Однако праздник для Уильяма и его матери пролетел быстро, а Ричард, довольный успехами на Ломбард-стрит и новым управляющим, начал подбирать день для их возвращения. Из Бостона ежедневно приходили телеграммы, которые заставляли его спешить на своё место председателя. И вот когда одна из них сообщила, что на хлопкоперерабатывающем заводе в Лоуренсе, штат Массачусетс, забастовало двадцать пять тысяч рабочих, а его банк сделал большие вложения в это предприятие, он принял решение отправляться через три дня.
Уильяму не терпелось вернуться домой, рассказать мистеру Монро обо всех восхитительных вещах, которые он делал в Англии, и вновь встретиться с бабушками. Он был уверен, что те никогда не ходили в настоящий театр с живыми актёрами и простой публикой. Анна тоже была бы счастлива попасть домой, хотя поездка ей нравилась не меньше, чем Уильяму, поскольку её платья и красота с восторгом были приняты островитянами Северного моря, обычно не склонными к выставлению своих мнений напоказ.
В качестве последней радости за день до отплытия Анна взяла Уильяма на чай, который устраивала жена новоназначенного председателя лондонского филиала банка Ричарда. У неё тоже был сын восьми лет по имени Стюарт, и Уильям после двух недель, в течение которых они играли вместе, привык к своему новому другу и стал считать его неотъемлемой частью своей жизни. Чаепитие, впрочем, оказалось несколько скомканным, поскольку Стюарт чувствовал себя неважно, и Уильям – из солидарности со своим новым приятелем – сказал, что собирается болеть тоже. Анна и Уильям возвратились в «Ритц» раньше, чем планировали. Однако Анну это не слишком выбило из колеи, поскольку у неё появилось время приглядеть за укладкой своих чемоданов, а недомоганию Уильяма она не придала большого значения, считая, что он просто подражает Стюарту. Но когда вечером она отправляла сына спать, то обнаружила, что он не говорил попусту и у него и в самом деле высокая температура. За ужином она сказала об этом Ричарду.
– Возможно, он перевозбудился при мысли о возвращении домой, – ответил он не слишком уверенно.
– Надеюсь, что так, – сказала Анна, – не хотелось бы везти его больным.
– Да он оправится к завтрашнему дню, – сказал Ричард не допускающим возражений тоном, но когда Анна пришла утром будить сына, то обнаружила, что он весь покрыт красными пятнами, а температура поднялась выше сорока градусов. Гостиничный врач диагностировал корь и вежливо, но настойчиво запретил Уильяму какие бы то ни было морские путешествия не только ради него самого, но и для спокойствия других пассажиров. Не оставалось ничего, как уложить его в кровать, обложить грелками и дожидаться следующего корабля. Ричард не смог позволить себе трёхнедельную задержку и решил отправляться по плану. Анна произвела необходимые перемены в бронировании билетов. Уильям умолял отца взять его с собой: двадцать один день ожидания, пока «Аквитания» вернётся в Саутгемптон, казались ребёнку вечностью. Ричард был непреклонен, нанял сиделку для ухода за Уильямом и убедил мальчика, что он плохо себя чувствует.
Анна проводила Ричарда до Саутгемптона в новом «Роллс-Ройсе».
– Мне будет одиноко в Лондоне без тебя, Ричард, – сказала она застенчиво при прощании, рискуя заработать замечание в излишней эмоциональности.
– Что же, дорогая, мне тоже будет одиноко без тебя в Бостоне, – сказал он, хотя мысли его уже занимали бастующие рабочие.
Анна вернулась в Лондон поездом, размышляя о том, чем же она займётся ближайшие три недели. Ночь Уильям провёл лучше, и утром пятна уже не казались такими зловещими. Однако и доктор, и сиделка были единодушны: он должен оставаться в постели. Анна воспользовалась дополнительным временем, чтобы писать длинные письма родным. Уильям, несмотря на протесты, остался в постели, но во вторник он проснулся рано и отправился в комнату матери вполне восстановившим силы. Он забрался к ней в кровать, и его холодные руки тут же разбудили её. Она с огромным облегчением увидела, что он совершенно выздоровел. Она позвонила и заказала завтрак в постель им обоим – вольность, которой отец Уильяма никогда бы не потерпел.
Послышался негромкий стук, и человек в красной, шитой золотом ливрее внёс огромный серебряный поднос с завтраком. На нём были яйца, бекон, помидоры, тосты и мармелад – настоящий пир. Уильям жадно смотрел на еду, он уже и не помнил, когда ел по-настоящему. Анна равнодушно взглянула на утреннюю газету. Живя в Лондоне, Ричард ежедневно читал «Таймс», поэтому менеджеры отеля решили, что ей она тоже понадобится.
– Ой, смотри, – сказал Уильям, уставившись на фотографию на первой полосе, – папин корабль. А что такое ка-та-стро-фа, мама?
Во всю ширину газетного листа была помещена фотография «Титаника».
Анна, не думая о том, уместно ли такое поведение для члена семьи Лоуэллов или Кэбботов, залилась слезами. Они несколько минут сидели в постели, обняв друг друга. Уильям не мог сказать, почему. Анна поняла, что они оба потеряли человека, которого любили больше всего на свете.
Отец молодого Стюарта, сэр Пирс Кэмпбелл, прибыл в сто седьмой номер отеля «Ритц» почти сразу же. Он подождал в гостиной, пока вдова переоденется в своё единственное чёрное платье. Уильям тоже оделся, всё ещё не понимая, что такое «катастрофа». Анна попросила сэра Пирса объяснить весь смысл новости её сыну, который говорил: «Я хотел быть на корабле с ним, но меня не пустили». Он не плакал, потому что не верил, что что-то может убить его отца. Он окажется в числе спасшихся.
За всю свою карьеру политика, дипломата и бизнесмена, возглавившего лондонский филиал банка «Каин и Кэббот», сэр Пирс никогда не встречался с подобным самообладанием в таком юном существе. Много лет спустя он говаривал, что такое присутствие духа даётся немногим. Оно было дано Ричарду Каину и унаследовано его единственным сыном.
Списки спасшихся поступали время от времени из Америки, и Анна проверяла и перепроверяла их. Однако каждый раз в них отсутствовало имя Каина, он считался пропавшим без вести, видимо, утонувшим. Прошла ещё неделя, и даже Уильям почти потерял надежду на то, что его отец спасётся.
Анна с трудом заставила себя подняться на борт «Аквитании», но Уильям горел непонятным желанием выйти в море. Час за часом он просиживал на прогулочной палубе, осматривая пустую поверхность воды.
– Завтра я обязательно найду его, – обещал он матери сначала уверенно, затем всё более сомневающимся тоном.
– Уильям, никто не может выжить в Атлантике в течение трёх недель.
– Даже мой отец?
– Даже твой отец.
Когда Анна вернулась в Бостон, обе бабушки ждали её в Красном доме, исполненные чувства обязанности, которая свалилась на них.
Ответственность опять перешла в руки бабушек. Анна пассивно отнеслась к своему положению собственника. У неё в жизни почти не осталось иных целей, кроме Уильяма, чья судьба теперь находилась в её руках. Уильям был вежлив, но на сотрудничество не шёл. Днём он тихо сидел на уроках мистера Монро, а по ночам плакал на коленях у матери.
– Ему не хватает компании других детей – только и всего, – сказали бабушки решительно, уволили мистера Монро и няньку, а Уильяма отправили в школу в Сэйр, надеясь на то, что вступление в реальный мир и компания других детей вернут его в прежнее состояние.
Огромную часть своего состояния Ричард оставил Уильяму, предусмотрев семейное доверительное управление имуществом до тех пор, пока Уильяму не исполнится двадцать один год. Существовало и дополнение к завещанию. Ричард указывал, что Уильям должен стать председателем правления банка «Каин и Кэббот» заслуженно. Это было единственным местом в завещании отца, которое вдохновляло Уильяма, потому что всё остальное он получал по праву рождения. Анна получала пятьсот тысяч долларов капитала и пожизненные выплаты в размере ста тысяч долларов в год после вычета налогов, но эта выплата прекращалась, если бы она вышла замуж ещё раз. Она также получала дом на Бикон-Хилл, летний дом на побережье, дом в штате Мэн и небольшой островок неподалёку от полуострова Кэйп Код. Все это должно было перейти к Уильяму после смерти матери. Обе бабушки получили по двести пятьдесят тысяч долларов и письма, которые не оставляли сомнения в том, какие обязанности возлагались на них, если Ричард умрёт раньше них. Банк должен был заниматься доверительным управлением семейным состоянием, а крёстные родители Уильяма выступали в качестве компаньонов. Ежегодный доход от такого управления должен был вкладываться в надёжные предприятия.
Прошёл целый год, прежде чем бабушки сняли траур, и, хотя Анне было всего двадцать восемь лет, она впервые в жизни выглядела на свои годы.
В отличие от Анны, бабушки скрывали своё горе от Уильяма, пока он не упрекнул их в этом.
– Разве ты не скучаешь по моему папе? – спросил он как-то бабушку Каин, глядя на неё синими глазами, которые заставляли вспоминать глаза её собственного сына.
– Почему, скучаю, дитя моё, но он сам не хотел бы, чтобы мы просто сидели и горевали впустую.
– Но я хочу, чтобы мы всегда помнили о нём – всегда! – сказал Уильям дрожащим голосом.
– Уильям, я должна впервые поговорить с тобой как со взрослым человеком. Мы всегда будем хранить в наших душах память о нём, а ты должен выполнить своё предназначение, оправдав те надежды, которые возлагал на тебя твой отец. Ты теперь глава семьи и наследник огромного состояния. Поэтому ты должен в труде готовить себя к этому наследию в том же духе, как твой отец приумножал его для тебя.
Уильям ничего не ответил. Зато теперь у него была цель в жизни, которой раньше ему не хватало, и он поступил так, как советовала ему бабушка. Он научился жить со своей скорбью, не жалуясь на неё, и с того момента начал упорно заниматься в школе, довольный только тогда, когда его успехи производили впечатление на бабушку Каин. Он прекрасно успевал по всем предметам, а по математике был первым не только в классе, но намного опережал и более старших ребят. Он решил превзойти успехи своего отца. Мать стала ему ещё ближе, а сам он начал настолько подозрительно относиться ко всем, кто не входил в состав семьи, что его считали одиночкой и – совершенно несправедливо – снобом.
На его седьмой день рождения бабушки решили, что для Уильяма настала пора познакомиться с сущностью денег. Поэтому они позволили ему иметь карманные деньги в размере одного доллара в неделю, но настояли, чтобы он вёл учёт каждого израсходованного цента. Имея это в виду, они подарили ему книгу учёта доходов и расходов в зелёном кожаном переплёте за девяносто пять центов, которые они вычли из еженедельного пособия в один доллар. Начиная со второй недели бабушки утром каждой субботы делили этот доллар. Уильям пятьдесят центов вкладывал, двадцать тратил на себя, десять – на благотворительность по своему усмотрению, а двадцать откладывал в резерв. В конце каждого квартала бабушки просматривали кассовую книгу и его письменные отчёты по всем сделкам. По истечении первых трёх месяцев Уильям уже был готов сам вести отчётность. Он пожертвовал доллар и двадцать центов на бойскаутов, скопил четыре доллара и попросил бабушку Каин положить их на накопительный счёт в банке своего крёстного отца Дж. П. Моргана. Ещё три доллара и восемь центов он истратил без отчёта и доллар отложил в резерв. Кассовая книга сделалась источником большого удовлетворения для бабушек: стало ясно, что Уильям, несомненно, сын Ричарда Каина.
В школе у Уильяма было мало друзей, в частности, потому, что он стеснялся заводить отношения с кем-то, кроме Кэбботов, Лоуэллов или детей из более богатых семей, чем его собственная. Это резко ограничивало его выбор, и он стал несколько погружённым в себя, что огорчало Анну, желавшую, чтобы Уильям вёл как можно более нормальный образ жизни, и в душе не одобрявшую ни кассовой книги, ни программы инвестиций. Анна предпочла бы, чтобы у Уильяма было много молодых друзей, а не старых советчиков, чтобы он пачкался и получал на улицах синяки, чтобы он заводил лягушек и черепах, а не покупал акции и изучал отчёты компаний, короче, чтобы он был таким же, как и все остальные мальчики. Но ей всегда недоставало смелости сказать о своих мыслях; впрочем, бабушкам были неинтересны все остальные мальчики.
На свой девятый день рождения Уильям представил бабушкам книгу доходов и расходов для второй ежегодной ревизии. Книга в зелёном кожаном переплёте показывала, что за два года он накопил пятьдесят долларов. Уильям был особенно счастлив обратить внимание бабушек на графу В-6, показывавшую, что он продал акции банка Моргана сразу же после того, как услышал о смерти великого финансиста, потому что помнил, как упали в цене бумаги отцовского банка после того, как было объявлено о его смерти.
Бабушки были приятно удивлены и разрешили Уильяму продать свой старый велосипед и купить новый, после чего у него ещё оставался капитал в размере ста долларов, которые бабушки вложили от его имени в компанию «Стандард Ойл» из Нью-Джерси, поскольку, по словам Уильяма, её акции будут только расти. Он внимательно вёл книгу доходов и расходов вплоть до своего двадцать первого дня рождения. Если бы его бабушки дожили до того дня, он был бы горд показать им последнюю графу в правой колонке, которая называлась «активы».
7
Владек был единственным из оставшихся в живых, кто хорошо знал внутреннее устройство подвала. Ещё в те дни, когда он играл с Леоном в прятки, он проводил в подвале многие счастливые часы свободы, которую ему дарила маленькая каменная комната. Тогда он не догадывался, что это знание очень пригодится ему.
Всего в подвале было четыре комнаты на двух уровнях. Две комнаты – одна побольше и одна поменьше – находились на втором этаже подвала. Та, что поменьше, подходила к стене замка, в неё через каменную решётку наверху пробивался скудный свет. Спустившись пятью ступеньками ниже, можно было попасть в две другие комнаты, в которых была полная темнота и застоявшийся воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68