Только они ушли, как в квартиру раздался звонок и хозяин впустил самого мэра города. Это был высокий мужчина с красивой серебристой сединой в волосах. Глядя на его представитель-ную фигуру, трудно было вообразить, что это он вчера ночью орал благим матом.
- Послушайте, - сказал он, - у вас вчера, судя по шуму, были гости... Не было ли между ними какой-нибудь ссоры?
Теперь было видно, что он вчера сильно перетрухнул.
- Нет, - отвечал хозяин, - всё это случилось, когда я вместе с товарищем пошел провожать гостей...
Мэр города молча покосился на Вику и на Заура, как бы чувствуя, что утреннее пребывание их здесь свидетельствует о непорядке, который может быть звеном в цепи непорядков, привед-ших к тому, что у него выбили стекло. Казалось, он чувствует, что случившееся связано с этой квартирой, но никак не может ухватиться за какое-нибудь доказательство. Он медленно повернулся и вышел из комнаты, и хозяин закрыл за ним дверь.
Через несколько дней товарища Заура вызвали в городское отделение милиции, где, пытаясь напасть на след злоумышленника, его допрашивал следователь. Судя по всему, делу был дан серьезный ход, подозревали попытку убить председателя горсовета. Эту версию он сам выдвинул. Делом заинтересовались в обкоме партии, и следователь пытался выжать из молодого архитектора хоть что-нибудь. Однако выжать ему ничего не удалось.
Обо всем этом Юра рассказал Зауру, и вот через несколько дней звонок и его вызывает следователь. Немного взволнованный, но никак не растерянный, он шел к зданию городской милиции. По дороге он встретил знакомого старого актера. Это был очень хороший актер, но сейчас по старости он почти ничего не играл, слонялся по городу с развевающейся львиной гривой - то здесь постоит поговорит, то там присядет и выпьет кофе.
- Куда разогнался? - остановил он Заура.
- Следователь вызывает, - ответил Заур.
- Следователь, - удивился актер, - что за дело?
Заур вкратце, не выдавая истинных виновников происшествия, рассказал о случившемся. Актер вынул из кармана коробку с конфетами (он бросил курить), взял сам конфету и предложил Зауру.
- А вид у тебя такой, что ты за подарком летишь, - сказал актер, кладя в рот конфету.
- Чистая совесть, - ответил Заур шутливо и тоже положил конфету в рот.
- Время, - многозначительно поправил его актер, - время сдвинулось.
Он пожелал ему удачи и пошел своей дорогой. Да, в самом деле, думал Заур, подходя к зданию милиции, время здорово изменилось. За спиной Заура, внушая ему уверенность, незримо стоял Двадцатый съезд партии. Уверенность была настолько сильна, что Заур, отыскав десятую комнату, хотел было проглотить конфету, но потом решил: с какой стати! - и, незаметно посасывая ее, приоткрыл дверь.
- Можно?
- Пожалуйста, входите, - сказал пожилой человек, вставая из-за стола и протягивая ему руку.
Следователь был человеком маленького роста с помятым, усталым лицом. Раньше навряд ли, подумал Заур, следователи так встречали тех, кого они подозревали в преступлении.
Заур сел напротив него. Следователь закурил папиросу "Беломор". У Заура возникло ощущение старомодности этой привычки следователя курить папиросы "Беломор", когда почти все перешли на сигареты. Посмотрим, как ты выудишь у меня правду, подумал Заур, уверенный, что в этой игре он будет сильнее этого маленького следователя, с помятым, усталым лицом.
- Вы, наверное, не подозреваете, по какому делу я вас вызвал? спросил следователь.
- Нет, - сказал Заур.
- Помните, неделю тому назад, когда вы были в гостях у своего друга, там рядом кто-то выбил стекло?
- Да, помню, - сказал Заур.
- Что вы можете сказать по этому поводу? - спросил следователь и, затянувшись, положил папиросу в пепельницу.
- Ничего, - сказал Заур, - понятия не имею, кто это сделал.
- Из гостей никто не мог? - спросил следователь и, взяв папиросу из пепельницы, затянулся.
- Нет, - сказал Заур, - всё это случилось, когда мы провожали гостей.
- Значит, вас вообще не было в доме в тот момент?
- Да, - сказал Заур.
- Все-таки вспомните, - может, кто-нибудь из ваших знакомых приревновал к кому-нибудь одну из девушек, которые были там.
- Нет, - сказал Заур, думая о том, как следователь близок к истине, ничего такого не было.
- Ну а сами вы что думаете по поводу случившегося? Есть у вас какое-нибудь предположение?
- Думаю, что какой-то пьяный это сделал, - сказал Заур.
- Между нами говоря, я то же самое думаю, - согласился с ним следователь.
Зауру показалось, что он подмигнул ему.
- Но тут некоторые усматривают политическую акцию, - продолжал следователь, - но я думаю - это ерунда... Какой-то пьяный хулиган решил повеселиться... Но вот некоторые усматривают в этом возможность политической акции, и мы должны тщательным образом всё проверить...
Заура поразила откровенность следователя. Вот как время изменилось, радостно мелькнуло у него в голове, следователю навязывают политическое дело, а он в согласии со здравым смыслом видит в этом простое хулиганство. И имеет смелость прямо об этом со мной говорить. Заур почувствовал прилив такого уважения и даже благодарности к следователю, что заставил себя проглотить пластинку конфеты, всё еще остававшуюся у него во рту.
- Какая тут политика, - мягко поддержал его Заур.
- В том-то и дело, - вздохнул следователь, - а вы, кажется, оставались ночевать у своего друга?
- Да, - сказал Заур и теперь с неприязнью подумал, что следователь слишком много знает. Когда допрашивали хозяина квартиры, ему тоже дали знать, что им известно о том, что его друг с девушкой оставались у него ночевать. Заур боялся, что следователь сейчас начнет наводить справки относительно Вики, и это было бы ужасно неприятно.
- Ничего такого, - сказал следователь, как бы стараясь замять неловкость, - дело молодое... Ночью ничего больше подозрительного не слышали?
- Нет, - сказал Заур, снова чувствуя прилив благодарности к следователю за то, что тот не стал спрашивать у него насчет его девушки.
- Да, конечно, это какой-то пьяный болван, - задумчиво проговорил следователь.
Заур сейчас испытывал к нему почти умиление.
- Разбил вдребезги окно, - продолжал следователь задумчиво, - чем он только мог ударить...
- Как чем?.. - сказал Заур и хотел добавить: мол, кирпичом.
Вдруг Заур почувствовал, словно электрический разряд пробежал по его телу и припаял последнее слово к кончику языка. Еще не понимая почему, он почувствовал, что слово это нельзя выговаривать.
- ...Палкой или чем-нибудь, - закончил он фразу после мгновенной заминки.
- Да, конечно, - согласился следователь, но Заур понял по выражению лица, что тот потерял к нему всякий интерес. Заур догадался, что весь предыдущий разговор следователя был не чем иным, как подготовкой к этой ловушке, в которую Заур чуть не угодил.
- Вы свободны, - сказал следователь, убирая чистую бумагу со стола и вкладывая ручку в карман пиджака, - будем искать виновного.
- До свиданья, - сказал Заур и поднялся.
- До свиданья, - ответил следователь. Сейчас лицо его не казалось Зауру таким уж усталым и помятым. Ему почудилось, что следователь с нетерпением ждет его ухода, чтобы самому встать и уйти. Вдруг Заур догадался, что следователь вообще из другого учреждения и это не его кабинет. Можно было понять это и пораньше.
Он вышел на улицу, не чувствуя под собой ног. Конечно, волнуясь думал он, я никак не мог знать, чем разбил стекло этот неведомый пьяница... Это Алексей сказал насчет кирпича.
У Заура было ощущение, что он слышал щелчок чуть было не прихлопнувшего его капкана. Сиял майский солнечный день. Он бодро шел в сторону своего института. Он был поражен новым, незнакомым ему ощущением. У него было ощущение, что время, которое, как он думал, исчезло безвозвратно, на самом деле тихо притаилось и ждет...
* * *
Дней через десять у Заура на работе раздался звонок: его приглашали на беседу с секретарем обкома партии. Заур понял, что пробил его час.
Поистине испытывая высокое волнение, он шел к зданию обкома на берегу моря. Показав паспорт в отделе пропусков и взяв пропуск, он прошел в помещение обкома.
На втором этаже в приемной секретаря обкома сидело несколько человек, дожидаясь своей очереди. Секретарша, поздоровавшись с ним, как-то особенно посмотрела на него и тихо вошла в кабинет Абесоломона Нартовича. Заур догадался, что она доложила о нем. И в самом деле, выходя из кабинета, она кивнула ему и сказала:
- Сейчас вы пройдете...
Зауру было неудобно, что он пройдет раньше ждущих здесь своей очереди, но она так сказала, что он не собирался с ней спорить. Тем более не собирались с нею спорить те люди, которые дожидались своей очереди.
Заур сильно волновался, но чувствовал, что в его волнении больше радости, чем тревоги. Он долго думал над судьбой своего послания и еще раньше решил, что если дело будет плохо, то его вызовут в КГБ. Но теперь, дождавшись вызова в обком партии, он не мог удержаться и не хотел удерживать себя от радостного предчувствия.
Когда посетитель вышел из дверей кабинета, секретарша кивнула Зауру и снова как-то по-особому посмотрела на него. Взгляд ее выражал внеслужебное, личное любопытство.
Заур открыл дверь и вошел в кабинет. Испытывая легкий приступ агорафобии, он пересек огромное пространство кабинета и подошел к столу Абесоломона Нартовича. Секретарь обкома протянул ему руку через стол, и Заур, сдерживая заранее прорывающуюся горячую благодар-ность, пожал протянутую руку. Абесоломон Нартович сделал жест в сторону стула, и Заур сел.
Абесоломон Нартович спросил, кто его родители. Заур ответил. Узнав, что отец Заура сидел, но недавно был посмертно реабилитирован, он доброжелательно и понимающе кивнул головой, как человек, причастный ко времени, реабилитировавшему его отца. Потом он у него спросил, давно ли Заур работает в институте. Заур ответил. Потом спросил, читает ли Заур лекции по линии общества по распространению научных знаний. Да, отвечал Заур, читает.
Всё это время Абесоломон Нартович, сидя на своем месте, поглаживал рукой первую страницу послания Заура. Во время ответов на свои вопросы он кивал головой, дескать, очень хорошо, дескать, ничего другого я не ожидал.
Абесоломон Нартович, выдвинувшийся в первые ряды партийных работников во времена хрущевских реформ, любил встречаться и разговаривать с интеллигенцией. При этом любил с ними встречаться и разговаривать не столько у себя в кабинете, сколько в банкетных залах ресторанов и закрытых санаториев. Лично он и сейчас предпочел бы поговорить с этим молодым человеком за бутылкой хорошей "изабеллы", но вопрос, поднятый им, был чересчур важным, чтобы рискнуть встретиться с ним в менее официальной обстановке. Абесоломон Нартович еще перед тем, как прочесть пересланное из Москвы послание Заура, знал, как на него надо реагировать, потому что был звонок из Москвы.
"Вызовите его к себе, поговорите", - предлагал звонивший из Москвы, и это означало, что в отношении автора должны быть исключены репрессивные меры. Это соответствовало духу времени и личным склонностям Абесоломона Нартовича.
- Я внимательно ознакомился с вашей запиской в правительство, наконец приступил к делу Абесоломон Нартович, - вы знаете, что это такое?
Он с доброжелательным лукавством взглянул на Заура. Заур не знал, как понимать его слова, и слегка пожал плечами.
- Это взгляды современных социал-демократов, - добавил он сокрушенно и, приподняв над столом послание Заура, слегка отбросил его. Оно шлепнулось на стол. Абесоломон Нартович, проследив за падением его, взглянул на Заура. Он как бы убеждался и сам давал убедиться Зауру в полном отсутствии воздухоплавательных способностей у его рукописи.
- Социал-демократов? - невольно переспросил Заур, чувствуя и обнажая свою неготовность быть атакованным с этой стороны.
- Да, социал-демократов, - повторил Абесоломон Нартович, не скрывая удовольствия по поводу растерянности Заура, и добавил, словно увеличивая дозу этого удовольствия: - А если углубиться в историю, то это типичное высказывание бухаринцев...
- Почему бухаринцев? - деревенеющим языком проговорил Заур.
- Потому что Бухарин развивал подобные взгляды, - сказал Абесоломон Нартович.
Заур взял себя в руки.
- Я не знаю, какие взгляды развивал Бухарин, - сказал он, - но я убедился, что все крестьяне, которые арендуют землю у колхозов, получают на ней урожай в три раза выше, чем на колхозной земле...
- Ползучий эмпиризм, - с удовольствием пояснил Абесоломон Нартович, но мы, большевики, всегда боролись с ползучим эмпиризмом.
- Я не знаю, как это называется, - сказал Заур, - но убедился в одном, что это выгодно крестьянам, колхозу и, значит, государству.
- Сегодня выгодно, а завтра из этих арендаторов вырастут оголтелые враги нашего строя.
- Но почему?! - вырвалось у Заура.
- Логика классового сознания, - улыбнулся Абесоломон Нартович наивности его восклицания.
Этого Заур никак не мог ни понять, ни принять.
- Но почему сознание людей, которые плохо работают на колхозном поле, выше сознания людей, которые хорошо работают на арендованной земле?! Мы ведь повсюду трубим о высокой производительности труда...
- Мы добивались этого и добьемся в конце концов, но не таким путем, перебил его Абесоломон Нартович, и в голосе его помимо собственной воли послышался металл. Но он быстро вспомнил, что эти интонации Москвой не рекомендованы, и убрал их из своего голоса.
Так они разговаривали с полчаса, и каждый раз, когда логика разговора подходила к такому месту, где, как казалось Зауру, оппоненту только и остается, что согласиться с его выводами, Абесоломон Нартович выставлял железную формулу, которая наглухо перекрывала живое русло беседы. Несколько раз Абесоломон Нартович недоуменно спрашивал у Заура, почему он, исто-рик по профессии, занимается вопросами сельского хозяйства. Отчасти в этом он усматривал источник заблуждения Заура.
В конце беседы Абесоломон Нартович шутливо заметил, что ложные взгляды Заура он сейчас только критикует, но в свое время за такие взгляды люди надолго исчезали в Сибири.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47