быть, Олифант видел по телевизору сюжет о спасении Николь, ибо на следующее утро после репортажа он постучался в дом вдовы Бобби. Вместе они пошли к Соне Бернстайн, судье, где Олифант дал новые показания.
— А что ему будет за ложные показания? — спросила Мэгги.
— Думаю, не так уж и много. Соня — женщина опытная, сумеет как-нибудь его отмазать.
Мэгги не верила своим ушам. Все складывалось как нельзя лучше.
— Значит, ты не застыл тогда на месте? Ты пытался помешать Уокеру?
— Выходит, что пытался.
Конор рассказал Мэгги все, что услышал от Дениз. Он сам толком не знал всех подробностей, но было ясно одно — его вины в смерти Бобби не было.
— Олифант видел, как Уокер держал пистолет у виска Бобби. А я целился в Уокера. Олифант слышал, как этот мерзавец сказал, что вышибет Бобби мозги, если я не брошу пистолет. И я бросил. — Конор произносил все это бесстрастно, словно читал полицейский протокол. Мэгги верила, что все именно так и было, хотя Конор сам ничего не помнил. — Пистолет лежал на земле, футах в трех от меня. Олифант помнит это, поскольку пистолет сверкал на солнце и слепил ему глаза.
Глаза Мэгги наполнились слезами.
— Это то же самое, что ты помнишь о пистолете Уокера, — сказала она.
— Олифант сказал Дениз, что он прятался за машиной и все видел. Он помнит, как я разговаривал с Уокером. Я говорил, что если он бросит пистолет и будет подчиняться мне, это облегчит ему наказание. Уокер опустил руку с пистолетом и сделал вид, что собирается бросить его. Бобби поднялся, но тут Уокер снова бросился на него. Я подобрал свой пистолет, но они так сцепились, что я не мог выстрелить, не рискуя попасть в Бобби. Все, что Олифант помнил потом, — это звук выстрела, и Бобби упал.
Мэгги прижала Конора к себе настолько близко, насколько позволяли трубки и провода, торчавшие отовсюду. Она гладила его волосы, целовала запекшиеся губы и не могла представить, как она когда-то жила без него.
Боль ушла, на ее место пришли спокойствие и мир. Конор уже давно не испытывал этих ощущений.
Мэгги любила его. В этом не было сомнения. Она ворвалась в его палату, крича об этом, еще до того, как узнала, что он не виновен в смерти Бобби.
— Мэгги! — прошептал он.
Она слегка отодвинулась от него. Ее синие, как небо, глаза округлились.
— Что, любимый? Чего ты хочешь?
— Тебя.
Глаза Мэгги наполнились слезами.
— Ты не мог бы повторить это снова? Я не уверена, что правильно тебя расслышала.
— Мог бы. — Конор готов был повторять это тысячи раз. — Я люблю тебя, Мэгги О'Брайен. С первого взгляда…
— На стоянке? — Она взглянула на него сквозь слезы счастья. — Что за глупое место для того, чтобы влюбиться!
— А когда я снова увидел тебя на следующее утро — на скамейке, с мокрыми волосами, — я понял, что ты навсегда завладела моим сердцем.
— А вы, мужчины, умеете зубы заговаривать!
— А вы, дамы? Что ты можешь добавить?
Мэгги рассмеялась. Этот смех переполнял Конора счастьем. Он чувствовал себя молодым и полным надежд.
— Я? — переспросила она. — Ничего. Я все уже сказала.
— Ты любишь меня, — улыбнулся он. — Ты уже не можешь отвертеться от своих показаний. Сама призналась, при свидетелях…
— Знаем мы, как вы, полицейские, умеете выбивать из людей признания! — улыбнулась она в ответ. — На это у вас есть всякие приемчики…
— Вот погоди, — с притворной строгостью проговорил он, — дай Бог только выбраться из этой койки — покажу тебе пару приемчиков!
— Я люблю тебя. — Мэгги взяла его руку в свою и наклонилась, чтобы поцеловать. — Я люблю твою душу, твое тело, твое сердце, твой ум и твою отвагу.
— Ты понимаешь, что это значит?
— Мы женимся, не так ли?
— Да, черт побери! — воскликнул Конор. — И чем раньше, тем лучше!
— Может быть, — улыбнулась она, — сначала все-таки стоит сообщить детям?
— Нет проблем. Шону я позвоню прямо сейчас. А ты пока подготовь Чарли, Николь и священника.
— Отец Роурк обрадуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30