Я с трудом приподнялся, вставил кассету в магнитолу и включил, на кассете пацаны пели песню под гитару, и песня эта была как раз в тему.
В Союзе была одна популярная песня с такими словами:
Все напоминает о тебе,
А ты нигде.
Остался день, который вместе видел нас,
В последний раз —
и т. д.
Эту песню слышали многие, а в Афгане слова этой песни переделали, и зазвучала она примерно так:
Те, кто попал в Афганистан,
Ты знаешь сам,
Тебе поможет в трудный час Афганский чарс,
Афганский план.
Мы начали потихоньку раскумариваться, и вдруг на горизонте появился Сапог.
— О-о, Сапог-жан, иди ко мне, — окликнул его Хасан и, вытащив чеки из кармана, протянул их Сапогу.
— Вот чеки, слетай в магазин и возьми четыре банки «Si-Si»и четыре пакета конфет, только резче, понял.
Сапог взял чеки и побежал в магазин, а мы продолжили добивать «косяк».
После третьего круга я почувствовал, что приплыл капитально, «крыша» не только ехала, а ходуном ходила, язык во рту еле ворочался. А напротив сидел Пипок и цвел как подсолнух, я не мог равнодушно смотреть на его цветущую физиономию, а он, как назло, уставился на меня в упор и залился смехом, забыв про косяк который дымился у него в руке.
— Пипок, я тебе паранджу привезу с рейда, напялишь ее, когда план с нами курить будешь, а то я не можу спокойно смотреть на твой цветущий лепень.
А Пипку по фигу, уставился на меня и давай дальше «ха-ха» ловить.
— Пипок, передавай косяк дальше, придурок, — подал голос Хасан.
Вдруг в проходе между кроватями послышалось шевеление, и мы все повернули головы, там стояли два сарбоса и смотрели на нас с довольной улыбкой. Я поначалу обалдел, откуда, черт возьми, сарбосы у нас в палатке, неужели «галюники» начались?
Пипок протянул руку, в которой дымил косяк и ляпнул:
— О, духи! Смарите, вон духи.
Потом меж сарбосовских голов появилась голова нашего замполита полка майора Кудряшова, мы смотрели на них, а они на нас. Мне показалось, что время остановилось, (кто накуривался, тот знает, что время по раскумарке идет очень очень медленно).
Мы все понимали, что надо выключить музыку, потом встать, поприветствовать замполита, и наконец Пипку надо хотя бы затушить «косяк», кумар от которого стоял на всю палатку.
Ни встать, ни выключить музыку мы были не в состоянии, потому что нас прибило наглухо, я попытался выключить мафон, даже руку протянул, но так и застыл с рукой на тумбочке. А Пипок, судя по всему, просто «замкнул» и застыл в своей вечной улыбке, как портрет Джаконды, а между его пальцев торчал косяк, дым от которого тонкой струйкой подымался к потолку.
Из динамиков лился припев той самой песни, где отчетливо были слышны слова:
Вот пошел косяк по кругу, по второму.
И легче нам, и легче нам.
Что может заглушить тоску по дому?
Афганский чарс, афганский план.
— Пипок, сука, убери косяк, — прошипел сквозь зубы Хасан.
Вдруг раздался голос Сапога:
— Товарищ майор, разрешите пройти?
Замполит сделал шаг в сторону, сарбосы тоже расступились. Сапог бесцеремонно прошествовал между ними и кроватями, положил лимонад и конфеты на тумбочку и посмотрел на Хасана.
— Забери банку «Si-Si» и пакет с конфетами себе, и свободен, — еле выдавил Хасан.
Сапог взял банку «Si— Si», пакет конфет и спокойно вышел, не обращая внимания ни на сарбосов, ни на замполита, который обалдел, сначала увидев нас обдолбленных, а потом наглого Сапога. Когда мы «включились», замполит и сарбосы уже были в другом конце палатки. Мы даже не заметили когда они ушли.
Замполит, что-то громко говорил сарбосам, навроде: вот у нас красный уголок, вот боевой листок и т.д. Оказывается, это была делегация от сарбосовской армии, и замполит им показывал, как живут советские военные, их быт и все такое, экскурсия, короче.
Временно нас пронесло, замполит прекрасно все понял, а сарбосы тем более, но сарбосам было по фигу, а что касается замполита, то что он мог в данный момент сделать? Орать на нас было бесполезно, и поэтому он молча ушел. Но, как бы там ни было, в будущем стоило ожидать разборок с замполитом.
Через некоторое время, может через час, может через два, появился ротный, старший лейтенант Савин, родом он был из Краснодара, в Афган попал после военного училища, прослужил два года и ждал замены.
Он подошел к нам и скомандовал:
— Хорош балдеть, давайте готовьтесь, через два часа выезжаем. Гараев, скажи водилам, пусть готовят машины.
Потом ротный обратился ко мне:
— А ты, Бережной, возьми бойцов и дуй на склад РАВ, получите боеприпасы и ждите там, пока не подъедут машины, — и, увидев Пипка, обратился к нему:
— Пипонин, а ты чего сидишь здесь и улыбаешься во всю харю? Давай вали к себе в подразделение, ваши выезжают через час.
— Чижи поедут? — спросил я ротного.
— Да, троих возьмем, а то не все экипажи укомплектованы, пятерых ведь желтуха свалила.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите взять Сапогова? — спросил Хасан.
— Кого, Сапогова!? Духов будете им пугать что ли? — ротный аж обалдел.
— Под мою ответственность, товарищ старший лейтенант, мы возьмем его к себе в экипаж, у нас как раз снайпера нету, — продолжал уговаривать Хасан.
— Ну ладно, черт с ним, берите. Но только, Гараев, смотри, сам с ним нянчиться будешь, — сказал ротный и, ухмыльнувшись, добавил: — Снайпер, смотрите, а то он всех духов перестреляет, воевать не с кем будет.
Я с удивлением посмотрел на Хасана:
— Ты это че, Хасан?
— А что, пусть съездит разок, пока я здесь, а то ведь прослужит два года и духов не разу не увидит.
— Да Сапог тебя за это в жопу расцелует, он уже и не надеялся никогда в рейд вырваться, — сказал Пипок.
— Ну иди, Хасан, обрадуй Сапога, заставь его отмыться, побриться, и пусть мой танковый комбез оденет, так уж и быть пожертвую ради такого дела, а то действительно всех духов распугает, комбез лежит под моей кроватью, — сказал я Хасану.
Ну что поделать, надо готовиться к рейду. Пипок перед уходом подошел ко мне и спросил:
— Юра, ты магнитофон с собой на дембель увезешь?
— Нет, я себе двухкассетник в Союзе возьму, а этот оставлю пацанам, — ответил я.
— Слушай, Юрка. Оставь его мне, а? Ну что тебе надо за него, скажи?
— Десять литров браги сделай и можешь забирать эту «шарманку».
— Все понял, брага будет, только после рейда, а то сейчас нигде нету.
— Ну хорошо, давай после рейда, мне все равно.
И Пипок ушел с довольным видом, а я стал собираться на склад РАВ, который находился за полком, и идти туда надо было минут пятнадцать.
Выйдя из палатки, я увидел Носорога, который стоял под «грибком» и парил мозги чижу-дневальному.
Ну, неисправимый дурак, этот Носорог, подумал я, его хоть убей, а он все равно за свое.
— Носорог, отстань от дневального и иди сюда.
Носорог подбежал и сделал бравый вид:
— Слухаю.
— Так вот, слухай и запоминай, а если с одного раза не запомнишь, повторять буду через вот это, — я показал Носорогу кулак, и спросил:— Понял?
— Поняв, поняв, ты тикы кажи, а я усэ сдилаю, як надо.
— Так вот слушай, берешь троих или четверых чижей, и дуете на склад РАВ. Возьмешь свой и мой автоматы, мы там машины будем ждать. С нами в рейд поедут два чижа, Закиров и Мосейко, их не бери на склад, они пусть хватают АГС и дуют на БТР. Подойдете на складе к капитану и скажите, что мы, мол, с третей роты и пришли получить боеприпасы. Ты слушаешь меня, балбес?
— Да, да, слухаю.
— А теперь запоминай, что надо получить, с нашей роты поедут в рейд пять машин, на каждую получите по десять цинков патронов 5,45 на автомат, столько же на КПВТ, 7,62 калибр на пулемет ПКТ и для снайперки. И еще, чтоб был один или два цинка трассеров на каждую единицу, кроме того, на КПВТ половина бронебойные, половина разрывные. Понял, Носорог?
— Усэ ясно, — ответил с умным видом Носорог.
— Еще не все, слушай дальше, на подствольник возьмете гранат цинков десять, на АГС столько же, гранат наберете на ручной гранатомет штук по двадцать на каждую машину и просто гранат ручных ящика по четыре на каждую машину. РГДшек берите по одному яшику и по три ящика эФок, РГДшками будем рыбу глушить, а эФки для боя, сигнальные ракеты не надо брать, их в БТРах полно. Ну, ты все запомнил или повторить?
— Не, не, я усэ помню.
— Ну тогда вали, а я позже подойду, если машины раньше меня подойдут, скажешь Хасану, пусть ждут меня на складе.
Носорог пошел выполнять приказ, а я побрел к саперам проверить, чего там хотел Индрек, и заодно узнать, кто там вчера подорвался на мине, а то пацаны с нашей роты чего-то там говорили, но толком никто ничего не знал.
У саперов в палатке стоял полумрак, свет струился из двух полуоткрытых окон, остальные были закрыты. Из угла доносилась игра на гитаре, и пение, я пошел на звук и увидел дембелей, судя по всему, они что-то пили, увидев, что кто-то идет, они сначала притихли, но потом, узнав, крикнули:
— О, пехота к нам пожаловала, ну проходи, гостем будешь.
— Да мне некогда, скоро выезжаем, я Индрека ищу. Где он, не знаете?
— Только что был в офицерской половине палатки, он же теперь с шакалами кентуется, — ответили мне.
— Я слышал, у вас вчера подорвался кто-то? — спросил я.
— Да, Эдик с Дагестана, да ты, Юра, его знаешь, он у вас в роте часто бывал. Вот поминаем, на выпей браги, извини, спирта не достали.
— Да ладно, какой там спирт, наливай что есть.
Мне протянули кружку с брагой, я выпил и спросил:
— Сильно его потрепало?
— Да какой там потрепало, его фугасом разорвало на куски, мы еле собрали тело в кучу, голову и одну ногу так и не нашли.
— Что, мина с каким-то приколом была?
— Откуда знать, мины нет — взорвалась, Эдика тоже нет.
— Э-э-э, пидор! Ты куда сел? — заорал кто-то из дембелей.
Я обернулся и увидел чижа, который соскочил с кровати как ошпаренный, а когда присмотрелся, то понял. Оказывается чиж по запарке сел на Эдика кровать, которая была поверх одеяла заправлена наискось красной лентой.
— Смотри под жопу урод, и ваще, уйди с глаз моих, пока я гитару на твоей тупой башке не разбил!
Чиж, недолго думая, мгновенно исчез из поля зрения, потому как на пьяных дембелей нарваться, это хуже чем на мину.
— Бля буду, ну что за чижы тупые пошли, я обадеваю просто, — начал кто-то возмущаться.
Мне некогда было расслабляться, и я встал с кровати, махнув мужикам рукой, сказал:
— Ну ладно, мужики, я пошел, а то некогда.
— А куда едете-то?
— Да я не знаю, может, на Кандагарский рынок махнем, давно уже мы там пи-дюлей не получали.
— Ну давай, ни пуха вам, пехота.
— К черту, — ответил я и направился к выходу.
Я вышел на улицу, перед глазами стояло лицо Эдика, я его хорошо знал, спокойный такой парнишка. Он частенько заходил к нам в палатку, бывший наш взводный, который месяц назад заменился, был его земляком. Вроде недавно сидел он у нас в палатке и смеялся над тем, как Носорог «наезжает» на чижей, и вдруг нет его, разорвался на мине, и голову разнесло так, что и найти не могли, чертовщина какая-то. За два года не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями, но привыкнуть к ним никак не могу, да разве к этому привыкнешь.
Вдруг в памяти всплыл сон, который мне приснился месяц назад, я проснулся тогда от какого-то кошмара, и сразу стало на душе как-то муторно, но содержания сна я не помнил, что-то хреновое, а что именно — так и не смог вспомнить. А сейчас вспомнил, оказывается, мне приснился Эдик, стоит передо мной на одной ноге и без головы, а его голос откуда-то сверху спрашивает:
— Юра, где моя голова, как я теперь домой поеду без головы? Мама ведь меня не узнает.
И тут я проснулся от этого кошмара.
Помню еще по гражданке, бывало, попаду куда-нибудь первый раз, знаю точно, что здесь никогда не был, а такое ощущение, будто б я все это где-то уже видел. Или какой-нибудь момент произойдет в жизни, и вдруг в памяти промелькнет — где-то что— то подобное со мной уже происходило, и в тоже время осознаешь, что не может этого быть, со мной это в первый раз, а оказывается, все это было во сне, такие сны называют вещими. Мне в Афгане часто стали сниться такие сны, и я уже начал боятся их, некоторые не сбывались, но многие моменты из снов через время происходили на самом деле, иногда я даже боялся засыпать. Хотя действительность была куда страшнее, но в снах чувства обостряются, и после этих снов остается неприятный осадок на душе и ожидание чего-то плохого.
В последнее время мне часто снится один и тот же сон, я вижу девушку мусульманку, молодую, с красивым телом и длинными черными волосами, но у нее как будто бы нет лица. Я во сне пытаюсь подойти к ней, но она отдаляется, я пытаюсь разглядеть ее лицо, но оно расплывчато, а ее звонкий смех разносится эхом в горах. Я чувствую, что эта девушка приближается к пропасти и не замечает этого, я пытаюсь ей что-то крикнуть, но голоса своего не слышу, я бегу к ней, чтобы удержать ее от падения, но она вдруг исчезает, а я падаю в эту пропасть и просыпаюсь. Этот сон я помню отчетливо, но вот не могу понять, к чему он.
Обойдя палатку саперной роты, я подошел к ней с другой стороны, постучал в дверь, потом приоткрыл ее и спросил:
— Можно?
— Кто там? А-а, Юра! Привет, да ты проходи, проходи, я здесь один.
Я прошел в палатку, на кровати сидел Индрек и что-то шил.
— Привет, ну как отучился? — спросил я его.
— Да лучше не спрашивай, дрочили как сук, все шесть месяцев напролет.
— Зато теперь ты прапор, командир как никак.
— Это точно, жаль, в своей роте не оставили.
— А что так? Я думал, будешь у нас взводным, а то наш взводный мудак какой-то, ходит деловой такой, еще ни в одном рейде не был, а гонорится, будто б сто лет служит в Афгане, даже советы какие-то нам дает, салабон херов.
— Да я тоже думал, у себя в роте буду служить, а оказалось, что у саперов нет техника, ну меня командир и направил сюда, да мне какая разница.
— Да конечно, какая разница — на мине подорваться или пулю из дувала получить.
— Сплюнь, дурак.
— Да чего плевать, если на роду написано, никуда от этого не денешься.
— Может быть, может быть.
— Ты, Индрек, чего хотел-то?
— Афошки есть?
— Да есть, а сколько надо?
— А сколько есть?
— Ну, тысяч пять наберу.
— Один к тридцати отдашь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44