Во всяком случае, делая свой вызов английским ученым, сообщаю, что метр Пьер Ферма к их услугам.Трудно передать то впечатление, которое произвело на англичан это скромное имя.— Пьер Ферма! — воскликнул после затянувшегося молчания Джон Валлис.— Отчего же вы не назвались нам раньше?— Мне показалось, что уважаемые джентльмены не проявляли интереса к именам своих собеседников.Англичане смущенно переглянулись.— Мы сожалеем, сударь. Теперь все будет по-иному. Мы принимаем ваш вызов…Джон Валлис оборвал свою фразу, заметив, что в голубую гостиную, громыхая оружием, ворвались два рослых альпийских стражника в сопровождении поджарой, дышащей гневом хозяйки пансиона:— Вот он, скорее вяжите его! Он в стенах моего заведения осмелился сделать вызов, вынуждая почтенных постояльцев принять его.Стражники грубо схватили Ферма за руки.— Вы с ума сошли! — запротестовал Ферма, глядя на растерявшихся англичан, которые не решались прийти к нему на помощь.— Это мы с ума сошли? — переспросил капрал. — Не добавляйте к своей вине еще и оскорбление властей! — И старший из стражников угрожающе зашевелил пышными усами.Англичане сделали попытку уговорить капрала, но тот никого не хотел слушать, ссылаясь на приказ офицера.К счастью, Луиза, лежавшая в своей комнате, не видела позорной сцены, когда ее мужа повели под стражей по той самой заросшей колее, по которой они недавно гуляли вместе, любуясь видом на горы.Сейчас Пьер Ферма не видел ничего. Опустив голову, он размышлял о нелепости своего положения, когда нет никакой возможности в чем-нибудь убедить этих тупоумных альпийских стражей, вообразивших, будто он кого-то намеревался убить.Горная вершина, сверкая снежным покровом, как и прежде, высилась, словно вырезанная в синем небе, но Пьер Ферма мыслями был в далеком Париже, где его вот так же вели под конвоем в Бастилию. Но тогда он даже радовался этому, стараясь уберечь Декарта, а сейчас… сейчас он всего лишь бросил вызов всей Англии во главе с самим Кромвелем!Но как доказать этим, что он предлагал соревнование умов, а не кровопролитие, как доказать, что его напрасно тащат к альпийскому офицеру за попытку убийства «мирного» постояльца пансиона «Горная курочка»?Поймет ли что-либо офицер? Глава третья. КОРЕНЬ КУБИЧЕСКИЙ Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум. Ф. Ларошфуко Командир роты альпийских стражников (одно время в местном кантоне они представляли собой нечто среднее между жандармами, пограничной охраной и спасательной командой в горах) лейтенант Анри Бернард отнюдь не считал себя баловнем судьбы. Вся его жизнь казалась ему лестницей неудач, начиная с проклятой ступеньки экзаменов в колледже, где он провел последние годы, занимаясь игрой в мяч, скалолазанием и другими физическими упражнениями, ненавидя таблицу умножения, где почему-то 5 є 5 = 25, 6 є 6 = 36, а 7 є 7 = 49 (?), чего никак не удавалось ни понять, ни запомнить из-за «дырявой», как жаловался Анри Бернард, памяти.Словом, диплома об окончании колледжа он не получил, не попав на выгодную службу к отцу, где непременно требовалось искусство счета.Происходя из знатной семьи кантона, имея отца, державшего в Цюрихе заемную контору (прообраз будущих швейцарских банков), Анри Бернард мог бы надеяться на удачу, но крутой нрав родителя не допускал, чтобы человек, не умеющий считать, взялся бы за работу в его конторе или в любом торговом заведении. Он даже готов был лишить нерадивого сына наследства, но все же помог ему получить офицерский чин и пойти на военную службу, что в Швейцарии означало вступление в наемные войска с отправкой в другие страны, к чему Анри Бернард был совершенно не расположен, влюбленный в прелестную Женевьеву, дочь отцовского компаньона.При решении вопроса о месте прохождения военной службы неожиданно сыграли роль его безрассудные, по мнению отца, восхождения на труднодоступные вершины, и вместо отъезда к иноземному королевскому двору лейтенант Бернард попал в высокогорную глушь командиром роты альпийских стражей, с которыми вместе карабкался по отвесным скалам, чтобы выручить незадачливых гостей кантона, так же безрассудно, как и он когда-то, штурмующих вершины. В остальном жизнь в горной солдатской хижине была одуряюще скучна, не говоря уже о тоске по Женевьеве.Обычно тихий, задумчивый, высокий, как отец, но нескладный и на редкость бесцветный, с плоским лицом и пшеничного цвета растительностью, бровями, ресницами, усами, волосами, Анри Бернард к вечеру обычно пребывал в самом скверном расположении духа, когда являл сам себе полную противоположность, становясь подозрительным, злым, несправедливым, готовым выместить на других свои неудачи. Солдаты старались в такие минуты не попадаться ему на глаза.Но у конвоиров, доставлявших в расположение роты задержанного толстеющего француза, уже в возрасте, с длинными, по плечи волосами и чуть одутловатым лицом, выбора не было, в каком бы настроении лейтенант ни оказался.И Пьер Ферма предстал перед развалившимся на скамье у грубо сколоченного дощатого стола лейтенантом, смерившим его недружелюбным взглядом.— По требованию хозяйки пансиона «Горная курочка» этот ее постоялец был взят под стражу, господин лейтенант, за то, что сделал вызов другим двум постояльцам в нарушение конституции кантона, — бойко доложил капрал, бравый и усатый.— Так, так! Правильно скручено, капрал. Вы отрицаете, сударь… э-э… что сделали вызов?— Нет, не отрицаю, господин лейтенант, но…— Какое еще «но»! Признаетесь, значит, виновны. И все тут!— Не совсем так, господин лейтенант. Дело в том, что я Пьер Ферма, математик, сделал вызов англичанам, объявляя им математическую войну.Анри Бернард наморщил лоб, сопоставляя несопоставимое:— Еще того лучше! Он на территории кантона… э-э… объявляет войну! Вина тем усугубляется. Каждый въезжающий в нашу страну чужеземец должен знать ее законы.— Ваши справедливые законы, господин лейтенант, запрещают кровопролитие, что позволяет Швейцарии так процветать, но я ведь вызвал англичан на математическую войну.— Какую еще там… э-э… математическую войну? Это когда математики подсчитывают число убитых и раненых?— Никаких убийств, господин лейтенант! Только состязание в способности к математическому мышлению.— Математика?.. Э-э… То, что вы нарушитель законов кантона, ясно, а вот… э-э… насчет математики…— Я легко докажу, что это моя область.— Интересно, как это вы мне… э-э… докажете?— Я сделаю самое трудное математическое вычисление в вашем присутствии с молниеносной быстротой.— А как я вас проверю?— Очень просто. Я не говорю о таких доступных задачах, как сложение, вычитание, умножение или деление, даже возведение в степень…— Ну-ну! И что еще придумаете?— Скажем, извлечение корня. И не квадратного, а посложнее, кубического корня, хоть из шестизначного числа. Согласитесь, что это выглядит не таким простым делом.— Извлечение кубического корня? Что-то слышал об этом, как о самом заковыристом деле. А шестизначное… э-э… это очень большое число…— Возведите в третью степень любое двузначное число, господин лейтенант, и произнесите вслух полученное пятизначное или шестизначное число. Пока вы его объявляете, я назову вам ответ.— Что-то очень хитро… э-э… и, конечно, невозможно.— Но это самый простой способ убедиться в том, что вы имеете дело с математиком.— Да… но нужно перемножать двузначные числа — это целая чертовщина.— Поручите это господину капралу или еще двум-трем из ваших стражников.— А ну! — скомандовал лейтенант капралу. — Вызовите мне интенданта роты. — И он обернулся к Ферма: — Сейчас, сударь, этот парень выведет вас на чистую воду. Меня еще можно одурачить вашими фокусами, но не его! Он ведет в нашей роте… э-э… весь счет, платит за провиант, амуницию, офицерское жалованье и… э-э… ну да это неважно. Считать он умеет. И за себя, и за других.— Мне только это и надо, господин лейтенант.Вошел еще один капрал, низенький и юркий, с бегающими маленькими глазками и хитроватой усмешкой под солдатскими усами.— Капрал! Этот правонарушитель утверждает, что извлечет кубический корень… э-э… как это… из шестизначного числа раньше, чем вы успеете его произнести. Как? Возможно это?— Никак нет, господин лейтенант, невозможно, клянусь господом богом.— Всегда считал вас добрым христианином, когда вы клялись так при сложных… э-э… расчетах. Тогда… как это называется?.. Ну, возведите в третью степень, что ли, двузначное число. Садитесь вот здесь и пишите. А ты, капрал, — обратился он к старшему конвоиру, — делай то же самое на другом конце стола. Это, чтобы не переврали… э… покажите один другому начальные цифры.Капралы обменялись взглядами, и, что-то шепнув друг другу, сели на разных концах стола, и, сопя и кряхтя, принялись перемножать двузначные числа, чтобы получить их куб.Интендант закончил вычисление раньше и, прижимая к груди аспидную доску, на которой писал мелом, долго с сожалением и превосходством смотрел на своего соратника, трудившегося с гусиным пером и листком бумаги, высунув кончик языка.Наконец и тот закончил, но, видимо, ошибся, потому что интендант заставил его пересчитать. И только после этого, сверив полученные результаты, интендант передал аспидную доску командиру.Ферма чуть искрящимися от внутреннего смеха глазами наблюдал за этой забавной процедурой.Лейтенант же торжественно, с отчетливой раздельностью произнес:— Пятьдесят тысяч…— Тридцать… — тихо вставил Ферма.— …шестьсот пятьдесят три, — закончил лейтенант и услышал конец фразы Ферма:— …семь. Тридцать семь, с вашего позволения…— Чертовщина! — всполошился лейтенант. — Э-э! Мошенничество! Еще одна ваша вина! Вы, сударь, обладая… э-э… завидным слухом, подслушивали, как капралы обменивались начальными цифрами, и назвали их теперь, будто вычислили!Ферма пожал плечами:— Ваши подчиненные могут выйти из помещения и вернуться с готовым результатом, господин лейтенант.— И правда! Капралы! Марш из казармы! И помножьте мне там… э-э… что-нибудь побольше.Капралы послушно ушли и вернулись через несколько минут, многозначительно передав командиру аспидную доску.Лейтенант зловеще провозгласил:— Шестьсот восемьдесят одна тысяча…— Восемьдесят, — без промедления вставил Ферма.— …четыреста семьдесят два! — закончил лейтенант и услышал, сам себе не веря, конец ответа Ферма:— …восемь. Восемьдесят восемь, сударь!— Вы — колдун! Вас надо было бы в прежние времена передать инквизиции и сжечь на костре.— Здесь нет ни колдовства, ни секрета, господин лейтенант! Через полчаса вы будете проделывать то же самое.— Я? Э-э!.. Как это так?— Нет ничего проще, надо только запомнить восемь цифр.Два капрала, шевеля усами, уставились на колдуна.— А ну… э-э… Выйти всем! — скомандовал лейтенант.Стражники покорно исчезли из хижины.— Так вы хотите сделать из меня… э-э… математического волшебника, что ли?— Нет, просто ознакомить вас с некоторыми приемами теории чисел, очень простыми. Вы заметили, что я назвал первую цифру ответа, едва вы произнесли первые две, три цифры многозначного числа, говоря мне, сколько тысяч в нем. Мне этого достаточно, чтобы уже знать, сколько десятков двузначного числа надобно возвести в третью степень, чтобы получить чуть меньшее число тысяч. А когда вы заканчивали произнесение всего числа, то меня интересовала лишь последняя цифра, ибо каждому числу в кубе соответствует лишь определенная цифра извлеченного из него кубического корня.— Э-э… — наморщил лоб лейтенант. — Как же в этом разобраться?— Запишите себе восемь цифр.— Сейчас, сейчас, сударь, — заторопился лейтенант. — Только очиню перо. Этот капрал так… э-э… им царапал, что и писать теперь нельзя.— Запишите, потом запомните.— А вы их наизусть знаете?— Конечно. И вы так же знать будете, если хотите показать людям свое необычайное уменье счета.— Э-э! Вы попали в самую точку, сударь. Вы даже не представляете, как мне это надобно.— Тогда пишите: единица всегда единица. 2\3 = 8, 3\3 = 27, 4\3 = 64, 5\3 = 125. Эти цифры нет ничего проще запомнить. И еще 6\3 = 216.— А как их выучить? — горестно спросил лейтенант.— Хотя бы так: двойка в кубе — это сколько клеток в ряду на шахматной доске?— Восемь.— Ну вот видите! Вам этого уже не забыть! Простите, сколько вам лет?— Двадцать семь.— Как удачно! Тройка в кубе! Запомнили? А четверка в кубе — 64. Как раз столько клеток на всей шахматной доске.— Верно, сударь.— Пятерка в кубе — 125. Первые две цифры 1, 2 в сумме дают куб, а третья — вашу пятерку. Ясно? Теперь шестерка в кубе — 216. Опять первые две цифры в сумме дают куб, только расположены они в обратном порядке, а последняя цифра — шестерка, которую мы уже возводили в куб.— А ведь, пожалуй, так можно и запомнить. Что-то нас… э-э… не так учили…— Зазубривать вас учили. Один мой друг, великий философ Рене Декарт, пишет, что «для того, чтобы усовершенствовать ум, надо больше размышлять, чем заучивать».— Это верно, сударь. Мудрый у вас друг.— Это не мешает нам с ним спорить порой.— Вот и мне теперь хочется поспорить с вашими цифрами в кармане.— С кем поспорить?— С отцом, ох как надо поспорить с ним!— Итак, остались только три числа 7\3 = 343. Это число начинается (или кончается) тройкой, то есть кубом. А сумма оставшихся цифр дает первоначальное число — семерку. Чувствуете общую закономерность? Не зазубривать, а размышлять!— Конечно, чувствую, размышляю, даже вижу! — обрадовался лейтенант. — До чего интересно!— Я рад, что это вас заинтересовало.— У меня тут… э-э… не просто любопытство, если бы вы знали, сударь. Кажется, от ваших цифр будет зависеть… э-э… мое счастье.— От души вам его желаю. Итак, еще два числа: 8\3 = 512. Как видите, последние цифры опять единица и двойка — в сумме куб, а все вместе цифры дают в сумме восьмерку! И наконец, последнее: 9\3 = 729. Вглядитесь в это число. Последняя цифра наша девятка, а две первые, как и 3\3, читаются как 27 (только в обратном порядке) — ваш возраст.— Ну, в прямом чтении это возраст моего отца. Тоже запоминается. Теперь, будьте уверены… э-э… научусь запоминать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83