— Может и мирный. Только, когда не далеко в ущелье идет бой, мирные караваны навряд ли будут шататься возле гор. Так что, наверняка, это духовский, — ответил я ему.
Уже ясно стали видны очертания каравана, и было видно, что первым идет верблюд, а за ним три барбухайки с крытыми кузовами навроде будок, расстояние до них было в пределах километра.
Из БТРа ротного пальнул короткой очередью пулемет КПВТ, давая предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть за башенные пулеметы. Караван остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно отстреливаются, а этот стал и стоит.
Ротный показал нам, что их БТР заедет спереди, а нам показал заходить сзади. Мы разделились, БТР ротного на всех парах полетел наперерез каравану, а мы направились прямо по курсу, как и ехали до этого, только прибавив скорости. Все молча наблюдали за приближающимся караваном, и с готовностью в любой момент вступить в бой.
Вдруг караван начал рассыпаться: две барбухайки развернувшись, помчались в сторону гор, а верблюд и оставшаяся барбухайка стояли на месте. Далеко отъехать они, конечно, не смогут, БТР едет намного быстрее этих колымаг, можно было достать их из КПВТ, но они успели заскочить за сопку у подножия гор. Туркмен, высунувшись из люка, показал в сторону отъезжающих двух барбухаек и крикнул нам:
— Догоняем эти две, я постараюсь перескочить через сопку и срезать им путь к горам.
— Давай, давай, Туркмен, жми, — крикнул я ему.
Наш БТР подлетел к сопке и начал на нее взбираться, движки работали на пределе, машина уверенно взбиралась вверх.
Надо отдать должное Туркмену, БТР наш был всегда на ходу, и отказов почти никогда не было, мало того, он пер как зверь, будь то в гору, будь то по пескам. Да еще плюс к тому, Туркмен где-то урвал бескамерные колеса, что значительно сокращало проблемы в рейдах.
Взобравшись на сопку, БТР вдруг накренило вниз, впереди был крутой, почти вертикальный спуск.
— Держитесь, черт возьми! — успел крикнуть я, и схватился за крышку люка. Все похватались, кто за что мог: Урал с качком схватились за ствол от башенного пулемета, Хасан схватился за баки с водой, я одной рукой держался за люк, а другой держал за шкварник Сапога, который чуть не улетел вперед БТРа. Туркмен давил на тормоза, но машину юзом тащило вниз, а вода из баков лилась нам на голову. Спустя время, мы сопровождаемые столбом пыли, можно сказать приземлились, клуб пыли накрыл нас. Кашляя, отплевываясь и матерясь, мы начали приходить в себя.
— Все на месте, никто не выпал? — закричал Туркмен.
— Если даже Сапог здесь, значит все, — крикнул Урал.
— Ну, тогда двигаем дальше, — сказал Туркмен.
Пыль рассеялась, я оглянулся назад и обалдел, мы летели метров сто вниз, почти по вертикальному склону.
Вдруг перед нами выскочила барбухайка, я в какое то мгновение даже успел увидеть удивленные рожи двух духов, сидящих в кабине. Не успели мы обалдеть, как барбухайка развернулась к нам бортом, за ней выскочила вторая, и тоже резко вырулила вбок, все это произошло в считанные секунды. Я посмотрел вперед, и меня пробило холодным потом — на нас в упор смотрели два ствола ДШКа.
— Ложись, ДШКа в кузове! — успел крикнуть я, и нас всех как ветром сдуло с брони.
Раздался грохот, и пули зазвенели по броне. Я упал на землю и прижался к десантному люку, рядом со мной почти одновременно тоже кто-то грохнулся.
Если сказать, что я испугался, то значит, вообще ничего не сказать.
— Бля, пиз…ец, на дембель в цинковом ящике, на этот раз точно, — услышал я чей-то голос, оказалось, это был Хасан, который лежал рядом со мной.
— Урал, ты живой? Давай мочи из гранатомета, иначе нам всем жопа! — заорал я, и посмотрел вверх.
На броне сидел Сапог, вцепившись в ствол КПВТ. Я обалдел, от него по идее и мокрого места не должно остаться после такой канонады. Его счастье, что БТР был накренен на бок, и пули рикошетом улетали в сторону. Я подпрыгнул и, схватив Сапога за штанину, резко дернул вниз, он упал на землю, как мешок. Башня БТРа мгновенно развернулась, и заработали сразу оба башенных пулемета, это, скорее всего, Туркмен прыгнул за пулеметы, но из-за Сапога, который можно сказать висел на стволе, Туркмен не мог развернуть башню пораньше. Потом раздался взрыв впереди БТРа, я пальнул пару раз из подствольника в сторону, где предположительно находилась барбухайка.
Вокруг происходило непонятно что, одновременно работали и ДШКа и КПВТ с ПКТ, свист пуль раздавался со всех сторон. Я огляделся вокруг, рядом лежал Сапог, распластавшись, как лягушонок, за колесом сидел Хасан и плевал из подствольника, сопровождая все это благим матом. Высовываться из-за БТРа было как-то страшновато, если пуля от ДШКа попадет в голову, то башка разлетится как арбуз. Но желание увидеть, что все-таки происходит, оказалось сильнее страха, и я высунулся, держа АКС наготове. Метрах в ста пятидесяти горела барбухайка, накренившись на один бок, у нее не было заднего колеса. ДШКа продолжал работать, но пули уже не долетали до БТРа. Из-за сильного наклона кузова, угол подъема на станине, где крепились пулеметы, не позволял поднять стволы выше. Потом духовские пулеметы заглохли, из кузова барбухайки выскочил дух и, прихрамывая, побежал в противоположную от нас сторону, я выстрелил очередью ему по ногам, он упал. Вторая барбухайка была в полукилометре от нас и направлялась в сторону гор.
Возле меня открылся десантный люк, из него появился Туркмен:
— Все живые? — спросил он.
— Да х…й его знает! Качок, Урал! Вы живые там? — крикнул я.
— Да, да все нормально, Качок ранен в бок, но не тяжело, — крикнул в ответ Урал, с другой стороны БТРа.
— Давайте быстро в машину и погнали за второй барбухайкой, а то уйдет сука, — крикнул Туркмен.
— Не уйдет. Дай мне «муху», только быстро.
Туркмен исчез в люке и через секунду появился обратно с трубой в руках. Я взял трубу, выбежал на равнину, взводя на ходу установку. Присев на одно колено, я поймал в прицел барбухайку, шла она на подъем и двигалась медленно, к тому же расположена была боком к нам. Цель была прекрасная, расстояние составляло метров пятьсот-шестьсот от силы.
— Ну, держите бакшиш, сучары, — произнес я со злостью, и нажал на спуск. Ракета быстро пошла на цель, блеснула вспышка в районе кабины, и барбухайка встала, было четко видно, как заполыхала кабина. Я отбросил в сторону пустую трубу, сел на землю и достал сигарету, руки дрожали от пережитого стресса, я с трудом прикурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потом медленно поднялся и побрел к БТРу. Неужели все обошлось, я не верил, что остался живой, а перед глазами стояли две дырки от стволов ДШКа, состояние, мягко выражаясь, было жуткое.
Недалеко горела другая барбухайка, я хотел пойти заглянуть в кабину и посмотреть, остался ли кто жив из духов, но потом подумал, да ну их на хер, к тому же Туркмен там поработал из башенных пулеметов, так что навряд ли кто живой остался.
— Ни хрена себе дела, так и ебан-.ться можно, — сказал я приглушенным голосом, подойдя к мужикам.
— Юра, что это было, черт возьми? И вообще, откуда они взялись?! — спросил Хасан с обалдевшим взглядом.
— Пиз…ец подкрался незаметно, вот что это было, — ответил я и сел под колесо БТРа. Потом посмотрел на Хасана, и спросил:
— Хасан, а че ты косяк не забиваешь, а? Как раз самое время.
— Что-то не хочется, — ответил Хасан.
— Руки дрожат наверно? — начал я подкалывать Хасана, хотя самому мне было не смешно.
Хасан подскочил и протянул мне руки со словами:
— На, на, смотри. Ну, где они дрожат?
— Да ладно, убери руки. У меня у самого они дрожат, еле сигарету подкурил, — сказал я глядя на Хасана.
— Скоре всего, духи хотели заскочить за сопку, чтоб слинять из зоны обстрела, а мы двинули наперерез, и перескочили через эту сопку, — заявил Туркмен высовываясь из люка.
— Скажи, что мы наебн-лись с этой сопки. Туркмен, так ведь можно и в пропасть улететь. Ты че, не видел, куда летишь?
Туркмен посмотрел вверх, потом на меня и, присвистнув, спросил:
— Мы живые, или нет?
— Что-то я ангелов не вижу, — помахав руками, как крыльями, сказал Хасан.
— А вон они горят, ангелы твои, — ляпнул я Хасану. И тут вспомнил, что Качок-то ранен. Я встал и спросил:
— А Качок где, что с ним?
— Там он, с другой стороны, наверное, с Уралом, — ответил Хасан.
— А придурок этот где?
— Здесь в БТРе сидит, если еще не сдох с перепугу, — ответил Туркмен.
Я встал и обошел БТР, Урал что-то колдовал над Качком.
— Урал, возьми гранатомет и пальни пару раз по кузову, той барбухайке кабину я подорвал, а будка вроде целая, хоть там никого не видно было, но для верности все же не мешало б еще долбануть.
Урал молча встал, взял гранатомет, и полез в люк за гранатами.
Качок полулежал на боку, облокотившись на локоть, бок его был перетянут бинтом, а лицо было перекошено от боли.
— Ну, как ты? — спросил я его.
— Если не считать пробитого бока, и то, что я чуть не обосрался от страха, то в остальном все нормально.
— Бок сильно задело?
— Да не знаю, черт… боль жуткая, там торчит что-то, я чувствую.
— Дай посмотрю, если есть там что-то, то надо вытащить, а то так и будешь мучиться.
За БТРом раздался выстрел, потом второй, это Урал из гранатомета добивал барбухайку.
Я снял перевязку сделанную Уралом, рана была как порез, сантиметра четыре длиной, кровь шла не очень сильно, я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило.
— А-а-ай! Юра, ты че делаешь, гонишь что ли?! — закричал Качок.
К нам подошли Хасан и Туркмен, и сели на корточки.
— Ну, че там? — тихо спросил Хасан.
— Да хрен его знает, на пулю не похоже, — ответил я. Потом спросил Качка:
— Качок, может, когда ты падал, зацепился за какую-то ерунду?
— Какой хер зацепился, я же говорю там торчит что-то, — стеная, ответил Качок.
— Так. В общем надо доставать. Качок, ты как, готов терпеть боль?
— А что мне остается? Или может, посоветуешь, как ее не терпеть?
— Давай косяк ему забьем, он выкурит, может, не так больно будет, — предложил Хасан.
— Да че толку твой косяк, надо героин или на крайняк промедол. У нас есть что-нибудь? — спросил я.
— Только «баян», но заправить его нечем, — ответил Туркмен, разводя руками.
— Сапог! — крикнул я.
Из люка показалась морда, вся в пыли.
— Канистру тащи! — крикнул я ему.
— А? — издал короткий звук Сапог.
— Ну че ты на меня уставился? Канистру с брагой неси, труп ходячий. Сапог полез на броню за брагой.
— Бля буду, везет же дуракам, на броне остался, и ни хрена ни одна пуля не попала. Я наверх посмотрел, вижу, Сапог сидит на броне, уцепившись за ствол пулемета. Ни фига себе думаю, подпрыгнул и дернул его за штанину, он грохнулся оттуда, как мешок с говном, — начал я рассказывать, смеясь.
Тут Туркмен подпрыгнул:
— А я думаю, че за ерунда, поворотный механизм на пулеметах заклинил, что ли, а это оказывается Сапог на них висел, ишак.
Мы начали смеяться, напряжение и страх прошли, наступило время обсуждать произошедшее.
— А-а-ах, бля! Да не смешите вы, и так больно, черт возьми, — простонал со смехом Качок.
— Мужики, надо Качка оперировать, а то мы забазарились. Сапог, ну где ты там, черт тебя возьми? Давай быстрее брагу неси, тормоз х…ев! — крикнул я Сапогу.
Я легонько похлопал Качка по плечу, и сказал:
— Держись, Качок, сейчас браги литр хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе эту канитель.
Сапог принес канистру и поставил рядом со мной.
— Ну как ты Сапог, крыша не поехала еще? — спросил я его.
— Чуть не поехала, — дрожащим голосом пролепетал Сапог.
— Скажи спасибо, что тебе ее не снесло вообще. Кружки тащи, и пару банок тушенки.
Сапог опять убежал. Я посмотрел на небо, день шел к закату, через часа три-четыре стемнеет, надо побыстрее сматывать отсюда.
— Дело к закату, мужики, — показав на солнце сказал я.
— Время еще есть, успеем, — сказал спокойно Хасан.
— А БТР как? — спросил я Туркмена.
— В командирское окно пуля попала, на своем-то я успел щиток захлопнуть, а в остальном, все нормально.
— Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи…дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить.
— Ну, это кому как, мне вон бочину пробили, — сказал Качок, кривясь от боли.
— Да это ерунда, главное, что не смертельно, — успокоил я Качка.
Появился Сапог с кружками и тушенкой.
— Давай, открывай тушенку, — обратился я к Сапогу.
— Открывалку забыл, — с сожалением проговорил Сапог.
— Я сейчас тебя пристрелю, сука, если ты не растормозишься, — я встал, схватил Сапога за шкирку и толкнул к БТРу. Он со свистом заскочил в десантный люк.
Я налил по очереди пять кружек, потом взял одну и протянул Качку, он взял кружку и медленно выпил, потом выпили мы, одна кружка осталась полной.
— А где Урал? — спросил Хасан.
— Да хрен его знает, улетел наверно, вместе с гранатой, — сказал я и крикнул:
— Урал! Где ты там?!
Появился Сапог с открывалкой, и принялся открывать тушенку.
— Сапог, а где твоя кружка? — спросил его Хасан.
— Там, в котелке лежит, — ответил Сапог, показывая в сторону БТРа
— Ну так неси ее, и тоже выпьешь, ты ведь теперь в составе экипажа.
Сапог молча пошел за кружкой, через минуту он вернулся и поставил кружку рядом с канистрой, я налил в нее браги.
— Ну, давай Сапог, вмажь, за то, что жив остался, — проговорил Хасан.
Сапог выпил и покривился.
— А тебе, Качок, еще две кружки залпом, и я попробую вынуть тебе из бочины то, что ты там якобы чувствуешь, — сказал я, повернувшись к Качку.
Я налил кружку и протянул Качку, он выпил, я налил еще одну и опять протянул ему.
— Дай отдышаться, черт возьми. Ух, крепкая падла, — сказал Качок, потом достал сигарету и прикурил ее.
— Действительно крепкая, неужели за сутки так покрепчала, — произнес Хасан с удивлением.
— Трое суток уже стоит, мы тебе не сказали тогда, чтоб ты не накинулся на нее, — ответил я ему.
Да где же этот Татарин, елки палки, подумал я, потом встал и пошел посмотреть, куда он делся.
Я увидел, как Урал тащил что-то тяжелое.
— Урал, что ты там волочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44