Если у врача есть возможность наблюдать человека непосредственно, изучать его поведение на работе и в домашней обстановке, в семье, среди друзей и знакомых, в узком кругу и при большом количестве собравшихся, то, несомненно, можно составить представление о его личности. Впрочем, многое и в этом случае остается скрытым и познается лишь при длительном тесном контакте с наблюдаемым. Однако провести тщательное наблюдение над пациентами едва ли возможно даже в условиях стационара, поскольку здесь люди находятся не в том окружении, в котором обычно проявляются особенности их личности.Иначе обстоит дело с больными детьми, которые не связаны постельным режимом. Как только такой ребенок привыкнет к обстановке, он начинает «проявлять себя» гораздо выразительнее, чем взрослый больной. Вначале и ребенок стесняется новой обстановки, считая, что она обязывает к непривычному поведению, и испытывая также известную боязнь. Но проходит всего несколько дней, и ребенок начинает чувствовать себя в обстановке стационара как дома. На своих товарищей по палате ребенок смотрит не как на больных, вместе с которыми он проходит курс лечения, а просто как на других детей, с которыми он сталкивался и дома, и на улице, и в школе, с которыми можно играть, ссориться и снова мириться. Общая игра в обстановке детского психиатрического отделения вряд ли отличается от любой другой детской игры. Распорядок в клинике, точное время подъема, еды, отхода ко сну расценивается маленькими пациентами не как обстановка больницы, а как несколько видоизмененный домашний режим. Поэтому наблюдения в клинике над детьми дают гораздо более богатый материал, чем над взрослыми. Кроме того, если врач не может сам заняться наблюдениями над маленькими больными, он может получить сведения у психолога или у сестры-воспитательницы, которые находятся с детьми постоянно. Еще больше дает наблюдение в тех случаях, когда непосредственно при отделении есть школа, так как очень важно наблюдать детей и в школьной обстановке. Отношение взрослого человека к труду, к трудовой деятельности, столь важное для суждения о личности в целом, во время пребывания в клинике, естественно, не может выявиться; трудовая деятельность ребенка – это его отношение к школьным занятиям, его работа над домашними заданиями. Таким образом, можно определить, как ребенок справляется с поставленной перед ним задачей, как он относится к обязанностям, насколько важным стимулом является для него соревнование.Но если у ребенка можно многие данные получить путем наблюдения, то вторая сторона диагностики, т. е. обследование, у взрослого проходит безусловно успешнее, чем у ребенка: у детей еще недостаточно выработана способность к самонаблюдению, поэтому они о себе, о своих внутренних переживаниях в состоянии дать лишь весьма поверхностные сведения. В таких случаях могут помочь расспросы родителей и воспитателей.Один тип наблюдения в одинаковой мере важен и у детей, и у взрослых – это наблюдение над мимикой, жестикуляцией и интонациями обследуемого. Если мы, например, хотим установить, действительно ли обследуемый испытывает чувство печали, радости, воодушевления, надежды, опасения, разочарования и т. д., как он нас в том заверяет, то одни его слова не могут служить гарантией. Но по мимике можно определить, соответствует ли то, что говорится, истине. Ничего не выражающее лицо свидетельствует о равнодушии обследуемого, вопреки его утверждениям о том, что он полон печали или надежды. Даже в тех случаях, когда при собеседовании говорят о, казалось бы, давно забытых чувствах, эта тема обязательно находит отражение в мимике, ибо чувства оживают вновь, когда о них вспоминают. Даже если в правдивости рассказа пациента можно не сомневаться, то и тогда по мимике можно определить, насколько глубоко затронуло человека описываемое им чувство, например, действительно ли потеря близкого родственника так сильно потрясла его, как он уверяет. Или наоборот, человек хочет скрыть огорчение или досаду и заявляет, что «все это давно забыто». В таких случаях по мимике нередко можно определить, что огорчение не прошло, что оно мучает человека и поныне.Интонации также часто позволяют судить о том, что говорится, более верно, чем сами слова. Выражение, с которым произносятся фразы, модуляции голоса играют существенную роль. Иногда удается «подслушать» вздох или даже стон, которые выдают то, что в словах показать не хотят. Большое значение имеет и подчеркивание мимикой и голосом того или иного слова (слов). Иногда из рассказов обследуемого мы извлекаем гораздо меньше, чем из сопровождающей рассказ мимики. О чем бы ни шла речь, мимика и интонация могут усилить или ослабить сказанное. Они же могут помочь разобраться в том, уверен ли полностью обследуемый в сообщаемом или кое в чем сомневается. Любое «да», любое «нет» в плане чисто словесного материала как будто однозначны, но тон и мимика позволяют предполагать и другое значение, даже противоположное. Если человек говорит чуть-чуть нерешительно, если он почти незаметно растягивает слова, то это может служить знаком, что глубоко в его сознании живет сомнение в сказанном. Неуверенность выражается и мимически – мы видим вопрошающий, ищущий взгляд, иногда полуоткрытый рот, свидетельствующие о том, что вопрос или высказывание еще не доведены до конца. Тут даже не требуется особого предварительного изучения мимики, она как бы сама заявляет о своей диагностической силе, а мы включаем полученные сведения в общее суждение об обследуемом.Таким образом, наблюдения за мимической, жестикуляционной и фонической системой выразительных средств можно считать важным подспорьем при диагностике личности. Найдутся, конечно, врачи, которые сочтут эту методику малодостоверной. Я же, напротив, хотел бы подчеркнуть, что наблюдения за мимикой – наиболее достоверный из всех методов, которые можно привлечь для диагностирования человеческой личности, ибо здесь чисто духовное содержание находит непосредственное внешнее выражение, которое также непосредственно может быть воспринято другим человеком, о чем я уже писал в своей монографии. Если, например, человек в какой-либо ситуации проявляет страх, то это ни в чем не найдет столь отчетливого выражения, как в его мимике. Пусть он даже пытается подавить выражение страха, но мимически это у него получится гораздо хуже, чем попытка скрыть страх словами или какими-либо действиями. Если повод для страха незначителен, то по мимике почти безошибочно можно сделать заключение о тревожности, боязливости обследуемого. Разумеется, нельзя точно установить и математически доказать, что определенная мимика человека свидетельствует о переживании им минут радости, печали, сомнения и т. п., но все же этот признак достоверен более, чем всякое иное проявление. Нам хорошо известно из повседневного опыта, что человека можно принимать именно таким, каким он познается нами по мимике и жестикуляции: человек с печальным выражением лица едва ли думает о чем-то веселом, а человек, выражение лица которого обнаруживает раздражение, никогда не окажется в мирном и приятном расположении духа. Поскольку мы приходим в таких случаях к выводам непосредственно и иногда очень быстро, то бывает, что о личности человека, просидевшего напротив врача всего каких-нибудь две минуты, можно узнать гораздо больше, чем после тщательного обследования его с применением тестов и анкет. Следует, однако, учесть, что даже после прохождения отличной умственной «зарядки» живость ума со временем все более бледнеет (приходит в упадок), если стимулы – пусть в иной форме – не продолжают поступать.Можно сказать следующее: за единицу времени у человека, привыкшего активно мыслить, рождается больше мыслей, чем у другого, не привыкшего мыслить, независимо от того, у кого из обоих выше интеллект.Достаточно посмотреть на лицо человека, чтобы составить себе суждение о том, насколько он умственно подвижен. При собеседовании, нацеленном на анализ личности, этот момент весьма важен, ибо, независимо от того, какие вопросы мы задаем и какие ответы получаем, нужно отчетливо представлять себе внутреннюю позицию человека. Особую роль она играет при определении экстраили интровертированности личности. Например, у человека с высшим образованием, привыкшего постоянно оценивать окружающие его объекты, об интровертированности может свидетельствовать ярко выраженная склонность к продуцированию собственных идей. У человека же, не прошедшего достаточной интеллектуальной школы, особенно бросаются в глаза черты экстравертированности.И все же необходимо признать, что мимика при детальном исследовании черт личности является не более чем превосходным вспомогательным средством. Конкретные констатации отлично подтверждаются выражением лица, но более полная картина личности выявляется при определении всевозможных реакций обследуемого.Прежде всего, можно попросить обследуемого высказаться о собственном отношении к своему характеру. Мы предлагаем ему набросать свой психологический портрет, спрашиваем, как он смотрит на жизнь, как справляется с ее сложностями. Уже при одном таком самоописании можно выявить важные моменты: одни не могут смотреть на жизнь просто, другие отличаются чрезмерной чувствительностью и возбудимостью, у третьих жизнь протекает спокойно, они любят общество, веселье. Если по мимике и по модуляции голоса мы замечаем, что обследуемый чего-то не договаривает, можно остановиться на этом и расспрос вести детальнее. Если нам кажется, что мы столкнулись с определенной чертой личности, то можно углубить эту тему. Даже если мы окончательно убедились в наличии данной черты, она должна быть подтверждена не общими фразами обследуемого, не утвердительным «да», а фактами из жизни, поступками. Всякий охотно ответит утвердительно на поставленный вопрос (за исключением тех случаев, когда возможно установочное поведение), если положение соответствует истине, но такой ответ приобретает ценность только при подтверждении его объективными фактами. Обследуемый может отрекомендовать себя как человека старательного, целеустремленного, серьезного, живого и т. д., но все эти заявления ничего не стоят, если он не сможет рассказать, в чем именно проявляется его старательность или серьезность. Примеры должны быть выразительными, яркими, ведь речь идет о качествах, которые выделяют данного человека на фоне людей среднего уровня. Примеры должны свидетельствовать, что в аналогичной ситуации поведение обследуемого существенно отличается от поведения других. Утверждать нечто такое, что объективно не соответствует истине, возможно, но никто не сможет в подтверждение привести конкретные случаи и факты, если их не было в действительности, разве что одаренный богатым воображением актер, но актера сразу можно распознать. Итак, заявления обследуемого могут служить лишь ориентиром, критерий же определения личности – это особенности поведения человека в конкретных ситуациях. Я сказал бы, что это, пожалуй, важнейший методический пункт в анализе личности.Рассмотрим, как в беседе с обследуемым та или иная акцентуированная черта, определяющая структуру акцентуированной личности, выделяется с достаточной четкостью.Если мы предполагаем, что перед нами личность застревающая, то прежде всего выясняем вопрос о ее чувствительности. Некоторые люди не совсем верно подходят к понятию «чувствительность», они толкуют ее как «впечатлительность». В таких случаях следует разъяснить пациенту, что имеется в виду чувствительность к личной обиде. Обследуемого спрашивают, что он чувствует, когда к нему относятся несправедливо, может ли он принять это спокойно. Многие не хотят признаваться в чувствительности такого рода, опасаясь обвинения в нетерпимости, неуживчивости; возможно, им приходилось уже выслушивать упреки подобного рода. Реакция сразу же отразится в мимике, и обследуемому необходимо тут же разъяснить, что имеются в виду вовсе не агрессивные реакции, а то, как он внутренне переносит нанесенную ему обиду, – иными словами, мы снимаем с данного качества отрицательный налет. В таком случае застревающие люди обычно признаются, что их легко задеть и обидеть. Но любопытно, что такое свойство, как злопамятность, многие продолжают отрицать до конца. Впрочем, отрицая, такие люди имеют в виду лишь одно: что внешне они в определенный момент уже не проявляют враждебности, так как «свое уже отыграли». Это верно лишь в той мере, в какой происшедшее перестало быть для них актуальным; причиненное же зло они продолжают помнить. Некоторые обследуемые прямо так и говорят: «Я могу простить обиду, но не забыть ее». В плане акцентуации личности достаточно доказательным является то, что причиненная когда-то несправедливость постоянно остается в памяти, хотя другие черты той же личности могут тормозить проявления этой давней оскорбленности.От многих приходится слышать, что они внутренне глубоко страдают от обид и несправедливости, хотя внешне этого не проявляют.При более высокой степени чувствительности внешние проявления (реакции) обиды редко отсутствуют. Хороший результат дают следующие вопросы к обследуемому: бывали ли у него конфликты в связи с тем, что он не выносит несправедливости? не случалось ли так, что пришлось и с работы уволиться, потому что он не мог примириться с тамошними обстоятельствами? а может быть, обследуемый был уволен по инициативе администрации, потому что он проявлял резкость и неуступчивость в любом споре?Если поставить вопрос не о чувствительности, а о склонности вступаться за других, когда к ним несправедливы, то застревающие личности сразу отвечают утвердительно. Они считают такую черту ценным качеством и не видят оснований скрывать его. Впрочем, обычно их все же больше задевает несправедливость по отношению к ним самим.Если конфликты все больше нагромождаются, если мы сталкиваемся со все растущей вздорностью и неуживчивостью, то здесь приходится констатировать (если, конечно, исключить крайне неблагоприятную ситуацию) уже не акцентуированную черту личности, а паранойяльную психопатию, при которой застревание переходит в патологическую стадию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80