— Ого, — уважительно произнес Уиллис. — Глубоко. И еще есть глубинные шахты, как я понимаю.
Карта неполная. Но полную, я думаю, даже господин Бьерн не смог бы поднять.
— Да, полной карты у нас нет. Гномам придется разделиться, чтобы вести отряды людей, если вы вдруг не надумаете идти всей кучей по Главному тоннелю. Но даже среди нас не многие смогут точно определить, на каком горизонте и в каком крыле находятся. Каждый выучил эту карту наизусть, но я бы не решился пускать своих бойцов меньше чем по пятеро. Заблудиться в Мории проще, чем в Сумеречном лесу ночью, — сказал Оин.
— Сто локтей в высоту… Значит, наши лучники окажутся вовсе не бесполезны, как думалось вначале, — говорил Уиллис, повернувшись к Гримбьорну.
Молодой человек кивнул.
— Хорошо. Размножить и раздать командирам сотен. Придется выучить эту вашу макшедею.
— Маркшейдерия, — поправил его Оин. Одновременно он пнул под столом ногу Балина, когда тот попытался возразить против копирования карт.
— Придется доверять друг другу, — пробурчал Оин едва слышно.

* * *
Уже на третий день после перехода Андуина пришлось двигаться медленно, со скоростью не более двадцати пяти миль в день. Частично это обусловливалось тем, что теперь перед ночлегом приходилось выстраивать укрепленный лагерь, долго искать природные убежища, способные обеспечить защиту от прямого нападения, перекрывая возможные подходы рядами телег. Армия шла в бой и не скрывала этого. Днем воины передвигались небольшими отрядами, охватывая местность как можно шире, оставляя в центре движения обозы. Эльфы, разделенные вопреки их протестам, присутствовали в каждой группе. Это было необходимо, потому что никто не чувствовал приближения слуг Врага так остро, как они. Постоянные стычки с врагом задерживали продвижение. Но Балин понимал: весть об их небольшом отряде должна достигнуть орков в Мории, разросшись до рассказов об огромном войске, объединившем «армии» гномов, людей и эльфов.
Они миновали много деревень, жители которых не боялись близкого соседства ни с орками, ни с эльфами, ни с любым другим народом. Узнав о планах гномов, люди с уважением говорили об их храбрости. Все-таки Мория для многих была «проклятым местом». Но никто не отговаривал воинов ехать дальше. Чем больше они углублялись на запад, тем безлюднее становились места, и иногда приходилось одолевать несколько лиг до ближайшего жилья, обнесенного высоким частоколом.
Перелески, которые встретили войско за Андуи-ном, скоро кончились. Теперь впереди расстилалась травянистая степь, лишь изредка то тут, то там появлялись рощи широколиственных в основном деревьев: дубов, буков или грабов. Нередко разведчики натыкались на древние камни, свидетельствующие о том, что здесь жили и сотни лет назад, но даже память подгорного народа мало что сохранила про те времена.

* * *
До северных ворот Мории оставалось два дня пути. Балин ехал в одном из передовых отрядов, рядом находился Тартауриль. Гном исподтишка наблюдал за перворожденным, потому что его поведение казалось подозрительным: тот иногда долго смотрел на Балина и, казалось, боролся сам с собой. На лице эльфа попеременно сменялись выражения обеспокоенности и презрения.
В конце концов Балин решил заговорить первым:
— Что-то случилось, Тартауриль?
На лице эльфа особенно ярко проступило презрение к представителю «приплюснутого народца», но неожиданно он ответил:
— Тебя не беспокоит Оин? — Сказано было сквозь зубы, слова почти слились в шипение.
Балин, который от одного вида эльфа начал закипать, сразу остыл:
— Что ты имеешь в виду?
Эльф подъехал совсем близко и склонился, насколько это было нужно для разговора с гномом:
— Его лицо… глаза. Я чувствую. Тулкас смотрит на нас его глазами.
Он собрался уже пришпорить своего коня, когда Балин ухватил его за штанину:
— Что еще ты чувствуешь?
Тартауриль непроизвольно потянул меч, но передумал. Тень сомнения мелькнула на его лице.
— Хорошо, — процедил он. — Я расскажу.
Они направили коней в сторону и немного отстали от основной группы.
— Силы мира, или валары, живут среди нас и вмешиваются в наши судьбы, — начал тихим, но неожиданно глубоким голосом эльф. — Одни правят только стихиями, как Ульмо, владыка вод. Он редко участвует в делах тех, кто говорит и мыслит. У каждого владыки есть свои любимцы: у Манвэ — орлы, у Ороме — пастыри деревьев, о силе и мудрости которых ты даже не догадываешься, у Ауле — вы, гномы. Темный властелин правит силами зла, а Мандос — душами умерших. Но есть среди валар один, который не имеет своих подданных. Да они и не нужны ему, потому что среди Стихий он самый сильный. Тулкас Доблестный, что в одиночку может противостоять Темному властелину, иногда тоже вмешивается в дела живущих. Тогда на свет появляются смотрящие его глазами. На севере таких зовут берсеркерами, мы называем — астальдо, по прозвищу Доблестного.
Он выбирает лишь отчаянных храбрецов. Берсеркеру не страшны враги — он их побеждает, не страшны раны — они легко излечиваются, в бою смотрящий глазами Тулкаса так быстр, что за ним не успеть и летящей стреле. Удача всегда на стороне этого храбреца. Но Доблестный помогает только тому, кто не просто не страшится смерти, но и ищет ее. Часто такое возможно лишь тогда, когда великий долг, невыполненный или невыполнимый, смертельным презрением жжет душу.
— Откуда ты знаешь? — попытался возразить Балин. — Я не помню такого за Оином… Да и откуда?
Тартауриль хмуро посмотрел на гнома.
— Именно поэтому Оин так дружен с Бьерном. Не притворяйся, что не знаешь. От Серых Гаваней до песков Харада шепчутся о том, какую клятву дал шкуроменятель Бьерн после гибели жены. Об этом не принято говорить вслух. Вспомни хотя бы Феанора. Даже сегодня мы с неохотой вспоминаем о его словах. Может быть, Оин и не давал никаких клятв. Может быть, гномам они и не нужны. Я слышал пословицу о том, что слово гнома крепче скалы… У обоих на душе долг, что тянет их к мраку гибели. Они не могут отступить. Только те, кто не отступит, по сердцу Тулкасу. Им он дарует удачу во всем и несет смерть их руками.
Но подарив воинскую удаль, Тулкас не смотрит, кому несет смерть. Враг и друг, гном и человек, тролль и эльф — все равны под лезвием берсеркера. И тогда приходят великие беды. Многие становились астальдо, совершали великие дела, бросали вызов великим силам — и побеждали их, оставляя за собой лишь пепел и пустыню. Достаточно вспомнить Турина Мормегиля, чье боевое безумство даровало ему множество подвигов и хранило от смерти, но привело к гибели эльфов Наргофронда. Да и людям его победы принесли немало разочарований и горя. Многие погибли от его руки, и сам он умертвил себя, поняв, что несет лишь ужас и смерть. Вот такие дела, гном, — закончил Тартауриль уже совсем другим, дружеским тоном.
Балин, внимательно слушавший, с надеждой посмотрел на эльфа.
— Ты сказал правду. Я давно уже заметил странное за Оином, но не предполагал, что дело так серьезно. Что же мне делать?
— Используй его. С таким воином, отмеченным валарами, не страшно спуститься в темницы Горгората. Не бойся посылать его на самые тяжелые задания, что не под силу простому смертному. И помни: никогда нельзя вставать на пути Смотрящего. Перед ним твоя жизнь — ничто.
Глухо топали копыта, пони привычно нес своего седока. Но как будто земля перевернулась и небо потеряло свой цвет. Столько лет жить вместе, думать, мечтать, работать — всё вместе, и вдруг оказаться на развилке дорог, и обе ведут к предательству. Не замечать, вести к гибели или использовать, толкая на смерть. Поведение друга и раньше беспокоило его. И теперь, когда известно, что Оин был в Мории… Только безумец способен на это. Но Балин не хотел называть так товарища, которого знал столько лет. И не будет использовать его. Судьба Оина останется его личным делом.

* * *
Уже давно они шли вдоль Мглистых гор, названных так из-за постоянных туманов, что, сползая с вершин, накрывали собой долины. Весенняя погода здесь царила под стать осенней: дождливая и холодная, как будто заранее оплакивающая будущее.
Люди, привыкшие к железной дисциплине, не поддавались унынию. Гримбьорн громко отдавал приказы, которые беспрекословно выполнялись. Гномы ворчали больше обычного, но в их интонациях угадывались веселые нотки — они приближались к Казад Думу. Лишь эльфы беспокоились, так как помнили, что в это время солнце должно светить ярко, а воздух — вибрировать, захватывая в круговерть весны запахи трав и деревьев. А ведь еще сотня миль — и они могут оказаться в лесах Лотлорие-на, где листья вообще не опадают.
Вместо этого они сошли с дороги, что осталась с незапамятных времен, застывшая придорожными валунами еще на долгие века. Отряд уходил в горы, на запад, по относительно ровному перевалу, к Великим Северным воротам.
— Все ворота Мории называются Великими, — объяснял Ори идущему рядом с ним Гримбьорну. — Такова особенность этого подземного царства. Попасть туда можно только через ворота, прорубленные самим Дарином. Вошедший в Казад Дум как вор или враг — через световые или вентиляционные шахты — обязательно заблудится уже в надземном горизонте, который больше напоминает лабиринт. Там любой сгинет, потому что ловушки, установленные гномами, действуют надежно. Конечно, сейчас я не могу сказать это наверняка, но когда наш народ жил в Мории и стражи исправно несли свою службу, ни один враг не мог пробраться вниз незаметно. Поговаривают, причем справедливо, о целых стенах, что вырастают из-под земли и навечно заточают в каменном склепе. Не всякий гном может оттуда выбраться. 11о я что-то не слыхал, чтобы гномы враждовали между собой.
— Ну нет, — прервал Ори Бьерн, что ехал рядом. — На Дагорладе вы сражались и под знаменем Саурона.
— Я уж точно не сражался, — попытался обратить разговор в шутку Ори. Однако увидев хмурый взгляд Бьерна, которого побаивался, осекся и продолжил серьезно: — Да, случалось, что и среди нас находились те, кто сражался на темной стороне. Но, — тут голова Ори характерно склонилась, а лицо приобрело упрямое выражение, — мы сражались не друг против друга, а под знаменами наших вождей.
Бьерн недоверчиво хмыкнул, ничего не сказав.
— Продолжайте, почтенный Ори, — попросил Гримбьорн.
— Итак, существует только четыре входа: Северные, Южные, Западные и Восточные Великие ворота. Западные ворота закрыты для орков. Их сработали в те времена, когда эльфы и гномы были друзьями. Гномы дали воротам прочность, а эльфы установили заклятие, вечное и неподвластное темным силам. Чтобы открыть их, необходимо разрушить скалу, в которой они вырублены. Однако я уверен, что это не поможет, ибо разрушив скалу и ворота, враги получат лишь груду камней, которую уже не преодолеть не только оркам, но и нам, гномам. Восстановить ворота сможет лишь государь Мории, которого уже много столетий дожидается корона Дарина в водах дивного и чудесного Келед Зарама.
— Подкоп? — деловито осведомился молодой человек.
Гном с превосходством посмотрел на него.
— Любой подкоп ведет лишь к гибели, — торжественно сказал Ори. — Стены Мории неподвластны даже самой могучей силе. Ни одна кирка не может пробить их. Хотя существуют места, где можно прокопать на много локтей, но не наткнуться ни на один туннель. А еще можно совершенно случайно ткнуть рукой — и найти громадную залу, которая обрушится, как только достаточно безумцев войдет туда.
Камни Казад Дума старше самого Дарина и обладают магией более могущественной, чем та, которую имеет Саурон.
— Тогда почему Мория сейчас под его властью?
— Это он так думает, — вмешался Оин, подъехавший ближе и заинтересовавшийся предметом разговора. — Можно сказать, что Казад Дум сам по себе, а Подгорный ужас — вовсе не слуга Саурона. Если Ужас вообще знает, кто такой Саурон.
— Тише, тише! — закричал издали обеспокоенный Балин.
— Не стоит упоминать имя нашего врага, — сказал он почти шепотом, приблизившись. — Даже среди безжизненных камней у врагов есть уши.
— Перестань, Балин,-громко произнес Бьерн. — Это же часть нашего плана.
Гном укоризненно посмотрел на великана.
— Мы с Оином, — громогласно продолжал Бьерн, — решили полностью пересмотреть тактику горной и подземной войны.
Гримбьорн с удивлением посмотрел на отца. Для него тоже было новостью, что хозяин Деревянных Чертогов решил настолько вплотную заняться военным делом. Честно говоря, Гримбьорн не мог даже предположить, что отец знает такие слова: тактика, горная война…
— Раньше в горной войне считалось, что побеждает тот, кто имеет наиболее выгодную для обороны позицию. Конечно, даже сотня воинов может удержать тысячу врагов в узком ущелье. Но при одном условии — если их невозможно обойти с тыла. А в горах, как известно, сотни обходных путей. Там, где пройдет горный козел — пройдет и человек; где пройдет человек — там протиснется отряд, а где отряд, там и армия. В Мории же, насколько я знаю, можно обойти любое препятствие. Нам ни в коем случае нельзя ввязываться в схватки, а тем более — штурмовать узкие коридоры. Преимущество позиции в горах и пещерах — одновременно и слабость. Обойдя противника, можно поставить его в безвыходное положение. Только-только враг торжествовал, что его невозможно выбить из удобной галереи, а через час сам вынужден пробиваться, дабы не остаться в окружении. Мы станем как вода в половодье. Там, где нельзя пройти — мы не пойдем, но найдем обходной путь и уничтожим орков, зайдя с тыла.
— Кроме того, за нас будет огонь, — сказал Оин многозначительно.
— Мы проверяли нашу тактику, — рокотал Бьерн. — Она действует, и неплохо. Немало орков испытали ее на своей шкуре.
Гримбьорн, внимательно слушавший речь отца, задумчиво кивнул.
— На месте разберемся, — сказал он уклончиво. Потом приказал: — Обозы Бьярни идут с нами. Тяжелая конница Бэлы остается на равнине. Как только вы понадобитесь, я пришлю сокола.
Бэла согласно кивнул, но на лице молодого сот-ника-роханца мелькнула ярость, сменившаяся глубокой досадой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39