Молча смотрели они на это, столь долго ускользавшее от них здание. Это место едва ли подходило для жилья, а все его прежние красоты уничтожило безжалостное время. На ступенях дома росли чахлые побеги, сам дом выглядел заброшенным и жалким.
– Его здесь не может быть. Просто не может! – Джини широко открытыми глазами рассматривала дом. Из двора метнулась крыса и бросилась к воде.
– Может быть, все-таки зайдем и все выясним? – предложил Паскаль.
Квартира Макмаллена располагалась на самом верхнем этаже. Здание казалось вымершим. Возле двери в квартиру Макмаллена, на которой они не обнаружили ни звонка, ни молоточка, стояло пустое блюдце. Сидевший на подоконнике бродячий тощий кот внимательно наблюдал за их действиями. К двери была прилеплена засиженная мухами записка на английском, в которой говорилось, что если хозяев не окажется дома, посетителям стоит зайти попозже.
По углам лестницы ветер наметал ворохи сухих листьев. В отдалении, быть может, в соседнем доме, хлопнула дверь. Закричала женщина, заплакал ребенок, затем – тишина. Кот следил за ними, прищурив зеленые глаза. Паскаль приблизился к двери и громко постучал. Ни звука в ответ. Паскаль подождал, потом стал барабанить снова. Стук эхом прокатился по лестничной клетке. Кот спрыгнул с подоконника и прошмыгнул мимо них. Его хвост был поднят трубой, кончик подрагивал по мере того, как он перепрыгивал со ступеньки на ступеньку. Он спустился на один лестничный пролет, завернул за угол и исчез.
– Что за жуткое место! – пожаловалась Джини. – И пахнет какой-то гадостью. Темно. Мрачно. Заброшено. Пойдем отсюда, Паскаль. Его здесь наверняка нет.
Паскаль тем временем внимательно изучал дверь – старую, но массивную. Он осмотрел единственный имевшийся в ней замок, подошел к окну, на котором только что сидел кот, и, с трудом распахнув его, высунулся наружу. Прямо под ним разверзлась пропасть в пятнадцать метров, на дне которой виднелся канал. Ни карнизов, ни водосточных труб.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Паскаль, – сказала Джини. – Не надо. Проникновение со взломом нам ни к чему. Давай лучше вернемся попозже. Кроме того, мы можем расспросить людей в кафе на площади.
Паскаль в последний раз поколотил в дверь и испытал ее на прочность, навалившись на нее всем телом. Дверь даже не дрогнула. Только после этого француз капитулировал и отступил назад.
– Ну ладно, возможно, ты права. Сначала попробуем расспросить людей, а потом снова вернемся.
Хозяин кафе, неразговорчивый малый, смерил их взглядом и пожал плечами. Англичанин? Какой еще англичанин? Не знает он никого, здесь туристов не бывает. Палаццо Оссорио? Нет, не может быть. Там никто не живет. Была там, правда, одна сумасшедшая старуха, но и ее уже несколько недель не видать. Может, померла, может, переехала. Кто, находясь в здравом уме, захочет жить в таком местечке!
Кто хозяин дома? Он понятия не имеет. Да, они, конечно, могут попробовать обратиться в агентство по аренде жилья, но он не знает, где оно находится. Может, по ту сторону Большого канала. Там было несколько контор, которые сдают в аренду жилье иностранцам, но на зиму они обычно закрываются. Пусть зайдут в одно такое агентство. Оно находится на западной стороне площади Святого Марка, на Калье-Ларга.
Владелец кафе молча проводил их взглядом. Когда они скрылись за поворотом, он кашлянул, и из задней комнаты появился высокий мужчина в темном плаще.
– Grazie mille, – сказал он. Затем, поставив недопитую чашку эспрессо, он взглянул на небо и сделал несколько ничего не значащих замечаний о погоде в Италии. Хозяин кафе подметил, что гость говорил очень правильно и с хорошим произношением, хотя явно не был венецианцем и вообще итальянцем. Вытащив из кармана несколько купюр, незнакомец сложил их и бросил на стол. Там было на несколько тысяч лир больше, чем стоил эспрессо. Не произнеся больше ни слова и не оглянувшись, он вышел под дождь.
На противоположной стороне канала Паскаль и Джини отыскали несколько контор по найму жилья, в том числе и ту, что находилась на Калье-Ларга, но все они были закрыты, а их окна забраны ставнями. Молодые люди навели справки в нескольких гостиницах. Нет, ни в одной из них не останавливался англичанин, который соответствовал бы описанию Макмаллена. Несмотря на неподходящий сезон, несколько ресторанов и кафе были все же открыты. Паскаль с Джини заходили сначала в самые респектабельные, затем в забегаловки, прятавшиеся в темени переулков. Нет, Макмаллена на фотографии не узнал никто.
– Пустой номер, – подвел итог Паскаль. Они вернулись на площадь Святого Марка и стояли под залитым светом фасадом знаменитого собора. – Безнадежное дело. Тут тысячи кафе, тысячи гостиниц.
Паскаль сердито смотрел на площадь. Темнело. Вымощенная брусчаткой площадь блестела под струями дождя. В кафе, что рядами расположились по периметру площади, зажглись огни.
Джини оглянулась. В открытые двери собора были слышны голоса. Там, внутри, было несколько групп туристов, которые имели неосторожность приехать сюда в неподходящий сезон. Английские голоса, американские голоса, другие языки, которые Джини не только не понимала, но даже не могла определить. Силуэты людей, тени. Она повернулась к Паскалю и поэтому не заметила, что кто-то остановился прямо за их спинами, на ступеньках собора. Джини вдруг испытала упадок духа. Такой путь, и ради чего! Обернувшись, Паскаль увидел выражение ее лица и, обняв девушку за плечи, стал ее утешать:
– Не отчаивайся. Тебе холодно и ты устала. Но мы не должны бросать наши поиски. Пойдем в кафе, перекусим и выпьем горячего кофе. А после этого вернемся в ту квартиру.
– А если нам снова не откроют? Поколебавшись, Паскаль мягко сказал:
– Джини, ты же сама знаешь ответ на этот вопрос. Так или иначе, законно или нет, но мы все равно попадем туда.
В пять часов они вернулись к Палаццо Оссорио. Уже стемнело, но близлежащие улицы были едва освещены. Все пространство вокруг казалось вымершим. На улицах не было ни одного прохожего, в воздухе не было слышно ни голосов, ни звуков радио или телевизоров. Над водой канала клубился зеленоватый туман.
Паскаль подвел Джини к мрачному зданию, взял ее за руку, и они вместе двинулись через двор. Открыв входную дверь, Паскаль вытащил карманный фонарик. Следуя его узкому лучу, все еще рука об руку, они стали подниматься по каменным ступеням.
На половине пути Джини остановилась как вкопанная.
– Что это? – спросила она.
Они постояли прислушиваясь. Паскаль выключил фонарик. Темнота была непроницаемой, они не видели ничего, даже ступеней под своими ногами. Джини почувствовала, как от страха холодеет ее тело, а на затылке начинают шевелиться волосы. Откуда-то – то ли снизу, то ли сверху – послышалось тихое урчание. Постепенно звук набрал силу, а затем опустился до шепота. Джини почувствовала, как рядом с ней напрягся Паскаль.
Через некоторое время звук возник снова – тихий, мелодичный, словно кто-то напевал незнакомый мотив. Джини почувствовала, как что-то прикоснулось к ее ногам, и издала вопль. Паскаль дернул перепуганную девушку к себе, прижал ладонь к ее губам и тихо сказал:
– Здесь кто-то живет. Это место вовсе не необитаемое.
Они продолжали прислушиваться. Урчание возобновилось и тут же умолкло. Где-то внизу послышались шаркающие звуки. Открылась и захлопнулась дверь. На одном из лестничных пролетов появилась полоса света, но как только дверь закрылась, она исчезла, и мурлыканье возобновилось.
– Кошки, – тихо сказал Паскаль. – Все в порядке, Джини. Здесь кто-то живет, и живет один. Прислушайся: это женщина, старуха, она разговаривает со своими кошками…
Джини прислушалась и поняла, что ее спутник прав. Она вся дрожала и стыдилась этой дрожи. Паскаль еще крепче сжал ее руку, снова включил фонарик и двинулся вверх.
До квартиры Макмаллена оставалось еще два лестничных пролета. С его площадки не доносились никакие звуки. Джини прислонилась к стене. Снаружи здание яростно атаковал ветер. Скрипела оконная рама.
Она услышала тихое восклицание Паскаля и резко обернулась.
– Джини, – прошептал он, – Джини, посмотри сюда.
Дверь была отперта и открыта примерно сантиметров на пять. За ней было темно и тихо. Паскаль, похоже, колебался. Приблизившись, Джини ощутила тошнотворный запах тлена и разложения, шедший через щель в двери. Она отшатнулась. Лицо Паскаля напряглось. Он положил руку на дверной косяк.
– Подожди меня здесь. Стой на площадке. Я зайду внутрь.
– Ты не оставишь меня здесь. Я тоже пойду…
– Нет! Ты останешься здесь!
В скудном свете карманного фонарика она видела его побледневшее и взволнованное лицо. Ей казалось, что от чудовищного запаха ее вот-вот вырвет. Прикрыв рот рукой, она отошла на несколько шагов и глубоко вздохнула.
– Прошу тебя, Джини! Я не хочу, чтобы ты туда входила.
– Мне страшно, Паскаль, – Джини схватила его за руку. – Я боюсь, я не останусь здесь одна. Там может кто-то быть…
– Там точно кто-то есть, – мрачно ответил он. – И я думаю, он вряд ли способен причинить нам вред…
Паскаль выключил фонарик. Протянув руку и чуть отступив в сторону, он резко распахнул дверь. Послышался шелест – с пола взлетели и снова опустились обрывки бумаги. На мгновение включив фонарик, Паскаль осветил их и снова погасил свет. Медленно, нащупывая впереди себя путь, словно слепой, он пошел в темноту. Джини двигалась вслед за ним, также ощупывая пустоту. По обе стороны от них тянулись стены. Судя по всему, они оказались в длинном узком коридоре. Под их ногами скрипели половицы.
Метров через десять в этой кромешной тьме они совершенно потеряли ощущение пространства – коридор закончился, но двери впереди не оказалось, только арка в стене, завешенная тяжелой шторой. Паскаль отодвинул ткань в сторону. Услышав над своей головой стук деревянных колец, Джини застыла на месте и зажала рот рукой.
Это потом она не могла понять, почему ей не пришло в голову, что им предстоит найти в этой комнате, но в тот момент мозг ее работал медленно. Единственное, о чем она тогда думала, это о том, что место, где они оказались, было жутким, а кисло-сладкий запах гниющего мяса отвратительным.
Однако Паскаль, повидавший немало смертей на войне, ни на секунду не заблуждался. Он совершенно точно знал, что им предстоит здесь найти. Включив фонарик, он стал обводить лучом стены комнаты, пока не наткнулся на электрический выключатель.
Тихим голосом он произнес:
– Джини, я хочу, чтобы ты отвернулась. Сейчас я включу свет. Не смотри.
Она закрыла глаза и сквозь опущенные веки почувствовала, как в комнате зажегся свет. Где-то позади себя девушка слышала шаги Паскаля, скрип половиц, слышала, как он что-то произнес, задыхаясь. Она повернулась, открыла глаза и посмотрела.
В комнате находились два трупа. Запястья и лодыжки каждого из покойников были туго замотаны клейкой липкой лентой. Трупы были расположены в мрачной близости друг от друга – тела были прислонены спинами к шкафу. Помимо стола и стула, это был единственный предмет обстановки во всей комнате.
На тело, расположенное ближе к ней, невозможно было смотреть без содрогания. Увидев лилово-синие трупные пятна на лице покойника, Джини отвернулась, но затем заставила себя вновь посмотреть на него.
Тело принадлежало мужчине средних лет, светловолосому, худощавого сложения. Он был прекрасно одет – в будничные, но дорогие вещи. Состояние, в котором находилось его тело, разительно контрастировало с элегантным спортивным пиджаком, шелковым галстуком и рубашкой, расстегнутой на несколько пуговиц. На нем были джинсы, мягкие кожаные мокасины и желтые носки. Тело его раздулось. Джини закрыла лицо руками, но затем опустила их.
Другое тело, также принадлежавшее мужчине, было практически обнажено. У этого покойника были золотистые волосы и на нем были только синие трусы. В мочке его правого уха была продета золотая сережка. Его рука застыла в последнем конвульсивном жесте в сторону его товарища. Он облокотился на плечо своего соседа карикатурным жестом преданности, его голова свесилась на грудь. На затылке, у основания черепа, между длинными прядями волос виднелась аккуратная дырочка размером с десятипенсовую монету.
Крови было очень мало, она запеклась только вокруг ранки. Отведя глаза в сторону, Джини поняла, что перед тем, как убить этого человека, его заставили раздеться. Его вещи лежали на полу в нескольких метрах от тела. Они были аккуратно свернуты и уложены стопкой, которую венчали два ботинка. Вид этой одежды потряс девушку. Значит, его заставили раздеться, аккуратно уложить свои вещи и сесть на пол, чтобы быть застреленным? Или, может быть, кто-то сам взял на себя труд уложить их, как для проверки в казарме, уже после того, как их владелец был мертв?
Паскаль стоял на коленях рядом с покойниками, изучая их раны, которые были расположены одинаково. Затем он осмотрел клейкую ленту шириной примерно в три сантиметра, которой были скручены их лодыжки и запястья. Выпрямившись, с побледневшим лицом, он повернулся к Джини.
– Убиты профессионально. По одному выстрелу на каждого.
– Но они умерли не одновременно…
– Нет, конечно. Этот умер один или два дня назад. Второй… – У Паскаля вырвался нетерпеливый жест. – Раньше. Гораздо раньше. Здесь достаточно холодно, отопление не работает… Я бы сказал, что его убили дней десять назад. Возможно, недели две.
Паскаль склонился над тем, который был одет, присмотрелся к его светлым волосам и перстню-печатке, что был у него на пальце.
– Макмаллен, – сказал он. – И застрелили его раньше, чем второго. Неожиданный способ убить человека, заставив его предварительно устроиться рядышком с другим трупом.
Он задумался, будто в голову ему пришла какая-то новая мысль, и стал оглядываться.
– Посылка, – произнес он, – где же посылка? Неужели ты не видишь, Джини? Макмаллен был мертв уже задолго до того, как ему отправили посылку… Где же она? Значит, ее кто-то забрал.
Он быстро пересек комнату и открыл дверь в противоположной стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52