– Я так рад, моя дорогая, – сказал Алан и нежно, как любящий дядюшка, коснулся её руки. – Но ты выглядишь довольно усталой. Надеюсь, ты не сильно напрягаешься. – Он приподнял руку. Рядом с ним возник официант, и они сделали заказ. – Анна, мне нужен твой совет.
Анна вдруг с болью вспомнила о том, что у Алана Ллойда талант к дипломатии. Он решил пообедать с ней вовсе не потому, что ему нужен был её совет. Она ни на секунду не усомнилась, что он здесь для того, чтобы дать свой – и осторожно.
– Ты знаешь, насколько успешны сделки Генри с недвижимостью?
– Нет, – сказала Анна. – Я никогда не вмешиваюсь в дела Генри. Как ты помнишь, я и в дела Ричарда не лезла. А почему ты спрашиваешь? Есть повод для беспокойства?
– Нет, во всяком случае, в банке мы ничего такого не знаем. Наоборот, мы знаем, что Генри участвует в тендере на большой муниципальный контракт на строительство нового больничного комплекса. Я интересуюсь этим лишь потому, что он пришёл в банк и попросил кредит на сумму в пятьсот тысяч долларов.
Анна была ошеломлена.
– Я вижу, тебя это удивляет, – сказал Ллойд. – Ведь мы знаем, что у тебя на счету двадцать тысяч долларов при небольшой задолженности в семнадцать тысяч.
Анна в ужасе опустила ложку. Она и не знала, что у неё такая задолженность. Алан заметил её волнение.
– Но мы встретились вовсе не поэтому, Анна, – добавил он быстро. – Банк будет вполне счастлив терять свои деньги на твоих сделках до конца твоей жизни. Уильям зарабатывает по миллиону в год на одних только процентах по вложениям из своего фонда, так что твоя задолженность вряд ли может иметь какое-то значение, равно как и пятьсот тысяч, которые просит Генри, если ты поручишься за кредит как законный опекун Уильяма.
– Я и не знала, что у меня есть какие-то права на деньги фонда Уильяма, – сказала Анна.
– Нет прав на основную сумму, но по закону, проценты, получаемые фондом, могут быть использованы на инвестиции в любой проект, который принесёт прибыль Уильяму, а распоряжается ими до того, как Уильяму исполнится двадцать один, совет опекунов, в который входим ты и я с Милли Престон как крёстные родители. И сегодня я, как председатель совета опекунов фонда Уильяма, могу предоставить эти пятьсот тысяч долларов под твои гарантии. Милли уже проинформировала меня, что будет счастлива дать добро на сделку, так что у вас есть большинство, и моё мнение ничего не решает.
– Милли Престон уже дала своё согласие, Алан?
– Да, а разве она тебе этого не говорила?
Анна ответила не сразу.
– А каково твоё мнение? – спросила она после паузы.
– Ну, я не видел счетов Генри, поскольку он ведёт дела только восемнадцать месяцев и обслуживается в другом банке, поэтому я не знаю, насколько его доходы в текущем году превысили расходы и какие поступления он предполагает иметь в 1923 году.
– А ты знаешь, что я за последние восемнадцать месяцев отдала Генри пятьсот тысяч долларов моих собственных денег?
– Главный кассир уведомляет меня о каждом случае снятия больших наличных сумм, но я не знал, на что ты тратишь деньги, это же не моё дело, Анна. Ричард оставил деньги тебе, и ты можешь тратить их, как сочтёшь нужным. Но сейчас-то речь идёт о процентах, который получает семейный фонд, а это – другое дело. Если ты решишь изъять пятьсот тысяч долларов для инвестиций в фирму Генри, то банк должен будет проверить финансовую отчётность Генри, поскольку эти деньги будут считаться ещё одной инвестицией в портфеле Уильяма. Ричард не дал опекунам права выдавать кредиты, а только делать инвестиции от имени Уильяма. Я уже разъяснил ситуацию Генри, и если мы придём к согласию и вложимся в его дело, то опекунам надо будет решить, какая часть компании Генри в процентах будет достой ной компенсацией за пятьсот тысяч долларов. Уильям, конечно, прекрасно знает, как мы поступаем с доходами его фонда. У нас нет причин возражать на его просьбу, и каждый квартал банк направляет ему отчёт об инвестиционных программах, равно как и каждому опекуну. Нисколько не сомневаюсь, что у Уильяма будет собственное мнение по данному вопросу, когда он получит отчёт за текущий квартал.
Возможно, тебя это позабавит, но с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, он отсылает мне свои соображения по каждому виду инвестиций, которые мы делаем. Поначалу я читал их с любопытством, как благосклонный опекун. Но в последнее время я изучаю их с огромным уважением. Боюсь, когда Уильям займёт своё место в совете директоров «Каин и Кэббот», этот банк окажется для него слишком мал.
– У меня никогда раньше не спрашивали совета по поводу фонда Уильяма, – растерянно сказала Анна.
– Но, дорогая моя, ты же читаешь отчёты, которые банк направляет тебе по первым числам каждого квартала, а тебе как опекуну принадлежит право поинтересоваться любым инвестиционным проектом, которые мы осуществляем от имени Уильяма.
Алан Ллойд достал из кармана лист бумаги, но хранил молчание, пока сомелье не закончил наливать им превосходное бургундское. Как только сомелье удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать их, Ллойд продолжил:
– До своего двадцать первого дня рождения Уильям держит на счету в банке более двадцати одного миллиона под четыре с половиной процента. Мы реинвестируем проценты в акции предприятий и доли в них каждый квартал. В прошлом мы никогда не вкладывались в частные компании. Возможно, ты удивишься, Анна, но теперь мы реинвестируем, исходя из принципа пятьдесят на пятьдесят: пятьдесят процентов мы вкладываем по решению банка, а пятьдесят – после того, как получим рекомендации от Уильяма. В данный момент наши инвестиции чуть успешнее, к вящей радости Тони Симмонса – нашего директора инвестиционного отдела, которому Уильям обещал «Роллс-Ройс» за каждый год, когда он опередит его в доходах на десять процентов.
– Но откуда же он возьмёт десять тысяч долларов на «Роллс-Ройс», если проиграет пари, ведь он же не может брать деньги из своего фонда, пока ему не исполнится двадцать один?
– У меня нет ответа на этот вопрос, Анна. Хотя, с другой стороны, я знаю, что он слишком горд, чтобы прийти непосредственно к нам, и что он никогда не стал бы заключать пари, если б не мог его выиграть. Ты случайно не видела в последнее время его книгу доходов и расходов?
– Ту, что ему подарили бабушки?
Алан Ллойд кивнул.
– Нет, я не видела её с того дня, когда он пошёл в школу. Я и не знала, что она существует до сих пор.
– Она всё ещё существует, – сказал банкир, – и я отдал бы месячное жалованье за то, чтобы узнать, какая цифра там стоит в колонке кредита. Полагаю, ты знаешь, что он держит свои деньги в банке Лестера в Нью-Йорке, а не у нас. А они не открывают счетов частным лицам на сумму менее десяти тысяч долларов. И я совершенно уверен в том, что исключений они не делают ни для кого, даже для сына Ричарда Каина.
– Сын Ричарда Каина… – повторила Анна. – Да, он, без сомнения, сын Ричарда Каина. Поверишь, он ни разу не попросил у меня ни цента с тех пор, как ему исполнилось двенадцать! – Она помолчала. – И знаешь, Алан, хочу предупредить тебя: он неласково отнесётся к тому, кто сообщит ему, что нужно вложить пятьсот тысяч долларов из его собственного фонда в компанию Генри.
– Они не ладят? – спросил Алан, и бровь его поднялась.
– Боюсь, что нет, – сказала Анна.
– Мне жаль слышать это. Если Уильям реально выступит против такой сделки, это, конечно же, серьёзно осложнит положение. Он не имеет прав на фонд до двадцати одного года, но, как нам сообщают наши источники, он не прочь воспользоваться помощью независимых юристов, чтобы определиться с тем, какие права у него есть по закону.
– О боже, – сказала Анна, – ты это серьёзно?
– О да, вполне серьёзно, но тебе не о чем беспокоиться. Честно говоря, все мы в банке были удивлены, но когда узнали, от кого исходит запрос, то поделились и той информацией, которую обычно оставляем для себя. По собственным соображениям, он не захотел выходить на нас непосредственно.
– Боже правый, – сказала Анна, – что же из него получится к тридцати?
– Всё будет зависеть от того, – сказал Алан, – повезёт ли ему настолько, что он влюбится в девушку столь же милую, как ты. Это всегда составляло сильную сторону Ричарда.
– Ты – старый льстец, Алан. Давай отложим вопрос о пятистах тысячах до того, как я переговорю с Генри.
– Конечно, моя дорогая. Я же сказал, что мне нужен твой совет.
Алан заказал кофе и нежно пожал руку Анны.
– Помни, что тебе надо поберечь себя. Ты – гораздо важнее, чем судьба каких-то долларов.
Вернувшись домой после обеда, Анна тут же начала думать о двух других письмах, пришедших сегодня утром. В одном она была теперь уверена: после всего, что она узнала от Алана Ллойда о своём сыне, будет правильно тихо уступить ему и разрешить провести летние каникулы с его другом Мэттью Лестером.
Взаимоотношения Генри и Милли представляли собой проблему, решение которой она не могла найти столь же легко. Анна села в кресло малиновой кожи, любимое кресло Ричарда, и посмотрела в окно эркера на клумбу с белыми и красными розами, но она ничего не видела, погрузившись в размышления. Анне всегда требовалось много времени, чтобы принять решение, но как только она это делала, уже никогда не отступала…
В тот вечер Генри приехал домой раньше обычного, и она задумалась, почему. Вскоре всё выяснилось.
– Я слышал, сегодня ты была на ланче с Аланом Ллойдом, – сказал он, входя в комнату.
– Кто сообщил тебе об этом, Генри?
– У меня повсюду шпионы, – засмеялся он.
– Да, Алан пригласил меня. Он хотел знать, как я отношусь к тому, что его банк сделает полумиллионную инвестицию из фонда Уильяма в твою компанию.
– И что ты ответила? – спросил Генри, пытаясь скрыть своё волнение.
– Я ответила, что хочу сначала обсудить эту проблему с тобой; но, ради Бога, почему ты не сказал мне, а сразу обратился в банк, Генри? Я чувствовала себя полной дурой, впервые услышав обо всём от Алана.
– Я не думал, что мой бизнес интересен тебе, дорогая. Я совершенно случайно узнал, что ты, Алан Ллойд и Милли Престон являетесь опекунами и каждый из вас имеет голос в решении вопросов инвестиций дохода Уильяма.
– Как же ты узнал, – спросила Анна, – если даже я не знала порядка вещей?
– Ты не читаешь то, что напечатано мелким шрифтом, дорогая. Я и сам так поступал до недавнего времени. Совершенно случайно Милли Престон рассказала мне о подробностях работы фонда, а как крёстная мать Уильяма она тоже опекун. Это было для меня сюрпризом. А теперь давай посмотрим, как мы можем обернуть это дело к нашей выгоде. Милли говорит, что поддержит меня, если ты будешь согласна.
Уже само упоминание имени Милли заставило Анну почувствовать себя не в своей тарелке.
– Я не думаю, что нам следует трогать деньги Уильяма, – сказала она. – Я никогда не считала фонд чем-то имеющим ко мне отношение. Я была бы гораздо более счастлива, если бы меня оставили в покое, а реинвестициями доходов фонда пусть, как и раньше, занимается банк.
– Но можно ли быть удовлетворёнными инвестиционной программой банка, когда мне предстоит такой выгодный контракт на строительство городской больницы? Уильям заработает на моей компании кучу денег. Алан ведь говорил тебе это, не так ли?
– Я не очень поняла его отношение к этому. Он был, как всегда, очень осторожен, хотя и сказал, что контракт, если он будет выигран, очень выгодный и что у тебя хорошие шансы на победу.
– Именно так.
– Но в то же время он хотел бы видеть твою бухгалтерскую отчётность, он также спрашивал, что случилось с моими пятьюстами тысячами долларов.
– Нашими пятьюстами тысячами, дорогая. С ними всё хорошо, и ты сама скоро это узнаешь. Я отправлю Алану всю отчётность завтра утром, чтобы он мог всё проверить сам. Уверяю тебя, он будет очень удивлён.
– Надеюсь на это, Генри, ведь это нужно нам обоим, – сказала Анна. – А теперь давай подождём и посмотрим, какое у него будет мнение относительно всего этого. Ты же знаешь, как сильно я всегда доверяла Алану.
– Но не мне, – сказал Генри.
– Нет, Генри, я не хотела…
– Я просто пошутил. Я не сомневаюсь, что ты доверяешь собственному мужу.
Анна почувствовала, как у неё на глаза наворачиваются слёзы, которые она всегда сдерживала перед Ричардом. А ради Генри она даже не захотела их сдерживать.
– Надеюсь, что могу доверять. Раньше я никогда не думала о деньгах, поэтому сейчас для меня это – такая большая проблема, что я не могу с ней справиться. Ребёнок заставляет меня чувствовать себя утомлённой и подавленной.
Генри моментально стал внимательным и предупредительным.
– Я знаю, моя дорогая. Не хочу, чтобы ты и дальше забивала себе голову вопросами бизнеса, я всегда могу справиться с этими делами. Послушай, почему бы тебе не отправиться спать пораньше? Я принёс бы тебе ужин в постель. И тогда у меня будет возможность вернуться в офис и собрать бумаги, которые я утром отправлю Алану.
Анна подчинилась, но, когда Генри ушёл, она не могла заснуть, несмотря на то, что очень устала. Она сидела в постели и читала Синклера Льюиса. Анна знала, что Генри потребуется пятнадцать минут, чтобы добраться до работы, поэтому, выждав полновесных двадцать, она набрала его номер. Гудки продолжались целую минуту.
Спустя двадцать минут Анна позвонила опять, и опять никто не взял трубку. Слова Генри о доверии похоронным звоном звучали в её голове.
Когда Генри вернулся после полуночи домой, он был встревожен, увидев, что Анна сидит в постели, всё ещё читая Синклера Льюиса.
– Зачем же ты дожидалась меня?
Он нежно поцеловал её, и Анне показалось, что от него пахнет духами, – или она стала чересчур подозрительной?
– Мне пришлось задержаться чуть дольше, чем я предполагал, поскольку я не смог сразу найти все документы, которые потребуются Алану. Глупая секретарша подшила их в папки с другими названиями.
– Как же, наверное, тебе было одиноко в офисе среди ночи… – сказала Анна.
– Ну, не так уж и плохо, когда есть достойная работа, – сказал Генри, забираясь в постель и пристраиваясь под бок к Анне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68