https://wodolei.ru/catalog/dushevie_paneli/s-dushem-i-smesitelem/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Пусть Лорен разбирается.
– Арлен, – говорит Лорен, – скажите, заходила ли мисс Анджела Арго в амбулаторию?
– Несколько раз, – отвечает Арлен.
– По какому поводу?
– У нее были… проблемы со здоровьем.
– Какого рода? – Если понадобится, Лорен будет весь день расспрашивать.
Тут Арлен смотрит вопросительно на Фрэнсиса Бентама – позволит ли глава университета отвечать. А как же врачебная тайна?
– Бетти… – ласково говорит Бентам.
– Я – Арлен.
– Бетти – это библиотекарша, – объясняет Лорен. Она тоже не любит Фрэнсиса Бентама. Но Свенсона куда больше.
– Отвечайте, Арлен, – соглашается Бентам. – Медицинские карты студентов – часть их досье…
Так ли это? А что бы сказали юристы? Но Арлен этого не спросит, как не будет перечить ректору.
– Прежде всего, у нее эпилепсия. В мягкой форме, однако… Во избежание приступов надо постоянно принимать лекарства. В тот раз дежурили Шерри Свенсон и я…
Упомянув имя Шерри, Арлен замирает. Да, накладочка вышла. Ко­миссии известно, кто такая Шерри. Напряжение в зале возрастает. Свенсон замечает вдруг, что на несколько мгновений задержал дыхание.
– Пациентка сказала… – Голос Арлен дрожит. – …Сказала, что ее мучают мысли о самоубийстве. Должна признаться, меня это крайне напугало. Я позвала Шерри. Шерри налила нам всем кока-колы. Помню, Анджела говорила, как боится, что никогда не встретит мужчину, которого сможет полюбить, что у нее никогда не будет детей, да еще и эпилеп­сия…
На Анджелу это совсем не похоже. Свенсон не может поверить, что эта самоуверенная, упорная девушка позволила себе нести весь этот де­вичий бред. Но девочка в ее романе именно такая. Неужели Анджела проводила исследование? А на Свенсоне изучала характер мужчины-преподавателя? Вот и ему преподнесен урок – о разнице между литера­турой и автобиографией.
– И что же вы ей сказали? – спрашивает Лорен.
– Смешно, – говорит Арлен, – но мы с Шерри стали рассказывать ей, как познакомились со своими мужьями. Ну, понимаете, хотели ее утешить.
Члены комиссии глядят на Свенсона, вернее, на его оболочку. Он по­кинул собственное тело. Его разум запросил передышки – ему надо пе­реварить новую информацию.
Тайна раскрыта. Так вот как рассказ об их с Шерри встрече попал в роман Анджелы. Он не псих, не параноик. Всему есть объяснение. Ну почти всему. Это кажется Свенсону даже забавным и не обидным – по сравнению с мучительной мыслью о доброй, ласковой Шерри, которая рассказывает про романтическую встречу со своим мужем девушке, к ко­торой ее муж как раз испытывает романтические чувства.
– А потом? – спрашивает Лорен.
Хороший вопрос. Об этом может рассказать он, Свенсон. Анджела отправилась домой и в своем романе описала сцену встречи Шерри и Свенсона в приемном покое больницы Святого Винсента. Но он – един­ственный, кто это знает, единственный, кого это волнует. Никто из них и не догадывается, насколько это связано с выдвинутыми против него обвинениями. Она выуживала подробности его жизни, использовала их в своей работе. И это доказывает, что он был ей интересен, что привлек ее внимание. У Свенсона начинает кружиться голова – так стремитель­но мечутся его чувства между Анджелой и Шерри. – Потом Анджела успокоилась, – говорит Арлен.
– Прошу прощенья, – перебивает ее Бентам. – Вы хотите сказать, что когда к вам в амбулаторию приходит студент с суицидальными мыслями, вы пьете с ним кока-колу и рассказываете романтические истории?
– У нас не хватает персонала, – говорит Арлен. – Господи! Да мы же направили Анджелу на консультацию к психологу, в Берлингтон.
– В Берлингтон? То есть, по-вашему, мы советуем учащимся с суицидальными наклонностями отправляться самостоятельно в Берлингтон? – В голосе Бентама слышна угроза. Когда они разберутся со Свенсоном, займутся амбулаторией. И следующим, от кого они избавятся, будет Шерри. Что Свенсон натворил! Погубил не только собственную жизнь, но и жизнь Шерри, которая ничем такого не заслужила!
– Вы проверяли, пошла ли мисс Арго на прием к специалисту?
Почему Шерри не проверила? Да потому, что все они – за исключе­нием Свенсона – знали, что Анджела лжет. Шерри, Магда, даже Арлен. Все женщины знали. А Магда даже предупреждала его.
– Невозможно их постоянно держать за руки, – резко отвечает Арлен.
Заметил ли кто-нибудь кроме Свенсона, что классовая борьба таки разгорелась? Арлен, рабочая косточка, уже не в силах сдерживать того, что накопилось, – опостылели ей и маленькие паршивцы, которых она столько лет пестует, и лицемерные британцы, которые пришли сюда за­воевателями и считают, что вправе всем здесь распоряжаться.
– Конечно, невозможно, – соглашается Лорен.
– Это все? – спрашивает Арлен раздраженно.
Все, да не совсем. Ее показания усилили неприязнь, которую комис­сия испытывает к Свенсону: он не просто предложил студентке помочь опубликовать ее роман в обмен на сексуальные услуги, он предложил это студентке, склонной к суициду.
– Есть еще вопросы к миссис Шерли?
Вопросов нет – никому не хочется в этом копаться. Никому, кроме Амелии, которая, кажется, не заметила вспышки классового конфликта между Арлен и Бентамом.
Амелия говорит:
– Упоминала ли мисс Арго о своих отношениях с профессором Свенсоном?
Арлен едва не лишается дара речи.
– Как это… при Шерри… при жене Теда она бы не стала… А вы?
Амелия пожимает плечами. Сейчас не время и не место объяснять, что говорят или могут сказать друг другу латиноамериканки.
– Ну что ж! – говорит Лорен. – Арлен, вы больше ни о чем не желаете нам сообщить?
– Разве что еще одно… – говорит Арлен голосом, тонким и острым, как игла, которой вводят яд. – Думаю, вам следует задуматься о том, на­ сколько все это тяжело для Шерри. – Арлен в упор смотрит на Свенсона. Он закрывает лицо руками, но вообще-то хочет заткнуть уши, бормотать какую-нибудь белиберду – лишь бы не слышать ее голос. – Шерри – сильная женщина. Очень сильная.
Свенсон чувствует себя рогоносцем. Шерри оставила его ради Арлен! И теперь Арлен, а не Свенсон имеет право говорить о Шерри в присутствии этих посторонних людей. Ему хочется подойти к Анджеле, схватить ее за шкирку – посмотри, что ты наделала! Но он знает, что не она тут главный персонаж: это он все сделал своими руками. Ради него и устроили судилище. Если он сейчас запрокинет голову и завоет в голос, они хоть тогда заткнутся?
– Благодарим вас, Арлен, – говорит Лорен.
– Не за что, – отвечает Арлен.
Она смотрит на Билла, словно ждет, что он проводит ее, поможет уйти, как помог прийти. Но с Арлен все в порядке – это крепкая медсе­стра лет под шестьдесят, которой только что хватило сил забить здоро­венный гвоздь в крышку гроба Свенсона. Она и сама отсюда выберется, встанет и уйдет. Когда Арлен проходит мимо Анджелы и ее родителей, Свенсон приподнимается и смотрит на них: интересно, как папа с ма­мой восприняли известие о суицидальных наклонностях дочери. Похо­же, никак. Они сосредоточены на своей миссии. Они здесь, чтобы под­держать дочь, чтобы удостовериться в том, что правосудие свершится.
Комиссия смотрит на Анджелу – точнее, на Анджелу и ее родителей. Никто ничему не удивляется. Все было срежиссировано заранее.
Лорен говорит:
– Анджела, вы готовы? У вас есть силы отвечать на вопросы комиссии?
Анджела, вы готовы? Других свидетелей об этом не спрашивали. Ими вертели так и сяк – как было удобнее комиссии. Но начала все Ан­джела, она этого хотела. Анджела была готова с самого начала. Она сто­яла у истоков.
Анджела встает и выходит к столу. И Свенсон видит панковские бу­лавки, торчащие из-под обличья примерной студентки. Он ждет, что она сейчас споткнется или стукнется об угол стола, но она – как дебютантка на балу – грациозно опускается на стул. Да нет же, даже при этой маски­ровке ее жесты будут теми же, ее манера держаться выдаст ее истинную натуру. Актеры все время так делают. А Анджела – девушка разносторон­не одаренная.
Комиссия словно отступает в сторонку, вверяет Анджелу Лорен: только она способна общаться с таким хрупким созданием.
– Анджела, – говорит Лорен, – прежде всего мы хотим сказать, что все, кто тут присутствует, понимают, как трудно было вам решиться на это. Спасибо вам за смелость, которую вы проявили. И еще я хочу сказать, что все мы прослушали запись вашего… разговора с профессором Свенсоном. И пришли к единодушному выводу: нет никакой необходимости прослушивать ее здесь еще раз. Мисс Уолин, – кивает она на секретаршу Бентама, – переписала разговор на бумагу, для протокола.
Так значит, их не заставят прослушивать запись публично! У Свенсо­на от радости голова идет кругом. Ему больше не придется слушать эту гадость, эту низкопробную подделку, эту ложь, из которой следует, что он уговорил Анджелу вступить с ним в интимные отношения, пообещав за это показать ее книгу Лену. Анджела сидит, сложив руки на коленях, – похоже, ей не хватает колец, которые она с удовольствием покрутила бы на пальцах. Утром, одеваясь, она упустила это из виду. На лице ее вы­ражение крайнего раздражения и скуки, так знакомое ему по первым се­минарским занятиям, но теперь у нее пронзительный взгляд мученицы, благочестивый и скорбный, и зажгло его пламя священной войны, кото­рую она ведет с мужской тиранией и сексуальными домогательствами.
– Ну что ж, Анджела, – говорит Лорен. – Может быть, вы для начала расскажете нам, как познакомились с профессором Свенсоном?
Анджела презрительно выпячивает нижнюю губку. Они что, иди­оты?
– Я занимаюсь в его группе. Вернее, занималась.
– Сколько в ней человек? – спрашивает Карл. Хочет проверить, какая у профессора нагрузка.
– Восемь, – отвечает Анджела. – Со мной – девять.
Амелия и Билл кидают на Свенсона оскорбленные взгляды. Да, на­грузка минимальная.
– У вас с профессором Свенсоном возникли… некие отношения.
– Да, это было как-то странно, – говорит Анджела. – Он все время вызывал меня на консультации. Это всех удивляло – больше ни с кем он таких консультаций не проводил. Студентам отлично известно, что в своем кабинете он… типа… почти не показывается.
Лорен держит паузу – чтобы информация усвоилась. Свенсон не только растлитель малолетних, он еще и нерадивый преподаватель.
– А что вы обсуждали на этих «консультациях»?
– Ну, мою работу. Если это можно назвать обсуждением. Он, вообще-то, не вносил никаких поправок. Говорил только, что у меня хорошо получается и что нужно продолжать в том же духе.
Слушание можно заканчивать прямо сейчас. Всякому уважающему се­бя преподавателю понятно: профессору не так уж и нравилась эта рабо­та, он просто хотел встречаться с этой студенткой за пределами класса.
– А теперь, Анджела, расскажите своими словами, как развивались ваши отношения.
Если Лорен еще раз произнесет слово «отношения», Свенсон ее при­душит. От-но-ше-ния. Его раздражает пришепетывание на третьем слоге.
И тут из-под одежек новой Анджелы проглядывает старая Анджела. Она начинает вертеться, но сколько бы ни крутилась, с пути она не сой­дет. Он может скакать козлом перед ее носом, она на него и не взглянет. Он чувствует, что, если она хоть разок на него посмотрит, что-то изме­нится. Она прекратит этот спектакль, снимет свои обвинения. Он рас­суждает как охотник. Вот кем он стал? Охотником? Только охота не ув­лекла его настолько, чтобы он забыл о себе окончательно, – его приводит в ужас мысль о том, что всем этим людям известно про его от­ношения с этой странной вертлявой девчонкой.
– У меня было такое ощущение, что он… ну… вроде как… заинтересован.
– Заинтересован? – повторяет Лорен. – Заинтересован в этих отно­шениях?
Анджела говорит:
– Понимаете, я замечала, как он смотрит на меня во время семинара.
Конечно, он смотрел на нее – во всяком случае, в ее сторону: она так агрессивно молчала, стучала своими шипами – кстати, куда они подева­лись? – по столу, когда другие студенты изливали души и раскрывали сердца. Свенсон надеется, что комиссия примет все это к сведению. От­ныне они хорошенько подумают, прежде чем взглянуть на студента. Как, интересно, можно было не смотреть на Анджелу, наряд которой был по­добран специально, чтобы вынуждать вас на нее смотреть, чувствуя при этом, что ваш взгляд нарушает ее право невидимкой скользить по миру.
Свенсону нужно все вспомнить. Вспомнить, что именно происходи­ло – чтобы держаться правды. Держаться реальности. Девушка, кото­рой он был «увлечен», весьма отдаленно напоминает ту, которая сидит сейчас за столом. Очень трудно соотносить ту Анджелу и эту. Какая из них настоящая? Удивительно, но этого так и не узнаешь, даже если в сво­ем творчестве она якобы открывает интимные стороны своей души. Но ведь Свенсон всегда предупреждал студентов: не следует считать, что эта душа – душа самого писателя.
Лорен спрашивает:
– А профессор Свенсон что-нибудь говорил вам?
– Конечно говорил. Я приносила ему работу. То, что писала.
– А как он относился к вашему творчеству?
– Я ведь уже сказала. Ему все действительно нравилось.
– Понятно, – говорит Лорен и, помолчав, спрашивает: – А почему вы решили, что ему это действительно нравилось?
– Он оставлял мне сообщения на автоответчике, говорил, что ему очень нравится то, что я делаю.
– На ав-то-от-вет-чике? – по слогам повторяет Лорен.
– И все время просил принести еще.
Вот это комиссия пусть отметит. Преподаватель хотел читать рабо­ты студентки. Жаль, они не знают, какой хороший у нее роман. Он хочет сказать об этом прямо сейчас – уточнить, что была причина про­сить ее приносить новые главы. Но если он сейчас встанет и скажет так вслух, это вряд ли ему поможет. Все решат, что он заблуждался. Да, за­блуждался. Но не относительно ее романа.
– А какие ваши работы интересовали профессора Свенсона?
– Мой роман. Главы из романа.
Когда она произносит слово «роман», голос ее чуть дрожит. Неуже­ли комиссия этого не замечает, не видит, что в обличье этой якобы про­стодушной девчушки скрывается кровожадный убийца? Нет, они ничего не слышат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43


А-П

П-Я