Наконец Мехта резко ткнула ее. Наступили сумерки, и плакальщицы расходились по домам. Она посмотрела на Мехту, которая внезапно показалась ей более полной, чем обычно. Покахонтас вяло подумала, не носит ли она в себе семя? Чье семя? Она понадеялась, что Кокума! Но нет, это ничего не изменит. Что бы ни случилось, отец не смягчится.В ту ночь Кокум увел ее, и она шла за ним, как прирученная собака, с горечью думала она. У нее больше нет союзников. Она не сможет отказаться от него перед жителями поселка и отцом. Когда он овладел ею на кипе мехов и накрыл ладонями ее груди, память вернула ее в прошедшую ночь — к прикосновению Джона Смита. Внезапно она подумала: «Теперь мне не нужно притворяться перед этим человеком. Мне не нужно обманывать его, чтобы вернуться в форт». И когда он склонился над ней, она плюнула ему в лицо.Он вытер плевок, а когда заговорил, в голосе прозвучала забота:— Твоя скорбь по Рауханту не должна так захватывать тебя. Мои ласки помогут тебе забыть об этом.Она посмотрела на него с отвращением. Со всей силы оттолкнула, ударила ногой. Но он был слишком сильным, а она — слишком измученной. Бормоча успокаивающие слова, он брал ее снова и снова на протяжении ночи. В конце концов она отозвалась на ставшее знакомым прикосновение. Она отозвалась! Ужас происходящего почти лишил ее рассудка. Глава 17 Джеймстаун, июнь 1609 года Начало года и весна прошли в заботах. Теперь, когда Паухэтан отказался давать колонистам провизию, Смит был вынужден посылать отряды своих людей, до ста человек, за устрицами и рыбой. Он приказывал им разбивать стоянки группами от двадцати до сорока человек и оставаться там, где есть пища, пока он не даст им знак возвращаться. Так ему легче было прокормить остававшихся в форте, в основном рабочих, хотя рацион был весьма скудным. Но они тем не менее смогли расширить форт и выкопать большой и более глубокий колодец. Еще Смит посылал людей расчищать и вспахивать поля. А чтобы старые колонисты, не жалея времени, охотились, двух пленных паухэтанов заставили обучать новичков сажать кукурузу, а позже — тыкву и бобы. Когда джентльмены, прибывшие из Англии с январским кораблем, стали жаловаться на волдыри после первого знакомства с ручным трудом, Смит утихомирил их и пресек жалобы, велев солдатам облить им руки холодной водой. Как президент совета он заставлял работать каждого.Пока форт перестраивался, дикари вели себя до странности тихо. Смит ожидал, что великий король будет посылать на них военные отряды, но это время оказалось мирным. Он не знал, как снова найти подход к Паухэтану, и решил, что самое лучшее — дать страстям улечься, хотя ему отчаянно хотелось увидеть Покахонтас. Пойманного на воровстве дикаря он отправил назад в Веровокомоко с посланием для нее, но ответа не получил. Его не оставляла мысль, что ее могли схватить той ночью и наказать, даже казнить! Но он утешал себя тем, что она была слишком любима своим отцом, чтобы тот лишил ее жизни. Она была нужна Смиту. Он хотел видеть ее, чувствовать ее гибкое тело рядом с собой. Как подать о себе весточку? Как повидаться с ней? Отчаяние заставляло его работать еще больше. Его единственной отрадой в эти тяжкие месяцы стало то, что Джеймстаун был укреплен и готов принять большое число новых колонистов.Так что вечером того дня, когда на потрепанной трудным плаванием «Элизабет Энн» из Лондона прибыл капитан Сэмюэл Эргалл, Смит был счастлив сесть за капитанский стол и дать подробный отчет об успехах колонии.— У меня тоже есть для вас новость, Смит, — сказал Эргалл. — Лондон дал нашей компании новую хартию. Руководящий совет теперь называется «Казначей и компания пайщиков, а также колонистов города Лондона для первой колонии в Виргинии», и он будет управлять Виргинией из Лондона. Поэтому старого совета больше нет. Правитель колонии назначается пожизненно, и им будет лорд Делавэр. Он прибудет сюда в ближайшее время, вместе с Габриэлем Арчером, Джоном Рэтклифом и девятью кораблями с колонистами.Имена Арчера и Рэтклифа омрачили лицо Смита. «Два ублюдка, — подумал он. — Они сделали все возможное, чтобы очернить мое имя в Лондоне. Говорили, что я несу ответственность за колонию, но не справляюсь с этим. Благодарение Богу, мои записи опровергнут их домыслы».— Значит я больше не буду президентом колонии, — отозвался Смит.— Боюсь, что так, хотя теперь все признают, что вы прекрасно выполнили свою работу.«Что ж, придется с этим считаться, — сказал себе Смит. — Теперь, когда колония так разрастается, аристократ с большими связями представляется более естественным выбором на пост правителя, чем я».— Эргалл, — сказал он, — меня совершенно не прельщает работа с Арчером и Рэтклифом, равно как и с Делавэром, хотя я уверен, что он достойный человек. Но, как вы хорошо знаете, я люблю устраивать все по-своему. Я собираюсь немедленно передать президентство Джорджу Перси, вполне знающему человеку.И хотя Сэмюэл Эргалл спорил и возражал, Смит остался непреклонен. Он оставил в колонии свой след, он провел ее через самые жестокие дни, и теперь самое время передать власть — до того как за нее начнется борьба с Арчером и Рэтклифом.Эргалл, в свою очередь, ждал новостей о Паухэтане. Его тоже потрясла весть о том, что Паухэтан ответствен за уничтожение колонии Рэли. И оба они не могли понять, почему он до сих пор не напал на Джеймстаун.— Это, должно быть, его прекрасная дочь удерживает его. — При этих словах глаза Эргалла блеснули. — Признаюсь, все, что я о ней узнал, звучит очень привлекательно. Она оказала колонии неоценимые услуги.Голос Смита звучал ровно:— Мы не видели ее с тех пор, как она в третий раз спасла меня. Я хотел бы снестись с ней, но пока мне это не удалось.— Как только прибудет Делавэр, мы направим к Паухэтану корабль с людьми, посмотрим, может, удастся выменять еще еды, — сказал Эргалл. — Теперь нам понадобится гораздо больше припасов, и мы предложим ему мечи, которых он так жаждет. Тогда мы как-нибудь передадим и послание принцессе. Я хотел бы увидеть ее своими глазами.Оживление в голосе Эргалла заставило Смита задуматься, только ли желание принести пользу колонии побуждает его искать встречи с Покахонтас. Но он отогнал свою ревность, причиной которой была ужасная тоска по ней. Даже во время простого разговора о ней его тело изнывало от желания. Он поднялся:— Я сейчас же сообщу Перси о нашем решении. А теперь, когда я свободен от своих обязанностей, я возьму Намона и снова обследую реку. У меня есть идея построить себе дом на земле Починса.Мысль эта была лишь зыбким намерением, но сейчас, когда жизнь так повернулась, она внезапно показалась единственно правильной. В последнее время возвращение в Англию виделось ему все менее заманчивым. И, наоборот, привлекала независимость и устройство своей судьбы в Новом Свете.Для плавания по реке Смит и Намон выбрали каноэ. Сначала они остановились в Кекоутане и несколько дней наслаждались хорошей едой и нежными ласками девушек поселка. Но вместо того, чтобы угаснуть, его тоска по Покахонтас лишь разгорелась после ночей, проведенных в их пленительных объятиях.За время поездки Смит принял решение. Он построит свой дом — он даже выбрал для него название, «Верх совершенства» — и попытается жениться на Покахонтас. Он понимал, что задача необыкновенно трудна, так как Паухэтан создаст все мыслимые препятствия, но теперь Смита это не пугало. Благополучие колонии больше от него не зависит. Он заживет в Виргинии своей жизнью, вместе с Покахонтас. И ему больше не придется думать о том, сможет ли она существовать в непривычной для себя обстановке, если переедет в Англию.Он вдруг почувствовал себя счастливым и свободным. Он сможет устранить все, что стоит на их пути. Он как следует потрудился для колонии и теперь подумает о себе и Покахонтас.И почему-то женитьба на Покахонтас не казалась ему чем-то несбыточным. Но как же ему до нее добраться? Он не был уверен, что открытая попытка Делавэра и его экспедиции снова наладить отношения с Паухэтаном окажется верной. Он должен встретиться с Покахонтас сам. Когда он найдет место для дома, куда поселит ее, Паухэтан увидит, что его намерения в отношении Покахонтас серьезны. Надо проявить терпение. Ему всегда было нелегко ждать. Немедленное действие — именно таким было его первое движение в любой ситуации.Мужчины плыли по реке теплыми, разнеживающими июньскими днями, воздух был наполнен запахом меда. В поисках подходящего участка они останавливались в разных местах. Ему нужна была земля, возвышающаяся над рекой, с хорошим пастбищем для скота, который скоро доставят из Англии, и пригодная под посадки табака и кукурузы. Смит был убежден, что эти две культуры можно будет с прибылью продавать на родине. На участке встанет дом Смита. Сам же он не собирался оставлять свои разведывательные экспедиции. Он все еще мечтал найти водный путь в Индию со всем ее золотом, пряностями и драгоценными камнями. Сокровища должны существовать, и, когда бы он ни нашел их, они достанутся ему.Наконец он выбрал место милях в десяти от Кекоутана. Он прикинул, что жизнь вблизи дружественного поселка имеет свои преимущества. Это будет приятно и для Покахонтас, которая сможет навещать своих друзей и родных.Он рассказал Намону о своих планах обзавестись домом и фермой и о том, что видит рядом с собой Покахонтас. Намон умолк. Смит подумал, что он одобряет его, и решился спросить, не доставит ли он Покахонтас послание с просьбой тайно встретиться с ним на земле ее отца. Он хотел обсудить с ней их будущее. К облегчению Смита, Намон согласился. Радость переполняла Смита. В ту ночь он спал на зеленом лугу своей земли, и аромат полевых цветов наполнял его сон. Он чувствовал себя в безопасности, потому что будущее выглядело таким многообещающим.Первые несколько дней после убийства Рауханта и спасения Смита и Перси Покахонтас двигалась как во сне. Удивленное лицо Рауханта постоянно появлялось перед ней в самое неожиданное время и сильно беспокоило ее. Она смотрела на огонь — оно было там, или плавала ранним утром, и в реке внезапно отражалось оно. Она прекрасно понимала, что, повторись все снова, она действовала бы так же, но ее сокрушала мысль о том, что она совершила убийство. Покахонтас исступленно молилась Ахонэ, чтобы никогда больше ей не пришлось делать подобный выбор. А при всех была спокойна и улыбалась окружающим. Она ни на минуту не оставалась одна, даже ночью, потому что голод Кокума был неутолим.Отца она видела лишь мельком, но он относился к ней добродушно, и она знала, что его привязанность к ней скоро восстановится. Она понимала его отношение к ее поступкам и желаниям, но содрогалась при мысли о том, что он может сделать, если узнает, до какой степени она дошла в своем вероломстве. Эту способность смотреть на вещи с разных точек зрения она переняла у тассентассов. Дает это силу или нет, она не знала. Она задумалась и вздохнула. Как жаль, что она не может просто следовать своим желаниям. Но это невозможно. В ее мире не было ни человека, к которому она могла бы убежать, ни места, где она могла бы укрыться. Даже Починс не мог защитить ее от отца. И не к кому пойти в форт, чтобы не навлечь несчастье на головы всех и каждого. Временами на нее накатывало такое отчаяние, что ей хотелось плыть по реке к морю, пока там ее не накроет прилив.Округлявшуюся все больше Мехту выдали замуж за молодого, но храброго воина, не раз показавшего себя в опасных схватках с монаканами. Торжества и обряды длились три дня. До этого ей предложили в мужья сына вождя одного северного племени Семи Королевств, но она ни за что не хотела покидать поселок отца.Месяцем позже более тихая церемония соединила Покахонтас с Кокумом. Перед ее началом великий вождь отвел Кокума в сторону и, согласно обычаю, предложил ему отказаться от Покахонтас, поскольку та так и не зачала ребенка. Он был доволен, увидев, что Кокум не собирается отступать и что он счастлив войти наконец в семью великого вождя. Кукум сказал, что уверен — со временем у них будет много детей.Покахонтас готова была отправиться собирать дань — да все что угодно, подумала она, лишь бы уйти отсюда и чем-нибудь заняться, — но отец захотел, чтобы она осталась в Веровокомоко.Великий вождь улыбнулся своей любимой дочери и сказал:— Боюсь, я заставил тебя слишком много трудиться, без конца посылая к грязным людям. Это наполнило твою голову недостойными мыслями и утомило твое тело. Посмотри на свою сестру. Она спокойно сидела дома, и теперь у нее есть ребенок. То же будет и с тобой.Иногда от отчаяния Покахонтас была готова рвать на себе волосы на площади в центре поселка. Шло время, она снова начала охотиться. Выслеживание добычи отвлекало ее. Она тратила день на это занятие и возвращалась на закате измотанная, но немного умиротворенная. А что до ночей, то она заключила с Кокумом соглашение. Чтобы быть здоровой, ей нужно больше спать, сказала она ему. Поэтому двух соединений в начале ночи будет вполне достаточно, пока она не родит ребенка. Он согласился, что это разумное требование, поскольку ее отец тревожился, что она не может зачать. Но Покахонтас испытывала облегчение каждый раз, когда отправлялась в женский дом.Когда солнце стало подниматься высоко и греть жарко, а ночи укоротились и наполнились пением цикад, вернулся Намон. Он немедленно отправился засвидетельствовать свое почтение великому вождю и рассказать последние новости о тассентассах, но он мало что мог добавить к тому, что через своих разведчиков уже знал Паухэтан. Дело в том, что, прожив так долго среди тассентассов, Намон проникся к ним симпатией и поведал не все, что знал. Это было опасно, но он старался изо всех сил.Покахонтас заметила, что Намон наблюдает за ней, и не удивилась, когда он предложил пойти с ней в поле, где она проверяла всходы табака.— Вождь тассентассов, Смит, хочет увидеть тебя, — сказал он.Сердце Покахонтас болезненно повернулось, она огляделась. Поблизости никого не было, только пугало в виде воина, чтобы отгонять птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46