До самого вечера шли они по леднику 14 Июля, на котором французы ещё в прошлом году выставили снегомерные рейки на. поперечном створе. После того как взяли по ним отсчёты, заночевали на морене, в трех километрах от конца ледника.
Проснулись под аккомпанемент дождя, но надо идти дальше. По мере подъёма на вершину ледника горы впереди затягивались облаками, а снизу, за спиной гляциологов, надвигалась низкая облачность. Чем выше они поднимались, тем становилось прохладнее, и наконец дождь перешёл в снег, появились снежные «болота» и закрытые снегом трещины, в которые не раз стремились «нырнуть» нарты.
К полуночи сделали остановку, чтобы отдохнуть и поесть.
— Что будем делать? — обратился к уставшим и промокшим товарищам Анри. — Останемся ночевать здесь или пойдём на перевал?
— Есть резон устроить ночлег на перевале — ведь тогда сэкономим целый день, — предложил Володя.
И снова они двинулись вверх, таща за собой нарты. Постепенно склон становился более пологим, что предвещало близость перевала. Почувствовав это, путники приободрились. Принялись Даже гадать: сколько метров до вершины — 50 или 500? Но прошли уже полтора километра, а её все нет и нет, хотя, по всем расчётам, она должна была быть совсем рядом.
Лагерь разбили уже под утро. Втиснулись втроём в двухместную нейлоновую палатку и, чтобы быстрее согреться, влезли в спальные мешки.
Проснулись во второй половине дня. По аэрофотоснимкам oпределили своё местоположение и сделали наблюдения. Группа действительно находилась на перевале между ледниками 14 Июля и Исаксена на высоте около 1000 метров. Плато лежало на 200 метров ниже. Здесь уже можно было встать на лыжи.
Несмотря на «визиты» тумана-облака, накрывавшего много раз гляциологов, они благополучно спустились на плато. На его поверхности лёгкий морозец успел образовать ледяную корку, которую ноги легко продавливали. Быстро поставили палатку — и за работу. Как часто случалось и прежде, день «поменяли» на ночь, благо на Шпицбергене ещё не наступила пора сумерек. Спать же во время полярного дня абсолютно все равно когда — днём или ночью.
Работу начали с шурфа. Фирн показался на глубине двух метров. Это говорило о том, что за зиму здесь отложилась двухметровая толща сезонного снега. Затем со дна шурфа пробурили скважину и определили в ней температуры ледника до глубины 12,5 метра. Так удалось выяснить, что условия питания ледника на плато Исаксена и его температурный режим не претерпели существенных изменений со времени работ Ханса Альмана.
Очередная побудка произошла к вечеру 25 июля. Только тут трое гляциологов обнаружили, что находятся в районе трещин. И хотя видимости не было вокруг, требовалось идти дальше: приближалось контрольное время, назначенное Михалёву для выхода в эфир с берега Конгс-фьорда. Не очень разговорчивый Анри вдруг произнёс: «Вени, види, вици». Но товарищи сразу же внесли поправку в это знаменитое изречение Юлия Цезаря, известившего сенат об одержанной им победе над Фарнаком («Пришёл, увидел, победил»): «Какое уж здесь „види“, когда такой туман, только „вени, вици“!»
В шесть часов вечера гляциологи продолжили свой путь по плато на юг, надеясь лишь на помощь буссоли Шмалькальдера. Но от падения в трещины даже этот точный компас не мог уберечь людей. Поэтому то они сами, то нарты часто «повисали» над зловещими воронками пропастей. Вынужденные остановки тормозили продвижение вперёд, срывали намеченный заранее путевой график. Мучала жажда. Чтобы иметь небольшой запас воды, каждый нёс за пазухой и в карманах баночки со снегом, где он постепенно таял, растапливаемый теплом человека.
Стали появляться ручейки, и наконец открылись ледниковые грещины — снег исчез с поверхности. Неожиданно наткнулись на какое-то озеро. Долго пытались найти его «изображение» на прошлогоднем аэроснимке, но смогли обнаружить только подобие этого озера, настолько изменилась его конфигурация за один год. Но даже такой ориентир был очень ценен. Затем Михалёв каким-то чудом разглядел в сплошном тумане неясные очертания гор и закричал:
— Вижу горы!
— О, Володя! У тебя очень хорошие глаза! — воскликнул Анри Жоффрэ.
— Да нет! Просто у меня очень хорошие очки! — пошутил Михалёв, страдавший небольшой близорукостью и носивший очки.
Теперь уже можно было спокойно определить своё местонахождение. Сориентировавшись, взяли правильное направление. Через некоторое время остались позади последние маленькие островки снега и дальше начинался оголённый лёд. Лыжи пришлось положить на нарты. Был полдень 26 июля, когда Володя, Анри и Тони ступили на ледник Круне. Нарты с трудом удавалось сдерживать на сильном уклоне — то и дело они норовили «ускользнуть» вперёд. В просветах облаков начали неторопливо появляться все новые и новые очертания гор, которые показались гляциологам незнакомыми. Решили подождать окончательного прояснения.
Наконец туман рассеялся ещё немного и позволил взглянуть по сторонам. Намётанные глаза полевых исследователей быстро отыскали нужные им горные ориентиры. Когда сравнили их с аэроснимками, оказалось, что, пройдя 20 километров по ледникам, группа отклонилась от маршрута лишь на полтора километра и обошла маленький нунатак не справа, а слева. Пришлось вернуться к горе, окружённой льдом, и отсюда спускаться по крутому ледопаду. Тем временем туман окончательно исчез, и можно было выбирать более удобный путь. Нарты всё время стремились наехать на верёвки и ноги тех, кто шёл впереди.
Позади осталось 20 часов непрерывной ходьбы. Очень хотелось устроить ночлег. Шли, шатаясь от усталости, едва удерживая ноги на льду во время резкого спуска. Но о продолжительном отдыхе не могло быть и речи: торопились к радиостанции, которая лежала в укромном месте у подножия горы Оссиана Сарса. Там же «ожидали» путников небольшой склад провианта, пресная вода и баллон с газом. Все это мы заранее завезли сюда с Михалёвым на нашей шлюпке.
Недалеко от конца ледника показались какие-то ползущие люди.
— Наверно, ещё парочка «сумасшедших» лезет на ледник, — промолвил Володя.
«Сумасшедшими» на поверку оказались японские туристы, только недавно прибывшие в Ню-Олесунн. Любителей-гляциологов предупредили, чтобы они были поосторожнее: здесь много трещин.
Вот наконец и нижний край ледника. Взяли спальные мешки — и скорее к берегу фьорда. До него только два километра, но путники находились непрерывно на ногах уже 25 часов!
В этот день я тщательно проверил экспедиционную радиостанцию РПМС, установленную в моей комнате на окраине Ню-Олесунна. Начиная с семнадцати часов надел наушники и начал прослушивать эфир. Но Михалёв продолжал молчать. Наконец в семь вечера раздался тихий с хрипотцой голос:
— Здравствуй, дорогой «папочка»! Как меня слышишь? Это я, твой «блудный сын» Вова. Докладываю: у нас все в порядке, все здоровы. Высылай за нами плавучее средство! Мы падаем в мешки спать. Очередной срок радиосвязи в 23.00.
Я поздравил Михалёва с успешным завершением похода и сообщил, что «Тайфун» ожидает нас уже у причала.
Спешно направляюсь к морякам. Немедленно старший штурман Юрий Просвирник спускает на воду видавшую виды шлюпку и уходит с матросами на другой берег.
В два часа ночи появляется уставший старший штурман «Тайфуна» и сообщает невесёлую новость:
— В пути сломался мотор. Вынуждены были вернуться на вёслах на корабль без гляциологов…
Надо что-то срочно предпринимать. Предлагаю идти к мэру Ню-Олесунна Юхану Скрадеру и просить его предоставить нам любую лодку. Темпераментный парижский инженер Морис Денойель тут же идёт будить главу администрации посёлка. Юхан быстро одевает непромокаемую одежду и сам возглавляет поход за гляциологами. Минут через десять я вместе с двумя норвежцами н двумя французами отправляюсь в дальний угол залива.
Утром 27 июля 1967 года «Тайфун» покинул Кингсбей. С причала нам ещё долго махали французские гляциологи Анри и Тони.
Так закончился этот не совсем обычный гляциологический рейд по ледникам северо-западной части архипелага. Русский и два француза прошли по пути шведа Ханса Альмана, проложенному (если так позволительно говорить о леднике) свыше трех десятков лет назад. Эту работу мы рассматривали и как подтверждение успешного сотрудничества между полярными исследователями Советского Союза и Франции.
… Здесь я позволю себе немного нарушить хронологию повествования и перенестись вперёд на восемь лет.
Группа гляциологов вместе с почвоведами нашего института доктором географических наук Виктором Оганесовичем Таргульяном и Сашей Куликовым, входившими в состав гляциологической экспедиции, в конце июля 1975 года проводили исследования на побережье Конгс-фьорда. С разрешения начальника Ню-Олесунна Кристиана Снелведа мы разместились в небольшом норвежском домике «Госэбу» («Гусиное гнездовье»), который располагался на вершине низкого холма близ залива и недалеко от языка ледника Средний Ловен. В километре находились четыре красных домика французской экспедиционной базы. Времени для визита туда на первых порах у нас не было. К тому же мы не знали, обитаема ли сейчас эта база.
Погода в тот день не благоприятствовала проведению полевых работ: непрерывно шёл мелкий назойливый дождик и дул холодный ветер. Однако друзья-почвоведы все же отправились бить шурф метрах в трехстах от нашего домика. Ловко орудуя киркой и лопатой, они отрыли траншею, затем натянули над ней полиэтиленовую плёнку и приступили к описанию шурфа. Гляциологи же решили, воспользовавшись ненастьем, обработать полученные на леднике материалы, а заодно, для пользы дела, поддерживать огонь в печурке и приготовить воскресный обед по всем правилам.
Еда была готова уже давно. Жару развели несносную, а почвоведы все не приходили. Но вот наконец у двери раздался шум.
— Порядок! Работяги-землееды притопали! — воскликнул Корякин.
Каково же было наше удивление, когда мы увидели двух человек в непривычных жёлтых непромокаемых анораках и коротких зелёных сапогах. С вошедших стекали потоки воды. Лицо одного из них мне показалось знакомым. Когда он отбросил капюшон анорака, я сразу же узнал его. Это был французский гляциолог Анри Жоффрэ. Хотя и прошло восемь лет со дня расставания в Ню-Олесунне, мы не забыли друг друга. Жаль, не было сейчас с нами Володи Михалёва!
Оказалось, что Анри надумал провести свой отпуск вместе с женой-профессором и четой приятеля-социолога на… Шпицбергене. Остановились все они на французской базе. Там же жили ещё трое учёных из Института географии города Безансона. В компании или в одиночку Анри Жоффрэ почти ежедневно совершал экскурсии на окружающие ледники. С особым удовольствием он рассказал, что смог обнаружить свои снегомерные рейки, забуренные десять лет назад, и взять по ним отсчёты. Анри тут же переписал из своего полевого дневника все эти данные и любезно передал их нам.
Вечером участники советской и французской экспедиций собрались вместе с «отпускниками» на нашей базе. Вспоминали общую работу, ледники, на которых вели исследования, ну и, конечно всех гляциологов, с кем судьба свела на Шпицбергене.
Потом французы принимали нас на своей базе. Это была незабываемая встреча. Все вместе мы пели «Марсельезу» и «Интернационал», «Подмосковные вечера» и «Калинку»… В такие минуты познаешь, как важно жить на земле в мире…
Пока мы с Михалёвым работали в районе Ню-Олесунна, наши моряки-гляциологи продолжали действовать самостоятельно на своей «Беде». В их задачу входило собрать информацию о ледниках, расположенных по западному побережью архипелага. Северо-западный маршрут Троицкий и Корякин закончили успешно. Высадив франко-советский отряд, они вновь самостоятельно прошли через пролив Форлансунн.
Когда мы вернулись в Баренцбург, «Беда» готовилась к своему новому походу — в Бельсунн, где была организована подбаза с горючим.
Отсюда морской отряд обследовал Ван-Кёлен-фьорд и ледника этого района, а затем взял курс на север — в Ван-Мейен-фьорд. Чтобы попасть в него, надо было пройти небольшой пролив с ласковым женским именем Мария. В конце фьорда располагался посёлок Свеагрува, недалеко от которого находились ледники и морены, интересовавшие гляциологов.
Август 1967 года выдался на Шпицбергене очень плохим: обильные дожди, сильные ветры, густые туманы, холодные дни, непрекращающиеся штормы. Нагруженная до предела шлюпка медленно вспарывала зыбь Бельсунна. Вот уже показался узкий остров Аксель, замыкавший с востока этот залив. За ним находился Ван-Мейен-фьорд. Требовалось лишь проскочить пролив Марии. Сложность заключалась в том, что скорость здесь приливо-отливных течений, по-видимому, совпадала со скоростью шлюпки. По таблицам Корякин определил наиболее подходящее время прорыва в момент смены течений. Карты не могли дать все необходимые сейчас сведения. Больше всего беспокоили грозные стоячие волны, образующиеся в результате смены приливо-отливных течений, представлявших опасность для плавания.
Оба члена экипажа «Беды» совмещали функции и капитана, и механика, и штурмана, и моториста, и матроса. Вот наступает время идти на руль Корякину. С носа, где он был вперёдсмотрящим, Володя пробирается по ящикам и канистрам, прикрытым брезентом, на корму, по дороге откачивая ручной помпой воду из шлюпки и перемешивая в канистре бензин с маслом. Потом вместе с Троицким уточняет по карте местоположение и высматривает береговые ориентиры по курсу шлюпки. Гул мотора затрудняет переговоры, и приходится прибегать к привычным жестам. Например, кивок головы означает согласие, а лёгкое прикосновение к плечу — внимание. За время совместных работ оба гляциолога хорошо научились понимать друг друга.
«Вахту сдал», — произносит Троицкий. «Вахту принял», — вторит ему Корякин и занимает место у руля. Его же товарищ на час становится вперёдсмотрящим. Сдавший вахту идёт не отдыхать, а работать. Вот он поднял руку — значит, заметил какую-то опасность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34