При этом всегда находятся один – два человека, которые, по моим понятиям, лучшие люди и они, как – будто бы любят меня, но КОЛЛЕКТИВ всегда так угрожающе силён и монолитен, что у них никогда не хватает духа сказать что-нибудь доброе в мой адрес.
Часто, зная своё призвание быть «белой вороной,» я, приходя в новый коллектив, клялась себе быть" серым воробышком" тихим и незаметным.
Но меня хватало ровно на два – три дня, после чего я снова распускала хвост и крылья, порхала и веселилась, считала всех самыми лучшими людьми, которым всё можно доверить.
Мне казалось, что я люблю всех вокруг, а все обожают меня.
Но обязательно приходило время, когда таки оказывалось, что коллектив меня не любит!
Таким образом, я всегда чувствовала себя счастливой и порхающей, как выяснялось, напрасно. Учёба в Черновицком мед училище протекала без запоминающихся моментов.
Никто из учителей или сокурсников не коснулся моей души.
Зато всё за порогом училища меня интересовало и волновало.
Жизнь была прекрасной.
В Черновцах был отличный климат без перепадов и катаклизмов.
Мягкая зима, позволявшая щеголять на Кобылянской без головных уборов.
Яркая, ласковая весна, обещавшая все радости жизни!
Немножко знойное лето с тёплыми тёмными вечерами и ночами, когда без любви просто невозможно. И осень, которая мягко сливаясь с теплой зимой, давала понять, что не всё кончено и вот-вот из-за Карпат вернётся весна.
Жизнь в семье была изумительной.
Мне купили платья и одели как девушку из приличной семьи.
Заказали специальную обувь у сапожника-виртуоза.
Я забыла, что на свете существуют деньги.
Всё необходимое было дома, а на карманные расходы я имела стипендию.
Это был прекрасный период, когда меня на время отпустила вечная проблема с едой: я не голодала, как в Сибири не считала копейки на еду как в Новосибирске и не боялась растолстеть как теперь.
Тогда, в Черновцах, в то солнечное, счастливое время всё было компенсировано.
У меня всё было хорошо!
Я была счастлива, молода, беззаботна, до еды ли мне было?
В доме было всё лучшее и в достаточном количестве.
Я могла есть что хочу и сколько хочу и поэтому ничего не хотела.
Я бегала, летала, порхала и что-то клевала.
Недалеко от нашего дома, на улице Красноармейской, был большой базар. Чего там только не было! И очень дёшево.
Иногда тётя брала меня с собой на базар.
Мы накупали массу фруктов и овощей, покупали цветы, которые в вазах расставляли во всех комнатах.
Тётя готовила из овощей чудеса еврейско-молдавской кухни, пекла кондитерские шедевры и делала из мяса такую построму, которую, наверное, подают архангелам в раю, да, видимо, подавали в кошерном ресторане дедушки Ши Монсе.
А я весила пятьдесят три килограмма, носила подростковый размер одежды и игнорировала лифчики задолго до того, как это стало модой.
Жизнь в Черновцах напоминала довоенную.
Большинство населения составляли евреи, которые создавали свой стиль. Кроме того в шестидесятых годах был период некоторого благополучия. Денег у населения было не так много, поэтому в магазинах было достаточно много всего.
Но денег хватало, чтобы не отказывать себе в еде.
На Кобылянской с обеих сторон были магазины.
В колбасном рядами висели колбасы разных сортов.
В рыбном магазине стояли в бочках селёдка, а так – же чёрная и красная икра.
В ювелирном магазине я купила себе золотое колечко с тремя александритиками, которое стоило 14 рублей (моя месячная стипендия в училище). Подобных вещей было много.
Чтобы понять о каком благополучии я говорю, надо вспомнить семидесятые и восьмидесятые годы, когда у населения были кое-какие деньжата, но в магазинах ничего не было, поэтому, для того, чтобы что-нибудь купить, надо было в два раза больше переплачивать. Или девяностые годы, когда волчье отродье коммунистов, переодевшись в овечьи шкуры демократов и залив кровью, начатую Горбачёвым перестройку, повторно создали «НЭП», но на сей раз ублюдочный ельциновский, завалили магазины объедками с барского стола «запада», ограбили народ, выгодной им инфляцией, и взяли за правило «задерживать» ту жалкую зарплату, которой кое-как хватало бы на пропитание.(Назвали «неплатежами») В итоге, при «изобилии» в ларьках, население уже ничего не могло купить и, чтобы не умереть с голоду, стали грабить и убивать друг друга. (Назвали русской мафией). Коммунисты стали величать друг друга господами и бизнесменами, обжираться уже в открытую, а не в спец жилье и спецмагазинах, как раньше. (Назвали «новыми русскими».) Если появлялся наивный истинный бизнесмен, его отстреливали в подъезде собственного дома, симулируя потом расследование).
Но безмозглое стадо, именуемое народом, умело натравляемое друг на друга, и, принуждаемое купаться в собственной крови, так ничего и не поняв, стало проситься назад в социализм (с «человеческим лицом»), не ведая, что они из этого дерьма, пока ещё никогда не выбирались!
В это время на «Западе», недооценив опасность гангренозной стадии ИМПЕРИИ ЗЛА, делали вид, что верят в «Российскую демократию», и задабривали коммунистических оборотней огромными долларовыми займами, которые загадочно исчезали.
Поэтому можно назвать шестидесятые годы ХХ столетия, годами некоторого благополучия в Российском муравейнике.
В шестидесятых годах ещё было спокойствие!
Никто не покупал, на всякий случай, по тонне пододеяльников, как стало в восьмидесятых годах, когда в магазинах, как вихрем «сносили» всё с прилавков, и во время открытия магазинов, озверевшая толпа, не раз ломала двери и на лестницах иногда оставались растерзанные трупы, по которым пронеслись дикари, не заметившие упавших.
В шестидесятых годах отъезд из страны советов был ещё не повальным, а только тайной розовой мечтой миллионов, удававшейся единичным «счастливцам» транзитом через тюрьмы, борьбу и голодовки. (Назвали диссидентством).
В шестидесятые жизнь текла размеренно и спокойно.
Незаметно, окольными путями, появлялись богатые и очень богатые люди.
Остальные жили достаточно прилично, т.е. имели, что покушать и кое-что одеть.
Железный занавес ещё наглухо отделял Советский Союз от остального мира, поэтому труженики полей и заводов, а также интеллигенция были глубоко убеждены, что бесплатное пропагандистское образование и бесплатная убогая медицина – это высшие достижения человечества, которые никому недоступны, кроме советских счастливцев!
Никому и в голову не приходило, что работают эти счастливцы тоже бесплатно.
Алкоголизм в шестидесятые ещё не был всеобъемлющим, особенно в еврейских Черновцах.
В центре Кобылянской находился ресторан.
О! Это было особое место!
Сюда ходили самые богатые люди.
В ресторане играли прекрасные музыканты, и было роскошное убранство с преимуществом красного плюша и позолоты.
Главной фигурой ресторана был руководитель оркестра, он же ударник, по имени Томми.
Ох, Томми!!
Смуглый, изящный, подвижный, с чёрными круглыми глазами, он покорял многие неосторожные сердца…
О мужских достоинствах и возможностях Томми ходили легенды.
Когда он загорал на пляже, дамы незаметно косили глазом в его сторону, пытаясь установить насколько достоверны легенды.
Летом пляж являлся как бы дневным филиалом Кобылянской и ресторана.
Все учреждения и предприятия, как будто бы исправно функционировали, однако целыми днями пляж кишел черновчанами.
Мало кто лежал и загорал.
Большинство фланировали как на Кобылянской, но при минимуме одежды.
Во второй половине дня пляж пустел.
Народ ненадолго отправлялся домой.
Обедали, приводили себя в порядок и устремлялись в город, разделившись, примерно, на три потока: 1) Кобылянская, 2) ресторан и 3)"Дом офицеров" или «ДК» или «Седьмое небо». Это место с тремя названиями заслуживает специального описания.
Представьте себе возвышающееся в центре города большое гранитное здание модерновой постройки с разными уровнями высоты.
Самый высокий уровень здания завершался огромной залой с мраморными колоннами, которая раздвижными стеклянными дверями делилась на две половины. Одна была летним залом под открытым небом, с мраморным полом и лёгкой подцветкой белых колон. Вторая – с паркетом и хрустальными люстрами была зимним залом.
Черновцы город южный, поэтому большую часть года занимает лето, далеко продвинувшее своё тепло на весну и осень.
Большую часть года мы всё-таки танцевали под открытым небом.
Слушая музыку, можно было смотреть на звёзды или любоваться мерцающими огнями ночного города, в зависимости от настроения.
Лучшего места для танцев я нигде не видела.
Вечера танцев бывали три раза в неделю.
В самый будничный день стоило только подняться на это «седьмое небо» и услышать музыку тех лет в виртуозном исполнении еврейских музыкантов, как душа ныряла в праздничное ожидание чуда.
Три раза в неделю, протянув в кассовое окошечко рубль и, зажав в ладошке голубую бумажку, как бесценный лотерейный билет, мы вмиг взлетали на семиэтажное небо, в пустой ещё зал, занимали место у любимой колонны и с бьющимся от быстрого бега и ожидания сердцем, с надеждой устремляли широко открытые глаза на вход, каждый раз вновь уверенные, что наконец-то сегодня сбудется!!!
В городе были русский и украинский драматические театры, были кинотеатры и был клуб железнодорожников, который в народе назывался «железка». Собирались туда представители пролетариата.
Отношения там выяснялись просто и убедительно – врукопашную.
Чудесный старый парк в городе назывался именем украинского поэта Тараса Шевченко. Там тоже была танцплощадка, которая летом работала ежедневно, поэтому в парке всегда звучала музыка. На танцплощадке веселились подростки, а по аллеям, слушая музыку, степенно гуляли отошедшие от суеты и забот пенсионеры.
Этот старый парк!
Когда на меня плавно и незаметно опустилась неземная фея первой любви, одна из скамеек в зарослях парка стала лучшим местом на Земле!
Каждый день сиял и звенел, потому что должен был наступить вечер, который дарил 2-3 часа для счастья…платонического и безнадёжного, которое не должно было иметь будущего.
Но всё по порядку.
Наконец живу как человек. Считаюсь барышней, которая должна выйти замуж.
В Черновцах все барышни должны были выйти замуж.
Это было основное!
Некоторую роль играли данные самой барышни, но больший интерес, представляла семья: положение, связи, репутация и конечно же деньги.
Замужество меня интересовало в принципе, как что-то далёкое и недоступное, но любовь мерещилась в каждом взгляде.
К хорошему привыкаешь быстро.
В 17 лет я какое-то время была такой, какой положено быть в !7 лет.
Ни о чём не заботилась, училась не отказывалась по утрам повозиться с сёстрами Эни и Сарой, визжа и кидаясь подушками.
Пинчик участия в играх не принимал, ничего не говорил, ничем не интересовался, жил своей жизнью, встречался с приятелями, был серьёзным и недоступным.
Ему было 17 лет, он имел порок сердца, широкий лоб мыслителя, очки и умные зелёные глаза за ними.
Он оканчивал школу и считался талантливым человеком, который был главной фигурой в доме, хотя ничего никогда не требовал и ничем не интересовался.
Меня он не замечал и казался мне чем-то вроде секретной шкатулки или существом, о котором говорят: «тише, дети, не шумите, папа спит!»
Жизнь была прекрасна и удивительна!
Я, не напрягаясь, получала в училище приличные оценки и забывала о его существовании, как только захлопывались двери.
Свободное время распределялось между пляжем, Кобылянской и танцами в «ДК».
В этот период я не «брала до головы» принцев, а тем более, потенциального мужа.
Мне и так было хорошо!
Мечты о «прекрасном будущем» одолевают, когда настоящее слишком далеко от совершенства!
Я, наконец, была свободной и раскованной, счастливой и независимой!
Не вспоминала о прошлом и не беспокоилась о будущем.
Жила и наслаждалась настоящим.
Вот она нехитрая формула счастья – жить и наслаждаться настоящим.
Дал бы нам всем БОГ такую маленькую возможность и умение.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ.
В гости к тёте и дяде часто приходили и х друзья, тётя Муся и дядя Муля.
Прекрасная семейная пара, где она считалась красивой, а он хорошим.
Поэтому их жизнь протекала исключительно гармонично.
Вечера, когда они приходили к нам, всегда были приятными.
Но позже – особенно! Примерно один раз в неделю они вчетвером с тётей и дядей собирались за овальным столом, пили чай, рассказывали анекдоты и играли в покер.
Всё напоминало вечера в доме моих родителей в той первой счастливой жизни.
Эни и Сара занимались своими делами. Учили уроки или следили за игрой родителей и готовили всем чай.
Пинчик огорчал родителей тем, что был застенчивым молчуном и казался тихим и равнодушным.
У него имелся друг, которого я, за очень красивую внешность, окрестила Жоржиком.
Брюнет, с чёрными усиками, румяными щеками, идеальным ростом и стройной фигурой.
Настоящий красавец-мужчина, Мопасановский герой.
Не дай БОГ влюбиться в такую картинку!!
К счастью не все женщины думают так, иначе изнывать бы бедным жоржикам без женской ласки, а умные добрые, но некрасивые мужчины купались бы в женском обожании.
Но в этом мире всё правильно, всё стоит на своих местах, и у меня нет причин беспокоиться за бедных красавчиков – жоржиков.
Мужчин и женщин любят, прежде всего, за внешность, иногда за деньги и очень редко за ДУШУ.
Не всем досуг разобраться в собственной, когда уж тут искать чужую, которую к тому же не видно в этом мире тайн и загадок.
Так вот, друзья иногда вдвоём гуляли по Кобылянской, я встречала их в театре, Жоржик частенько приходил к нам. Но их жизнь была загадочно-таинственной.
Родители беспокоились, что Пинчик никогда не выйдёт из своей заторможенности.
Поэтому кому-то пришла в голову неожиданная мысль, что когда приходят гости и все чем-то заняты, а сыночек скучает, то неплохо бы мне поучить его танцевать.
В доме было много пластинок, имелись записи Клавдии Шульженко и другая хорошая эстрадная музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37