– И всё-таки я беспокоюсь, Авель. Он задолжал половине букмекерских контор в Чикаго, и я не удивлюсь, если он с минуты на минуту появится в Нью-Йорке и опять будет попрошайничать.
– Генри не появится здесь. В прошлый раз я ясно дал ему понять, что он больше не получит у меня ни цента. А если он придёт и опять будет просить, то потеряет место в совете директоров и свой единственный источник дохода.
– Вот это беспокоит меня ещё больше, – сказал Джордж. – А предположим, что он придёт за деньгами прямо к Каину?
– Это невозможно, Джордж. Генри ненавидит Каина ещё больше, чем я, и тому есть причины.
– Как ты можешь быть так уверен в этом?
– Мать Уильяма Каина была женой Генри, и после её смерти молодой Каин вышвырнул отчима из своего дома.
– Боже, где ты раздобыл эту информацию?
– Нет того, чего бы я не знал об Уильяме Каине, – сказал Авель. – И, кстати, о Генри тоже. Я знаю о Каине абсолютно всё, начиная с того, что мы родились с ним в один день, и могу поставить на кон свою здоровую ногу, что Каин тоже знает обо мне всё. Поэтому мы до поры до времени должны быть осторожны. Но тебе нечего бояться, что Генри переметнётся на другую сторону. Он скорее умрёт, чем признается, что его настоящее имя – Витторио Тосна и что он отсидел срок в тюрьме.
– Боже, а Генри знает, что тебе это известно?
– Нет, не знает. Я всегда держал это при себе, Джордж. Ведь если человек может когда-нибудь угрожать тебе, то следует больше держать в рукаве и меньше – в руке. Я никогда не доверял Генри, с тех пор как он предложил мне надуть страховую компанию «Грейт Вестерн», – он тогда работал на неё. Согласен – он сделал для меня много полезного в прошлом, но я уверен – он не создаст мне проблем в будущем, потому что без директорского оклада он утром проснётся нищим. Так что забудь о Генри и давай займёмся чем-нибудь более интересным. Какова реальная дата окончания работ по «Барону» в Лос-Анджелесе?
– Середина сентября.
– Отлично. За шесть недель до выборов. Когда Кеннеди откроет отель, новость об этом попадёт на первые полосы газет.
37
Когда Уильям вернулся в Нью-Йорк после конференции банкиров в Вашингтоне, он увидел адресованное ему послание с просьбой немедленно войти в контакт с Тэдом Коэном. Уильям довольно давно уже не общался с Коэном, поскольку Авель Росновский не создавал для него никаких серьёзных проблем со времени их телефонного разговора накануне свадьбы Ричарда и Флорентины три года назад. С тех пор Росновский не пытался ни покупать, ни продавать акции банка. И тем не менее Уильям тут же позвонил Коэну, испытывая некоторую тревогу. Юрист сказал, что наткнулся на информацию, которую не хотел бы сообщать по телефону. Уильям попросил его зайти в банк в любое удобное время.
Тэд Коэн прибыл через сорок минут, и Уильям внимательно выслушал его, не перебивая.
Когда Коэн закончил свой доклад, Уильям сказал:
– Ваш отец никогда не одобрил бы такие коварные методы.
– Ваш тоже, – ответил Коэн, – но им не приходилось иметь дело с такими, как Авель Росновский.
– А почему вы думаете, что план сработает?
– Вспомните дело Шермана Адамса и Бернарда Голдфайна речь там шла о тысяче шестистах сорока двух долларах в основном в виде оплаты счетов за гостиницу и шубы из меха викуньи, но какой ад разверзся тогда! Мы знаем, что мистер Росновский метит куда выше. Поэтому свалить его будет легче.
– И сколько это будет мне стоить?
– Двадцать пять тысяч долларов максимум, но я попытаюсь скостить цену сделки.
– А как я могу быть уверен, что Росновский не узнает, что я лично к этому причастен?
– В качестве посредника выступит третье лицо, которое не будет знать даже вашего имени.
– Ну а если удастся добыть требуемое, что вы порекомендуете делать дальше?
– Вы направите все подробности в офис сенатора Кеннеди, и я гарантирую, что это положит конец амбициозным планам Росновского раз и навсегда, поскольку в момент, когда пошатнётся доверие к нему, он станет стреляным патроном и не сможет воспользоваться статьёй седьмой, даже если получит восемь процентов «Лестера».
– Возможно, – если Кеннеди станет президентом, – сказал Уильям. – Но что если выборы выиграет Никсон? Он на голову опережает соперника по результатам опросов, и я бы сказал, что его шансы предпочтительнее. Вы можете себе представить, что Америка когда-нибудь изберёт в Белый дом католика? Я – не могу, но, с другой стороны, инвестиция в двадцать пять тысяч долларов не так уж и велика, если появляется серьёзный шанс покончить с Авелем Росновским раз и навсегда и обеспечить спокойствие банку.
– Если Кеннеди станет президентом…
Уильям выдвинул ящик стола, вынул чековую книжку, на которой было написано «личный счёт», и выписал цифры. Два, пять, ноль, ноль, ноль.
38
Предсказание Авеля, что открытие сенатором Кеннеди отеля «Барон» попадёт на первые полосы каждой газеты, оправдалось лишь частично, поскольку в тот день кандидату в президенты надо было появиться ещё на десятке мероприятий в Лос-Анджелесе, а также принять участие в теледебатах с Никсоном вечером следующего дня. И, тем не менее, открытие последнего по времени «Барона» достаточно широко освещалось в прессе, а Винсент Хоган заверил Авеля в частном порядке, что Кеннеди не забыл о его небольшой просьбе.
Магазин Флорентины находился всего в нескольких сотнях метров от отеля, но отец и дочь так и не встретились.
Уильям следил за результатами голосования в тиши своего кабинета на Шестьдесят восьмой улице. После подведения итогов голосования в Иллинойсе стало понятно, что дело сделано и Кеннеди избран президентом. Уильям снял трубку телефона и набрал номер Тэда Коэна.
Говорил он мало.
– Двадцать пять тысяч долларов оказались мудрой инвестицией, Тэд. Проследите теперь, чтобы Росновскому жизнь мёдом не казалась. Но ничего не предпринимайте до его отъезда в Турцию.
Авель получил приглашение на один из балов, которые Кеннеди давал по случаю инаугурации в Вашингтоне. Разделить с ним эту честь он хотел бы пригласить только одного человека на свете, но понимал, что Флорентина никогда не согласится идти с ним, пока не убедится, что старая вражда между ним и отцом Ричарда прекращена. Поэтому пришлось идти одному.
Пришлось также отложить на несколько дней поездку в Турцию: он не мог позволить себе пропустить инаугурационные торжества, в то время как дату открытия стамбульского «Барона» легко мог перенести.
Авель взял с собой синий костюм, сшитый специально по этому поводу, зарезервировал президентские апартаменты в вашингтонском «Бароне» и на следующий день слушал, как молодой энергичный президент произносит инаугурационную речь, полную надежд и обещаний светлого будущего:
«Факел был передан новому поколению американцев, рождённых в этом столетии, закалённых войной, дисциплинированных трудным и горьким миром…
Не спрашивайте, что страна может сделать для вас, – спросите, что вы можете сделать для своей страны!»
Присутствующие поднялись как один, и никто не обратил внимания на снег, которому не удалось подмочить великолепную риторику Джона Кеннеди.
Авель вернулся в вашингтонский «Барон» в приподнятом настроении. Он принял душ и переоделся к обеду, надев белую бабочку и фрак, также сшитый специально по этому случаю. Авель осмотрел в зеркале свою располневшую фигуру и вынужден был признать, что он неподходящий манекен для демонстрации портновского мастерства, хотя его портной сделал всё, что мог в данных обстоятельствах. За последние три года для Авеля пришлось шить три новых костюма, и каждый – всё большего размера. Флорентина бы так отругала его за эти «лишние сантиметры»! И почему его мысли всё время возвращаются к Флорентине?
Всего в Вашингтоне было устроено семь инаугурационных балов, и тот, на который пригласили Авеля, проводился в вашингтонском Арсенале. Росновского посадили за стол с польскими демократами из Чикаго и Нью-Йорка. Им было что праздновать: Эдмунд Маски прошёл в Сенат, а десятерых польских демократов избрали в Конгресс. Никто не вспоминал, что ещё два депутата-поляка были избраны от республиканцев. Авель провёл весёлый вечер со старыми друзьями. Все спрашивали про Флорентину.
Обед был прерван появлением Джона Кеннеди и его красавицы жены Жаклин. Они пробыли пятнадцать минут, поговорили со специально отобранными людьми и поехали дальше. Авель не смог пообщаться с президентом, хотя встал из-за стола и занял стратегически важное место на его пути, но ему удалось переброситься словами с Винсентом Хоганом, шедшим за Кеннеди в его свите.
– Мистер Росновский, какая неожиданная встреча! – Хоган взял Авеля за руку и быстро отвёл его за большую мраморную колонну.
– Не могу долго говорить, мистер Росновский, поскольку я должен следовать за президентом, но ждите, и мы вам позвоним в самое ближайшее время. Президенту в данный момент приходится осуществлять много новых назначений.
– Естественно.
– Но я надеюсь, – продолжал Хоган, – что в вашем случае всё будет подтверждено в конце марта – начале апреля. Могу я первым поздравить вас, мистер Росновский? Убеждён, вы будете хорошо служить президенту.
Авель смотрел, как Винсент Хоган буквально бегом рванул к выходу, чтобы не отстать от свиты президента, которая уже садилась в кавалькаду лимузинов.
– Интересно, чему ты радуешься? – спросил один из его польских друзей, когда он вернулся за столик и попытался расправиться с жёстким стейком, который никогда не подали бы в «Бароне». – Неужели Кеннеди пригласил тебя поработать государственным секретарём?
Все рассмеялись.
– Нет, но он сказал мне, что апартаменты в Белом доме не идут ни в какое сравнение с номерами в «Баронах».
На следующее утро перед вылетом в Нью-Йорк Авель посетил польскую церковь иконы Матери Божьей Ченстоховской, что заставило его вспомнить об обеих Флорентинах. В аэропорту Вашингтона царил хаос, и Авель прибыл в нью-йоркский «Барон» на три часа позже, чем планировал. Джордж присоединился к нему за столом во время обеда и понял, что всё идёт хорошо, когда Авель заказал магнум «Дом Периньона».
– Празднуем весь вечер, – сказал Авель. – Я встретился с Хоганом, и он сообщил мне, что назначение состоится через несколько недель. Официальное заявление будет сделано вскоре после моего возвращения с Ближнего Востока.
– Поздравляю, Авель! Не знаю, кто был бы достойнее тебя.
– Спасибо, Джордж. Кстати, могу заверить, что награда ждёт тебя не на небесах, а раньше, ибо, как только обо всём объявят официально, я назначу тебя исполняющим обязанности президента группы «Барон» на время моего отсутствия.
– И на сколько ты уезжаешь в этот раз, как думаешь?
– Всего на три недели. Хочу убедиться, что эти арабы не ограбили меня до нитки, а потом улечу в Турцию, чтобы открыть «Барон» в Стамбуле. И ещё по пути заеду в Лондон и Париж.
Авелю пришлось провести три лишних дня в Лондоне, чтобы разобраться в проблемах отеля с управляющим, который во всём винил английские профсоюзы. Лондонский «Барон» оказался одной из немногих ошибок Авеля, и он до сих пор не мог понять, почему отель постоянно приносит убытки. Он бы закрыл его, но группа «Барон» должна была присутствовать в столице Великобритании, и потому он уволил очередного управляющего и сделал новые назначения.
Париж являл собой разительный контраст по сравнению с Лондоном. Здешний отель был одним из самых прибыльных в Европе, и его любимым. Убедившись, что на бульваре Распай всё организовано прекрасно, Авель провёл в Париже два дня и улетел на Ближний Восток.
Теперь у него были площадки для застройки в пяти государствах Залива, но реально строился только один «Барон» – в Эр-Рияде. Будь Авель помоложе, он остался бы на Ближнем Востоке на пару лет и разобрался с арабами. Но он не выносил жару, песок и отсутствие возможности заказать виски, когда захочется. Столь же сильную неприязнь вызывало у него и местное население. Авель препоручил всё заботам молодого вице-президента группы, которому сказал, что ему будет позволено вернуться к неверным в Америку только в том случае, если он добьётся успеха с благословенным и святым народом Ближнего Востока, а сам улетел в Турцию.
За последние годы Авель бывал в Турции несколько раз, инспектируя строительство стамбульского «Барона». Он с нетерпением ждал открытия своего отеля в стране, которую когда-то покинул, чтобы начать новую жизнь в Америке.
Распаковывая вещи в очередных президентских апартаментах, Авель обнаружил кучу разных приглашений. Целое созвездие любителей халявы прислали их ему в расчёте на то, что он, в свою очередь, пригласит их на церемонию открытия отеля. Однако два приглашения оказались приятным сюрпризом для Авеля, и поступили они от людей, которых халявщиками назвать было никак нельзя, поскольку это были послы Великобритании и Соединённых Штатов. Приглашение в английское посольство было особенно соблазнительным, поскольку последний раз внутри этого здания он был почти сорок лет назад.
В тот вечер Авель ужинал в компании сэра Бернарда Берроуза, посла её величества в Турции. К его удивлению, его посадили по правую руку от супруги посла, – этой чести Авель раньше не удостаивался никогда и ни в каком посольстве. Когда ужин закончился, то в соответствии со старинной английской традицией дамы покинули столовую, а мужчины остались одни, закурили сигары и смаковали кто портвейн, кто коньяк. Авеля пригласили составить компанию американскому послу Флетчеру Уоррену в кабинете сэра Бернарда. Сэр Бернард попрекнул своего американского коллегу за то, что тот не поторопился и не пригласил Чикагского Барона первым.
– Ну, вы, англичане, всегда отличались напором, – заметил Флетчер Уоррен.
– Скажу про американцев только одно, – парировал сэр Бернард. – Вы никогда не признаёте себя разгромленными.
Американский посол поднял свой бокал.
– За Авеля Росновского! – произнёс он.
Сэр Бернард также поднял свой бокал.
– Насколько я понимаю, поздравления уместны, – прибавил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68