— Как мертв? — еле слышно произнес Серега.
Хасан присел рядом со мной на корточки и стал щупать пульс на уке у Пипка.
— Да че ты щупаешь, Хасан. У него сквозная дырка в голове, — сказал я, глядя на Хасана.
— Хасан, ну как, может он живой, а? — спросил с надеждой Серега, наклонившись к нам.
Хасан встал и тихо произнес:
— Да нет, Серега, не живой он. Иди, доложи.
Хасан положил руку на плече Сереги.
— Суки! — закричал вставая Серега, и вскинув автомат, выпустил рожок по горам.
Потом он наклонился к мертвому Пипку, и произнес дрожащим от напряжения голосом:
— Пипок, я этих духов всех с говном смешаю. Слышишь? Всех!
После чего Серега встал и, волоча на ремне автомат, направился в сторону БМПшки.
— Юра, успокойся, теперь уже ничего не поделаешь, — обратился ко мне Хасан.
— Слушай Хасан, только не надо меня утешать, как скорбящую вдову, я все прекрасно понимаю и без твоих слов. Давай лучше отнесем Пипка к БМПшке.
Мы осторожно взяли мертвого Пипка и понесли. К нам подбежали пацаны с разведки, и тоже стали помогать нести, Серега разбудил всех пацанов и рассказал, что случилось с Пипком. Хотя чего там помогать, я бы сам его смог нести, не напрягаясь, он был легким, как ребенок.
Первым подскочила БМПшка с летехой, он выскочил из люка, и подбежал к нам.
— Пипонина убили, да? Ну как же так? Ну как же так? —Растеряно проговорил лейтенант, наклонившись над Пипком.
Мы все стояли полукругом возле Пипка и молчали. Туркмен, Урал и Сапог тоже были здесь, их разбудил Хасан и рассказал про Пипка.
Спустя минут пять к нам подъехали машины командира и комбата и с ними «таблетка». Командир с комбатом подошли к нам, потом появились медики, и положив Пипка на носилки отнесли его в «таблетку».
— Надо было не отпускать караван. Вот только ХАДовцы, принесла их нелегкая, — сказал вполголоса командир.
— Вы думаете, это могли сделать из того каравана? — спросил комбат.
— Я ничего не думаю, пусть слон думает, у него голова большая. А нам надо было все рассчитать, не исключено, что это могли быть и они. Ну ладно, завтра вызовем вертушку и отправим бойца. Да когда же закончится все это, господи? — сказал командир и направился в свой БТР, последнюю фразу он уже произнес на ходу, обращаясь к самому себе.
Через полчаса стало светать, наступало утро. Из нас никто больше так и не уснул, все были обеспокоены случившимся. С рассветом прилетела вертушка и забрала Пипка на борт, оказалось, что среди танкистов тоже есть один раненый солдат. У этого танкиста были оторваны два пальца, большой и указательный, он некоторое время скрывал это от офицеров, боясь, что ему «пришьют» членовредительство, так как случилось это по глупости. Несколько танкистов от нечего делать решили на спор посостязаться, кто дольше удержит в руке взведенный запал от гранаты, и успеет до разрыва отбросить его в сторону. Они по очереди брали в руку запал, и выдернув кольцо держали его в ладони, проверяя время по секундомеру на часах. Один из них продержал дольше всех, вот только остался без двух пальцев. Он перебинтовал руку, решив пока не обращаться за помощью, и не говорить офицерам, а когда рука распухла и пошла угроза заражения крови, только тогда он обратился к медикам. Ну что можно сказать по этому случаю? Наверно, находясь в Афгане, пацанам не хватало острых ощущений.
Полк наш отправился дальше. Мы пытались говорить о всякой ерунде, стараясь не затрагивать тему ночного происшествия, но все равно разговор не клеился, было видно, что каждый из нас думает именно об этом. Я рисовал в памяти живое лицо Пипка, а перед глазами, как видение стояла эта мертвая улыбка, дырка в глазу, и черная струйка, стекающая на весок, как я не старался, но все равно не мог избавиться от этого образа, так сильно он запечатался в моем сознании.
За время службы в Афгане мне приходилось часто видеть, как погибали пацаны: вот был боец, и пусть даже не друг, а просто однополчанин, вроде встречались иногда, и вот его нет. Со временем все забывается, одни события заслоняются другими, и так продолжается изо дня в день. Но совсем другое, когда погибает твой друг, с которым ты постоянно общаешься, время проходит, но ты никак не можешь смириться с тем, что его уже нет. Вот так и с Пипком, и пусть он был не таким близким другом, как, например Хасан, но все же я успел привыкнуть к этому звонкому голосу и вечно улыбающемуся лицу.
Нам жаль погибших друзей, но иногда, шагая по этой проклятой войне, обернешься назад, и задумаешься, а ведь окажись на их месте ты — уже не видел бы всего этого кошмара, и еще не известно, кого надо больше жалеть, нас, живых, или тех, кого уже нет.
Говорят, что время лечит, и я не буду с этим спорить. Да только хватит ли времени у остатка жизни, чтоб залечить наши рваные души?
ЗАСАДА
Я проснулся, вот черт, даже не заметил, как уснул. В этот раз мне ничего не снилось, просто провалился в пустоту и очнулся, как из бессознательного состояния. Оглядевшись вокруг, я заметил, что пацаны тоже спят. Урал с Сапогом спали облокотившись друг на друга, Сапог к тому же спал, обняв пластмассовую флягу с водой. Наверное, баба снится Сапогу, подумал я. Хасан лежал на противоположном сидении, положив под голову вещмешок, он дрых без задних ног. Один Туркмен не спал, так как был за рулем. В БТРе стояла духотень жуткая, как в духовке, слюна во рту превратилась в густой кисель и выплюнуть ее не представлялось возможным. Я вытащил из рук Сапога флягу и, отвинтив пробку, глотнул из нее, вода была почти горячая, да еще напичканная хлоркой, меня аж передернуло: сука Сапог нахерачил в воду хлористых таблеток, лучше б он нассал туда, и то не так противно было б. Набрав еще раз в рот воды из фляги, я прополоскал горло и, открыв командирский люк, выплюнул воду. Пыль от идущей колонны стояла столбом, и я нырнул обратно в люк, захлопнув крышку. Умостившись на командирском сиденье, я посмотрел на Туркмена.
— Ну что, выспался? — спросил он.
— Да вроде выспался немного. Туркмен, где мы?
— Да не знаю, еду вот за колонной.
Я глянул на часы, они показывали двадцать минут двенадцатого.
— Стояли где-нибудь? — опять спросил я Туркмена.
— Нет, часа четыре уже катим по пыли.
— Кишлаки по дороге были?
— Карезак вроде проехали полчаса назад, но мы его стороной обошли. Там по рации голос Америки трепал про то, как мы по Ирану прокатились.
— Да ну на х-й! — удивился я.
— Да, серьезно, базарят, что наш полк нарушил границу Ирана и обстрелял кишлак в районе города Ездан.
— Откуда они узнали, суки?
— Враг не дремлет, хули ты думал.
— И что теперь?
— Да ни чего, пошли они на х-й. Кто что докажет, не были мы там, не были и все. Командир ротного вызывал, но ротный хрен признается, ты же его знаешь. Но командир ерунда, замполит там больше всех разоряется. Но и это херня, тут ротный подсел на нашу волну, я ох-.ел ваще.
— Надо поменять волну.
— Да хрен с ним, ротный что — ваще долбай? Он все прекрасно знает, лишь бы замполит не вычислил эту канитель.
— Да и пусть вычисляет, он один хрен не врубится в наши базары.
— А если врубится, то у него крыша съедет сразу, — сделал заключение Туркмен, потом добавил:
— Да, и еще, тот караван, который мы под утро отпустили, он не дошел обратно, его на заре разбомбили вертушки прям на перевале, а я еще удивился, как это командир отпустил их, теперь мне все понятно.
В отсеке что-то загремело, и послышались маты, это проснулся Хасан. Мы с Туркменом обернулись, Хасан отплевывался и материл Сапога.
— Наверно воды из фляги хапнул, — сказал я Туркмену.
— Ну и что?
— Там хлорки полно, Сапог наверно закинул пять таблеток, как положено, я тоже ее пил, параша жуткая.
К нам подлез Хасан, рожа его была сонная и помятая.
— Сапог падла, воду запоганил — сука, — пробубнил Хасан.
— Ниче, не сдохнешь, я тоже выпил, живой пока.
— Ну че, может косяк забьем, а? — предложил Хасан.
— Ты как всегда в своем репертуаре. Морду сначала продери и жопу намыль, замполит узнал, что мы в Иран заехали, так что готовься, — сказал я Хасану.
— Ни пиз-и.
— Вот не верит, Туркмен скажи ему.
— Да, да, голос Америки уже объявил в эфир, — подтвердил Туркмен.
Рядом с нами появился Урал, он тоже был заспанный, глаза его, и без того узкие, стали еще уже.
— Дайте воды, наверх лезть неохота, — промямлил Урал, еле ворочая языком.
— Сапог спит? — спросил я Урала.
— Да спит, калымит так, что хрен разбудишь. Да дайте же воды!
— Там фляга валяется, где-то возле движков, иди попей пока она холодная, недавно из родника набрали, — предложил ему Хасан и, достав чарс, стал забивать косяк.
Урал пополз к движкам искать флягу, примерно через минуту из отсека донеслись маты.
— Ну вот и Татарин воду попробовал, теперь, Туркмен, твоя очередь, — сказал я.
— Нет не угадали, у меня вот фляга с нормальной водой, — Туркмен достал из под сидения флягу и, повертев этой флягой у нас перед глазами, засунул ее обратно.
— Че за х-.ня? — карабкаясь к нам воскликнул Урал.
— Это вода такая, с хлоркой называется, — ответил я.
— Чья это фляга. Черт возьми? — опять спросил Урал.
— Сапога, чья же еще.
— А-а, ну тогда ясно.
— Туркмен ты будешь чарс? — спросил Хасан, прикурив косяк.
— Давай, немного хапну.
Туркмен сделал несколько затяжек и протянул сигарету обратно.
— Да кури, я два забил, — отмахнулся Хасан и взорвал второй косяк.
— Вот черт, опять обкуримся как суки, — сказал я, беря косяк у Туркмена.
Мы вчетвером выкурили два косяка и прибалдели капитально, я провел рукой по голове, там ничего не было, блин, всегда так, как обкуришься, так кажется, что на голове шапка надета. Я посмотрел на пацанов: Туркмен с невозмутимым видом крутил баранку, Хасан сидел и скалился во весь рот, Урал с довольной «миной» лупал глазами. Я смотрел на них и думал, как мы стали близки друг другу за время службы, и как хорошо, что мы вместе, едем вот так в БТРе по этой проклятой афганской земле, обдолбленые, в насквозь пропотевшем ХБ, с потрескавшимися от ветра и палящего солнца лицами, небритые и немытые, но живые. Жаль, что нет с нами Качка, но Качок хоть живой, пусть ранен, но живой, а вот Пипка уже нет, и никогда мы больше с ним не встретимся, разве, что на том свете. Пипок был не в нашем экипаже, и поэтому мне казалось, что Пипок живой и катит в своей БМПшке где-то рядом, а то, что его убили, это просто страшный сон. Как хотелось верить, что это был всего лишь сон.
— И что там сказали эти буржуи, что это я за рулем был, да? — спросил Хасан, вспомнив недавний разговор насчет Иранской прогулки.
— Ну, так прямо не сказали, но это ведь не трудно выяснить. Международный скандал поднялся, ротного уже арестовали. Мы все скажем, что спали и ничего не знали, а тебе — труба. Наденут на тебя наручники, и покатишь ты по этапу. Хотя нет, по законам военного времени тебя расстреляют, прямо возле БТРа. Так что считай, что ты выкурил свой последний косяк, и помолись перед смертью. Может тебе муллу позвать, он отходняк прочитает?
— Да хоть папу римского, мне похеру.
— А ты татарин чего уставился, тебе ваще пиз-ец, ты там пол Ирана из пулемета завалил, когда случайно на спуск нажал, — подколол я Урала.
— Да пошел ты, Юрка, гонишь всякую ху-ню, — сказал Урал и повалился на сидение в отсеке.
— Слушай, Хасан, ты же мусульманин? — спросил я.
— А че, ты сомневаешься, да?
— А в Аллаха ты веришь?
— Да он в Будду верит, Аллах че, у Аллаха две руки и он за раз всего лишь один косяк забить может, а вот у Будды шесть рук, тот за раз сразу три заколачивает, — ляпнул Туркмен.
Мы все заржали так, что аж Сапог проснулся и уставился на нас в непонятках.
— Туркмен, ну ты и сморозил, а главное прям в точку попал, — я закатывался и не мог остановиться.
— Юрка, на, сядь за руль, а то я уже запарился, пойду в отсек поваляюсь немного, — предложил Туркмен вставая из сидения.
— Дай я поеду, — подпрыгнул Хасан и полез на место Туркмена.
— Да пошел ты, на ишаке сначала научись ездить, — ответил Туркмен и оттолкнул его рукой.
Я стал перелазить на место Туркмена, когда Туркмен убрал ногу с педали газа, БТР замедлил ход. Садясь на его место, я резко надавил на педаль — БТР дернулся, и чуть не стукнулся в машину, идущую впереди нас, я чуть сбросил газ.
— Осторожно, а то скажут, что уснули, — предостерег меня Туркмен, и завалился на десантное сидение, а Хасан в это время запрыгнул в командирское кресло.
Я закурил сигарету и начал подстраиваться под скорость колонны, чтоб не въехать во впереди идущий БТР, или чтоб сзади идущий БТР не долбанул нас. В окно практически ничего не было видно из-за пыли, временами ее сдувало ветром и показывался зад впереди идущего БТРа. Управлять машиной в таких условиях было трудно, если брать в расчет, что я не водила.
— Ну как? — спросил Хасан.
— Видимость нуль, машину веду по приборам, — ответил я ему.
Я по раскумарке прикололся к управлению машины, и уже не слышал, о чем там болтали пацаны. Глаза мои были прикованы к окошку, где иногда на пару секунд появлялся передний БТР, а уши мои были заняты монотонным гулом движков. Я опять представил себя в космическом корабле, только вместо синевы космоса передо мной виднелась серая масса пыли. Докурив сигарету, я несколько раз ткнул окурком в лобовое стекло в разных местах, представляя, что это звезды, виднеющиеся в иллюминатор моего корабля. Я бы еще долго так прикалывался, если бы сзади не послышались сигналы машин, и не раздалась автоматная очередь. Я очнулся от мечтаний и заметил, что пыли в окне не видно, а передо мной простираются афганские просторы с виднеющимися вдалеке горами, и несколько точек на лобовом стекле, якобы звезды. Нажав на тормоз я остановил машину, колонны впереди не было, тьфу черт, вот я замкнул.
— Что такое? — спросил Хасан.
— Да х-й его знает, сейчас посмотрим, — ответил я, и открыв крышку люка высунулся из него.
Колонна стояла в полукилометрах от нашего БТРа, а точнее — это наш БТР стоял в полукилометре от колонны.
Из командирского люка высунулся Туркмен.
— Юра, ты че? — удивленно спросил он.
— Да замкнул короче, колонна свернула, а я прямо поехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44