Сколько веса в новорожденном медвежонке?
– Тридцать! – не подумав, поторопился сказать Грикор.
Старик ядовито засмеялся.
– Чего ты смеешься? Разве медведь раз в пять не больше барана?
– В том-то и дело, что в пять раз больше. А вот его детеныш в пять раз меньше бараньего – не больше крысы… Вот она, загадка природы! Пусть-ка ваш Дарвин скажет, почему новорожденный медвежонок такой маленький. И еще: почему детеныш дикого барана, не пройдет и двух часов как родился, уже бегает, да так, что ты его и не поймаешь?.. А детеныш медведя, этого огромного зверя, по целым неделям в берлоге отлеживается, пока не вырастет: ни бегать не умеет, ни от врага прятаться.
Армен был несколько смущен.
– Как так? – спросил он. – У такого большого и сильного животного – маленький и слабый детеныш?.. Почему?
– Это тебе не плов, легко не разжуешь, – ответил старик. – Да, мои ученые сынки, природа обо всех своих питомцах думает: от комара до медведя. Если у дикой овцы детеныш родится слабым, его тотчас же съедят лисы, волки. У матери этого ребенка нет оружия, нечем защитить его. Даже рогов нет. А медвежонку чего бояться? И в берлоге он, и кто посмеет его тронуть при такой грозной мамаше? А ну, сунься!
– О том же и Дарвин говорит, дедушка, – сказал, подмигнув товарищам, Грикор.
Дед часто говорил такое, чему не всегда можно было верить, но всегда говорил занимательно.
– Да? – изумился дед. – Ну, значит, Дарвин ходил по нашим дорожкам… А все же знай, что мы и без Дарвина все это видели и понимали.
Дед немного помолчал, потом добавил:
– Если твой Дарвин хочет узнать все тайны природы, он должен позвать к себе охотников и спросить: «А ну, скажите, что интересного вы видели в полях и лесах?» Одному человеку всех дел природы не обнять…
– Ну, вашими спорами сыт не будешь, – вмешался Грикор. – Давайте лучше разведем костер: глядите-ка, какой к нам летит шашлык, – показал он на пролетавшую над ними стаю уток и начал проворно собирать хворост.
– Ты что, дурень, вздумал огонь разводить в такой солнечный, райский день? – спросил дед.
– Охота жареной утятины поесть, дедушка, – сказал Грикор, и, сделав умильное лицо, добавил: – В память своего кума Мукел пристрелил бы ты утку, а, дедушка?
– Птицы, сынок, сейчас несутся, убивать нельзя.
– Селезня убей, селезня можно. Вон селезень, дедушка, роется в водорослях, – показал Грикор на утку с зеленой бархатной шеей.
– Стреляй, дедушка, стреляй! – настаивал и Камо, охваченный волнением.
– Настоящий охотник сначала поднимет птицу на крыло и только тогда стреляет, – поучал старик. – Убить – дело нехитрое. Надо знать, как убить! Надо уметь сбить птицу на лету – вот так, как председатель нашего колхоза Баграт одной пулей сбил фашистский самолет. – Показывая на летящих уток, дед продолжал: – На таком расстоянии надо метить в кончик клюва; пока дробь долетит до цели, утка передвинется вперед, тогда заряд и попадет ей в сердце. Во всем нужен расчет… У человека в вашем телячьем возрасте не хватает выдержки, вот он и стреляет в птиц, когда они летят кучей. «Авось в одну и попаду». Это на дело. Как бы много ни было, все же надо в одну птицу целить и твердо знать, что эта одна – твоя. А если, на твое счастье, заряд попадет и в соседнюю птицу, того лучше!
Тут, как нарочно, несколько уток поднялось из-за камней.
Дед Асатур быстро вскинул ружье и выстрелил. Два селезня с шумом шлепнулись в озеро. Вслед за звучным всплеском воды из-за камышового островка невдалеке от берега донесся детский крик.
– Кто это там? – в изумлении прислушались ребята.
Камо отвязал стоявший у берега рыбачий челнок, прыгнул в него и заработал веслами.
– Камо, внучек, вернись! Куда ты? – закричал ему вслед дед Асатур. – К самому вишапу угодишь! Сколько лет живу, дальше этого места еще не был.
Но Камо, не обращая внимания на протесты деда, усиленно греб.
ДЕВОЧКА В КАМЫШАХ
Когда лодка обогнула островок, мальчик от удивления широко открыл глаза.
В большом корыте, мирно колыхавшемся на водах озера, сидела девочка. Увидев Камо, она взяла со дна корыта убитого селезня и, высоко подняв его над головой, сказала, смеясь:
– Вот она, твоя утка. Из воды вытащила!
– А другая?
– Другую собака выловила. Вон погляди…
И в самом деле, с уткой в зубах на берег выбирался Чамбар. С собаки ручьями стекала вода, и она шумно отряхивалась.
Камо узнал девочку:
– Это ты, Асмик? А ну, гони-ка сюда твой пароход!
Вместо весел у Асмик была одна только деревянная лопата. Ловко действуя ею, девочка подвела свое корыто к островку и выскочила на берег.
Прикрыв ладонью глаза от солнца, она с любопытством смотрела на мальчика.
– Ты что кричала? – спросил Камо, выбираясь из лодки на островок.
– Испугалась… После твоего выстрела две утки ка-ак шлепнутся около меня в воду! Показалось – прямо с неба… Одна чуть мне на голову не свалилась… А теперь мне уже не страшно. – И девочка весело засмеялась, сверкнув мелкими жемчужинками зубов. В ее глазах вспыхнули веселые искорки. – А где же твое ружье? – спросила она, но, не ожидая ответа, обернулась к озеру и восхищенно всплеснула руками: – Какое чудесное наше Гилли, какой свежий здесь воздух! Я тут с самой зари…
Вручив утку хозяину, деду Асатуру, Чамбар вернулся на островок и, став перед Асмик, тревожно повизгивал, всем своим видом показывая, что ему что-то от нее нужно.
– Просит, чтобы ты ему отдала утку, – объяснил Камо.
– Утку?.. Нет, Чамбар, не отдам, это моя добыча! – засмеялась Асмик, прижимая к себе птицу, – Ну на, на, так и быть, возьми… Не обижайся.
Схватив утку, Чамбар, как и с первой, поплыл к деду.
– Ну, теперь едем на берег, а то дедушка подумает, что я к белому буйволу угодил…
Когда они вышли из лодки, старый охотник изумленно посмотрел на Асмик:
– Как тебя сюда занесло, дочка? Что ты тут делала?
– Яйца собирала.
– Какие яйца?
– Гусиные, утиные, черных курочек… все, какие попадутся!
Дед и мальчики смотрели на нее с любопытством: «Вот так странная девочка! Ни буйвола, ни дэва, ни вишапа не боится».
– Я собираю, а Сэто швыряет камнями и разбивает… – с обидой в голосе добавила Асмик.
– Где он?.. Вот я ему сейчас задам! – встрепенулся старик и схватился за покрытую серебром рукоять кинжала.
– Вон там, в камышах, прячется, – указала девочка в сторону узкой протоки.
Дед Асатур погрозил кулаком и крикнул:
– Эй, отстань от этого ребенка, а не то, клянусь своей бородой, мокрое место от тебя оставлю!
Из камышовых зарослей выскочил подросток и пустился наутек.
– Ишь ты какой! – не мог успокоиться дед. – Весь в свою мамашу: яблоко от яблони недалеко падает.
– До каких пор он злиться будет, отворачиваться, избегать нас? – хмуро сказал Камо. – Ну, а что ты делаешь с этими яйцами? – обратился он к девочке. – Яичницу, что ли, готовишь охотничью?
– Дикую яичницу, – поправил его Грикор. – Вот, должно быть, вкусно!
– Нет, мы яичницу не делаем, – простодушно ответила девочка. – Мы подкладываем яйца под наседок. Выходят птенцы – такие хорошенькие, пестренькие… В прошлом году их двадцать штук у нас было.
Немного помолчав, девочка добавила:
– Когда отец был на фронте, нам с мамой трудно жилось. Вот тогда мы и начали в Гилли яйца собирать, птенцов выводить. Нам это очень помогло.
– Как не помочь! – подтвердил Грикор. – Конечно, должно было помочь: жареная утка всегда поможет.
Асмик засмеялась.
– А разве, вырастая, птицы не улетают? – спросил Армен.
– Куда же они улетят, если им крылья подрезать! – И Асмик посмотрела на мальчиков с таким видом, точно хотела сказать: «Как вы все плохо понимаете!»
– Да, правда, крылья подрезать надо, – сказал старый охотник, – а не то как ни ходи за ними, как не угождай – только весну и лето тебе верны. И на поля летать станут, да назад домой возвращаться, а пришла осень – прощай! Собрались – и в дорогу, в теплые края…
– Ну, а если стаи уже улетели? – спросил Камо.
– Все равно улетят.
– А как же они дорогу найдут?
– Чутьем. Если ты даже одно яйцо возьмешь, птенца выведешь и никуда выпускать не будешь, запрешь, все равно: дай ему волю осенью – один-одинешенек в Иран полетит, а оттуда на берега Индийского океана. Так-то! В крови это у них, от предков, – сказал старик и гордо мотнул бородой: – А ну, позовите-ка своего Дарвина. Пускай объяснит, в чем тут дело.
Мальчики засмеялись.
– Ну, все это можно изменить, – заметил серьезно Армен. – Пусть дикие птицы несколько лет проживут у нас во дворе да смешаются с домашними, вот у них и новые привычки появятся.
Но Камо уже думал о другом. Он считался большим выдумщиком. В его беспокойном мозгу всегда рождались самые неожиданные и смелые мысли. Так и сейчас у него вдруг появилась интересная идея.
– А почему бы нам, – предложил он, – не устроить ферму диких птиц?
– Ферму диких птиц?.. Как?
– Очень просто: соберем в камышах яйца и выведем птенцов.
– Какой ты, Камо, молодец! – обрадовался Армен. – Мысль замечательная, только надо сначала спросить совета у Арама Михайловича. Представляю, как все обрадуются в школе – наш кружок юных натуралистов и сам Арам Михайлович!
Предложение Камо очень понравилось и Асмик.
– Я таких красивых птенцов вам выращу!.. – горячо сказала она.
– А где яйца, что ты собирала? – спросил Грикор.
– Там, в камышах.
Камо снова вскочил в лодку и вскоре привез корзину, полную разноцветных, пестрых яиц. Корзину вытащили из лодки.
– Дедушка, ты только погляди, сколько яиц набрала Асмик! Да какие яйца!..
Асмик счастливо улыбалась, а Чамбар весело вилял хвостом и тоже с любопытством заглядывал в корзину.
– Ох-хо-хо, вот так яйцо! – воскликнул Грикор, пробуя на зубах крепкое гусиное яйцо.
Дед Асатур внимательно перебирал яйца.
– Это яйца чайки, из них вылупятся красивые белые птицы, – говорил он, показывая на яйца величиной с куриные. – Но чайки едят рыбу. Одна птица съедает в год два – три пуда рыбной молоди, а ведь из этой молоди вышло бы сто пудов крупной рыбы!.. Чайки губят рыбу в нашем Севане.
– А это чьи, дедушка?
– Из этих вылупятся серые цапли. Их надо положить обратно в гнезда – нельзя было трогать. Другое дело яйца бакланов, эти надо отобрать и передать рыбному тресту, так же как и яйца чаек. Вам за них дадут награду.
– А это что за яйцо – словно на нем застыла кровь, а на крови – мелкие темные точки? – удивленно спросил Армен, указывая на приплюснутое длинное красно-коричневое яйцо.
– Их тоже не едят. Это яйца гагары. Мясо этой птицы пахнет рыбой. Их тоже отберите… Удивительное дело, – пробормотал дед: – ведь гагары у нас появляются только случайно, да и то зимой, а эта вдруг вздумала гнездо устроить на Гилли!..
Когда указанные дедом яйца были отобраны, в корзине осталось больше всего серовато-белых остроконечных яиц самой вкусной утки – кряквы. Были также яйца шилохвостки, серой утки, чирков.
Дед знал не только, какие яйца несут птицы, но и еще кое-что, о чем заговорил со свойственным ему шутливым хвастовством:
– А почему почти все эти яйца желтовато-зеленые, цвета камыша? Вот куриные яйца всегда белые. Почему это? Скажите-ка, а?
Асмик украдкой посмотрела на Армена и нерешительно ответила:
– Домашним птицам незачем прятать свои яйца, а яйца диких птиц должны быть такого цвета, как листья вокруг или земля, чтобы враги не заметили.
– Молодец, дочка! – обрадовался старик и поцеловал Асмик в голову.
– А это, наверно, яйца красной утки, такие крупные, – ведь красная утка самая большая? – высказал было свое мнение Грикор, но сейчас же пожалел об этом.
– Если бы мне городские школьники так сказали, не было бы стыдно, а вы столько времени проводите среди природы! Как же вы не знаете, что красная утка в болотах не гнездится?
– А где же? – спросил Камо. – Ведь все утки устраивают свои гнезда в камышах и болотах.
– Вот в том-то и дело, что все устраивают, а красная утка не устраивает.
– Но где же?
– Вон там, в утесах Дали-дага.
– В утесах? Утка – в утесах, вдалеке от воды? – изумился Армен.
Не меньше были удивлены и остальные ребята.
– Почему же не у воды? Ведь у воды удобнее: вылупятся утята – и прямо в воду. И корм тут же, – сказал Камо.
– Откуда я знаю! – явно набивая себе цену, ответил дед. – Книг я не читаю. Где мне ума набираться, неученому!
– Ученые говорят, что красная утка иногда строит гнезда среди камней, вот только не помню, почему… Не знаешь ли ты, дедушка? – подмигнув товарищам, спросил Камо.
– Откуда им знать, ученым? – обрадовался дед возможности изложить свои взгляды (он не замечал, что, слушая его с интересом, ребята, все же многому в его рассказах не верят). – О таких делах им нужно у нас, охотников, узнавать, а потом писать… Как же иначе? Шутка, что ли – шестьдесят лет поля и горы топчем, ноги сбили… Вы ведь все эту утку видели и знаете, что она рыже-красная с головы до ног и боязливее других. Эта птица знает, чего боится. Цвета своего. Знает, что лиса, дикий кот, выдра ее сразу заметят… Вот я и спрошу у вас теперь: может ли красная утка высидеть на яйцах в камышах более двадцати дней?
– Враги ее сейчас же увидят! – поспешила ответить Асмик.
– Молодец! – похвалил ее дед. – Если бы она не несла яиц в утесах, то на свете давно бы не было красной утки… А если вы хотите, чтобы на вашей ферме были красные утки, вам надо на Дали-даг взобраться, на утесы, – добавил он.
– Ну что же, устроим ферму? – нетерпеливо спросил Камо.
– Я отдаю все, что собрала, – застенчиво сказала Асмик.
– Спасибо, но этого мало. Мы должны открыть настоящую, большую ферму, по крайней мере на несколько сот птиц.
– Да это будет курам на смех! Кто же видел ферму диких птиц? – вмешался Грикор.
– Не видели – увидят! – решительно сказал Камо. – Мы весь свет удивим нашими птицами! Мы, дедушка…
Камо не договорил. «Болт… бо-олт… болт!..» – зловеще взревел «вишап» на озере.
Ребят точно холодной водой окатило. Они посерьезнели и задумались.
– Ну что ж, мы так и не узнаем, что это за рев? – с досадой пробормотал Камо. – Нет, узнаем!.. – И, обернувшись к товарищам, он сказал решительно: – Во что бы то ни стало мы должны раскрыть эту тайну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41