– Да, мэм. В этот уик-энд он выходной.
– Как мило…
– Да, мэм.
– Я всегда думала, что ваша работа, должно быть, чрезвычайно утомительна, – продолжала Мэри, сделав широкий и неопределенный жест в воздухе. – Всегда начеку, постоянно в готовности…
– Да, мэм.
– Настоящие церберы…
Она умолкла. Сравнить собеседника с мифическим псом Цербером, стоящим на страже ворот в преисподнюю, было не очень тактичным шагом. В глазах телохранителя на миг появилось удивление, но через долю секунды взгляд его снова стал пустым и невидящим.
– Да, мэм.
– Не хотите ли выпить, мистер Мэлоун? Может быть, перье?
– Нет, мэм, спасибо.
Охранник отошел на несколько шагов и сделал то, что у его коллег всегда получалось на «отлично» – стал невидимым, слившись со стеной.
– Ну да, разумеется, – пробормотала Мэри, чувствуя себя полной идиоткой.
Она взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Джини и этот ее Ламартин могут появиться в любую минуту. Неожиданно ее охватило волнение, но затем инстинкт хозяйки все же взял верх. Вернувшись в просторную гостиную, она прошла за спинами назойливых зануд и подошла к камину. Лиз по-прежнему стояла там одна.
– А где Пес? спросила Лиз, когда, оказавшись возле нее, Мэри наклонилась, чтобы подбросить в камин новое полено. Мэри видела, что Лиз дрожит, хотя она стояла буквально в метре от огня, да и в комнате было очень тепло.
– Я заперла его наверху, – улыбнулась хозяйка. – Он стал бы клянчить у всех подачки и кусочничать. Кроме того, я должна смотреть фактам в лицо: хотя я его и обожаю, но он стар, и от него несет псиной.
– Он такой милый, – неуверенно сказала Лиз. На самом деле ей никогда не нравились собаки. – Ужасно милый. И…
Она умолкла, видимо, не в состоянии придумать ни одного подходящего комплимента. На секунду ее глаза, в которых читалось немое отчаяние, встретились с глазами Мэри, но она тут же отвела взгляд в сторону.
Мэри взяла ее за руку.
– Лиз, – участливо спросила она, – что произошло?
– Произошло? Конечно же, ничего. Я прекрасно провожу время.
Мэри внимательно смотрела на женщину. Сегодня она было как никогда хороша, в белом платье строгого покроя – это был неизменный стиль Лиз. Как хорошая рамка подчеркивает красоту картины, так платье Лиз своей простотой и изысканностью подчеркивало прелесть своей хозяйки. На Лиз было ожерелье, подаренное ей Джоном на день рождения, и никаких других драгоценностей. Лицо ее обрамляли распущенные черные волосы. Сейчас на этом лице с огромными темно-синими глазами, несомненно, было написано волнение. Сегодня Лиз исполнилось тридцать восемь. Она приближалась к сорока годам и неоднократно признавалась, что стремительный бег времени наполняет ее страхом, но сейчас, подумалось Мэри, больше двадцати пяти ей не дашь.
Вот только выглядела она очень напряженной. Лиз казалась болезненно похудевшей, ее прекрасные длинные пальцы, только на одном из которых было скромное обручальное кольцо, по-прежнему сжимали пустой стакан так крепко, что даже побелели костяшки. Поймав на себе взгляд Мэри, Лиз снова болезненно поежилась.
– Да будет тебе, Лиз, не прикидывайся. По крайней мере, не передо мной, – похлопала ее по руке Мэри. – Я же вижу, что ты весь вечер находишься на грани. Я чувствую, что-то случилось.
Лиз по-детски оттопырила нижнюю губку, опустила глаза, а затем смущенно посмотрела на Мэри.
– Ох, Мэри. Так уж и быть, признаюсь тебе. Я понимаю, это глупо, но я так беспокоюсь за Джона! Весь этот ближневосточный ужас… Я знаю, что служба безопасности приведена в повышенную готовность, хотя Джон ни за что не признается в этом. Ты слышала, что у нашего посольства в Париже заложили бомбу? К счастью, сегодня ночью ее обезвредили.
– Нет, я не знала. В новостях об этом не было ни слова.
– Завтра сообщат. Мне рассказал об этом Джон, когда мы одевались, чтобы ехать к тебе. Я думаю, журналистам пока специально ничего не сообщали. Но ты ведь понимаешь, если это случилось в Париже, то почему не, может случиться здесь?
– Ты не должна думать об этом, Лиз. Я уверена, что Джону абсолютно ничего не грозит, – ободряюще улыбнулась Мэри. – Посмотри на его телохранителей – они везде. В прихожей сидит этот симпатичный Мэлоун…
– Симпатичный? – странно взглянула на приятельницу Лиз. – Мне он совсем не кажется симпатичным. Они все такие угрюмые и молчаливые. Я их ненавижу! Особенно Фрэнка, он самый мерзкий из всех.
– А мне казалось, что Фрэнк тебе нравится, – удивленно посмотрела на нее Мэри. – Разве ты забыла? Во время обеда перед Рождеством ты сама говорила мне, что он тебе очень нравится. Ты еще сказала, что он хороший работник и очень вежлив.
– Неужели я могла такое сказать? Не помню. – Лиз снова поежилась. – А если даже и говорила, то потом передумала. Он чересчур выслуживается! Он следует за мной по пятам, как неумолимая тень.
– Что ж, по крайней мере, сегодня он тебя не потревожит, – успокаивающе сказала Мэри. – Как я узнала, в эти дни он выходной, так что…
– Правда? – резко повернулась к ней Лиз. – Кто тебе об этом сказал? Джон? Куда подевался Фрэнк?
– Ну откуда мне знать, Лиз! – удивленно уставилась на нее Мэри. – Мне только что сказал об этом Мэлоун. Я понятия не имею, где они проводят свои выходные, даже представить себе не могу. Может, они пьют два дня напропалую, может, гоняются за девочками, звонят своим стареньким мамочкам, живущим в Омахе. Господь их знает, – улыбнулась Мэри. – Чем занимаются бывшие морские пехотинцы в свободное время? Прыгают с парашютом? Палят в тире? Устраивают пробежки на семьдесят пять километров?
– Бывшие морские пехотинцы? Почему ты так решила? Фрэнк никогда не служил в морской пехоте.
Вопрос прозвучал резко, но Мэри уже не слушала, ее внимание переключилось на вновь прибывших – гостей, которые обычно начинали съезжаться примерно в это время. Мэри узнала известного поэта, вместе с которым пришел еще кто-то. Да, ей, видимо, уже пора обзавестись очками… Нет, это не Джини и не Ламартин. Пара знакомых приятелей-артистов и – да, ну конечно же, – забавный маленький журналист, редактор самого непристойного в Лондоне журнала. Нужно постараться не подпускать его к Джону.
– Извини, – обернулась она к Лиз, – я только посмотрела, не пришла ли Джини. Что ты спросила?
– Ничего. Это не имеет значения.
– И все же?
– Я говорила про Фрэнка. Он не морской пехотинец и никогда им не был.
– Правда? А я-то думала, что они все оттуда… Мэри оглянулась и окинула взглядом гостиную. Два последних зануды уже стояли в прихожей.
– Фрэнк работал еще на отца Джона. Ты об этом не знала?
Лиз уже смотрела на Мэри взволнованным, почти подозрительным взглядом, будто думала, что Мэри от нее что-то скрывает.
– Нет, не знала, – хмурясь, ответила та.
– Вот так-то, – снова повела плечами Лиз. – Когда Джон получил это назначение, его отца не устраивало, как здесь налажена служба безопасности. Ты ведь знаешь, какой он.
– Да уж.
– Он настоял на том, чтобы эта служба была укреплена. Фрэнк оказался одним из тех, кого он сюда прислал. – Лиз замолчала и пристально посмотрела в глаза Мэри. – Джон тебе об этом никогда не рассказывал?
– Нет, Лиз, никогда.
Лиз издала прерывистый вздох. Взгляд ее потух.
– Просто я подумала… Просто… Вы с Джоном такие хорошие друзья. Вы постоянно видитесь.
Мэри с изумлением уставилась на молодую женщину. В ее последней фразе ей послышались чуть ли не ревнивые нотки.
– Лиз, – твердо произнесла она, – я знаю Джона с тех пор, как ему было десять лет. Я – толстая, сварливая старая вдова, а Джон всегда был очень добр ко мне, особенно после смерти Ричарда. Если он ко мне и заезжает, то делает это лишь для того, чтобы подбодрить меня. К счастью, у него это замечательно получается. Поверь, мы с ним не обсуждаем его телохранителей, да и с какой стати?
Лиз сразу же уловила в голосе Мэри упрек и, улыбнувшись, взяла ее за руку.
– О Мэри, Мэри! Я сегодня такая идиотка! Я не хотела тебя обидеть. На самом деле я ужасно рада, что вы с Джоном дружите. Ему приходится очень туго, и иногда он просто должен с кем-нибудь поговорить.
– Он может поговорить и с тобой, Лиз.
Лиз промолчала. Ее глаза встретились с глазами Мэри, и на короткое мгновение той показалось, что супруга посла вот-вот расплачется. Мэри смотрела, как Лиз пытается удержаться от слез. Затем женщина, сделав странный жест, будто пытаясь от кого-то защититься, отошла чуть в сторону. Рукой она прижимала к себе маленькую вечернюю сумочку. Открыв ее, Лиз стала копаться в ее содержимом.
– Просто мне кажется, что приближается один из моих приступов мигрени, – сказала она. – Эти жуткие головные боли…
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? Может, тебе лучше поехать домой? Давай я поговорю с Джоном…
– Нет! Ни в коем случае! Не надо! – Лиз, казалось, была до смерти напугана этим предложением. Она едва не выронила сумочку. – Не надо. Он ужасно расстроится. Я знаю, что он очень хочет увидеть Джини. И я, конечно, тоже. У меня есть чудесные таблетки. Мои волшебные таблетки… А, вот они. Честное слово, Мэри, одна такая таблетка, стакан воды, и со мной будет все в порядке.
Ее движения становились все более лихорадочными, руки тряслись. Волнуясь за Лиз, Мэри принесла ей воды. Она обернулась в сторону прихожей и заодно оглядела гостиную. Последние скучные гости, слава Богу, ушли не попрощавшись. «Не только зануды, но еще и хамы», – подумала она. Джон беседовал с двумя артистами. До ее слуха донеслись слова «награды Академии киноискусства». Все были заняты разговорами и напитками. В этот момент и появились новые гости.
Мэри протянула Лиз стакан минеральной воды. Теперь женщина выглядела спокойнее. Наградив Мэри благодарным взглядом, она проглотила маленькую белую таблетку и, в свою очередь, оглядела комнату.
– Это и есть Джини? – спросила она. – Наверняка это она. Какая хорошенькая! Какое у нее чудесное платье! А что это за мужчина рядом с ней?
– Насколько мне известно, он фотограф, – со вздохом ответила Мэри. – Француз. Его зовут Паскаль Ламартин.
– Как замечательно! Я очень люблю Францию. Я обязательно с ним поговорю позже.
Лиз двинулась к редактору похабного журнала. Твердо взяв ее под руку, Мэри развернула Лиз и направила в сторону поэта.
– Ты должна его помнить, вы уже встречались. Это Стивен. У него только что вышел новый сборник стихов…
– Правда? А как он называется? – спросила Лиз, вызвав у Мэри улыбку. Лиз уже приходила в себя, ее инстинкты вновь включались в работу.
– «Размышления».
– Спасибо.
На лице Лиз внезапно появилась обаятельная улыбка. Она подошла к поэту, и до Мэри донеслись ее слова:
– Стивен, как замечательно, что вы пришли. Я так и думала, что смогу найти вас здесь. «Размышления» – просто чудо! И я, и Джон – мы оба в восторге от них. Нет, правда, мы читали их вслух как раз сегодня вечером. Да, прямо перед приездом сюда…
– Итак, месье Ламартин, надолго ли вы в Лондон?
– Пока не знаю. Может быть, задержусь еще на несколько дней, а может быть, и на несколько недель.
С высоты своего роста Паскаль смотрел на Мэри, мачеху Джини. Почему-то он представлял ее другой, считая, что любая женщина, побывавшая замужем за Сэмом Хантером, должна быть высокой, элегантной и волевой, Мэри не подходила ни под одно из этих определений. Она была невысокой, не выше ста шестидесяти сантиметров ростом, и ее никак нельзя было назвать элегантной. Это была толстушка, невыразительно, типично по-английски одетая, в блеклом платье, которое явно скучало по утюгу. Ее седые волосы обрамляли лицо наподобие ореола. Цвет лица у нее, как и у большинства англичан, был прекрасный, а косметикой она, судя по всему, не пользовалась. Она улыбалась Паскалю, но улыбка эта не затрагивала ее ясных голубых глаз, которые она не отрывала от Паскаля с тех пор, как пару минут назад он вошел в гостиную. Первым его впечатлением было, что хозяйка дома – рассеянная и эксцентричная особа, однако теперь он уже начинал думать о ней иначе. Она встретила его и Джини восторженным потоком слов и жестов. И все же Паскаль заметил, что его быстро и ловко оттерли от Джини, и она сейчас разговаривала с Джоном Хоторном. Самого же Паскаля, как он понял только сейчас, блокировали, и теперь он был зажат в углу хозяйкой дома. Справа от него горел огонь в камине, слева стояло огромное старинное, обитое ситцем кресло с продавленным сиденьем, а прямо перед ним, отрезав все пути к отступлению, стояла эта энергичная толстушка Паскаль озадаченно смотрел на нее сверху вниз. Внезапно он начал понимать. Она неожиданно напомнила ему его собственную мать, на лице которой в прошлом он неоднократно замечал точно такое же выражение. Она смотрела так же – точно так же! – на любую новую девушку, которую приводил домой ее сын. Паскаль улыбнулся.
Глядя на него, Мэри подумала, что его улыбка обезоруживает, но ей не хотелось разоружаться. Действительно, она представляла этого француза совсем иначе. Поначалу он ей не понравился. Мэри обладала богатым воображением, кроме того, у нее было двенадцать лет, чтобы нарисовать себе его мысленный портрет. Она не стала читать те материалы, которые принес ей Джон Хоторн, поэтому в ее сознании до сих пор жил тот образ Ламартина, который она создала для себе еще со времен бейрутской истории. «Чертов французишка, покоритель женских сердец», – решила Мэри двенадцать лет назад. Она хорошо представляла себе этот тип мужчин. Хорошо выглядят, прилизаны, взгляд с поволокой, который так и зовет в постель. Откровенно говоря, таких французов Мэри встречать не приходилось, но она не сомневалась, что они есть и выглядят именно так… Помимо того, что он действительно был довольно симпатичен, – хотя ему не мешало бы постричься и чуть более тщательно побриться, – образ, нарисованный Мэри, абсолютно не подходил к Ламартину. Его манеры были сдержанны и независимы. С того самого момента, как молодые люди переступили порог ее дома, он вел себя с Джини заботливо и вполне корректно. Они вошли бок о бок, и он поддерживал ее под локоть, помогая маневрировать между стоявшими в комнате гостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52