https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/rossijskie/
Он отнюдь не был склонен подставлять грудь под пулю, и, если бы я не убил его, он убил бы меня.
— Вот что я думаю. — Джоанна со вздохом отставила бокал с вином. — Должна ли выходить наружу вся правда о Кэролайн? Я имею в виду, что она и Дилан были любовниками?
— Если тебе интересно мое мнение, то нет. — Он на мгновение задумался. — Полагаю, что совершенно ни к чему их отношениям становиться достоянием всего города. Она нашла дискету — нет нужды объяснять как, тем более что мы и сами толком этого не знаем. Кэролайн спрятала ее. Дилан обнаружил пропажу и стал ей угрожать, запугав настолько, что она не справилась со своей машиной. Но он не знал, где находится дискета. Потом появилась ты, и он занервничал, потому что ты постоянно расспрашивала о Кэролайн: естественно, он испугался, а вдруг ты как-нибудь найдешь дискету, а с нею и доказательства его преступления. И он пытался тебя убить. Дважды.
Джоанна чуть улыбнулась.
— А я опять обманула смерть. Сейчас ты скажешь, что мне нужно осторожнее переходить улицу, да?
Гриффин тоже отставил свой стакан и склонился над ней. Лицо его было серьезно.
— Не стоит с этим шутить. Видит бог, я надеюсь, что у тебя столько же жизней, сколько у кошки, значит, еще осталось. Но будь осторожнее с ними, пожалуйста. Я не хочу тебя потерять. Я совсем не хочу тебя потерять.
Она закинула руки ему на плечи, погладила по волосам. «А глаза у него синие, — решила она. — Темно-темно-голубые, темнее, чем сапфиры».
— Значит, не потеряешь, — пробормотала Джоанна, раскрывая губы ему навстречу.
Он крепко поцеловал ее, и Джоанна почувствовала, как ее вновь охватывает огонь желания. Мысли исчезли, она хотела не думать, а чувствовать — и дала себе волю.
Гриффин проснулся на рассвете и быстро сел в постели, обнаружив, что Джоанны рядом нет. Отбросив одеяло, он встал, быстро натянул пижаму; вышел в темную гостиную и тотчас успокоился: по комнате гулял холодный ветер, дверь на балкон была приоткрыта и Джоанна, закутавшись в стеганое одеяло, из-под которого торчал воротничок его рубашки, стояла на балконе.
Он вышел к ней и, прислонившись к перилам, крепко потер ей спину.
— Эй, ты здесь замерзнешь.
Она смотрела на него — ясноглазая, с разгоревшимися от утреннего холодка щеками.
— Знаешь, я думала обо всем этом, — произнесла она совсем тихо. — Но особенно о Дилане. Что делает человека таким, как он? Когда жадность становится столь абсолютной, что даже убить легко?
— Не знаю, милая.
Она вздохнула — изо рта у нее вылетело облачко пара.
— За его мелкое, неважное преступление три человека заплатили своей жизнью. Просто за то, чтобы не открылась его проклятая кража. Гриффин, ведь это всего только деньги!
Он покачал головой.
— Нет. Для Дилана это совсем другое. Для него это означало еще и власть. Это… поднимало его в собственных глазах, давало ему то, чего, как он считал, он достоин, а не имеет просто потому, что мир несправедлив к нему. Такие всегда считают, что им кто-то должен, и всегда обижены на вопиющую несправедливость. Конечно, он мог убить для того только, чтобы получить то, что хотел. Ведь он защищал свое представление о себе, заслуживающем всего, а имеющем самую малость. Пойми, Джоанна, он не просто заурядный уголовник; то, что ему удавалось проделывать это так долго и успешно, доказывает, что он действительно умнее многих. Как разрушительно это постоянное чувство, что тебе недодали.
Джоанна, согласно кивнув, немного помолчала. Потом опять вздохнула.
— Но теперь, слава богу, все действительно кончилось. Этой ночью сон уже не мучил меня. Наконец-то это прошло, Гриффин! Этот вечный страх, и напряжение, и чувство, что твоей волей кто-то управляет. Кэролайн отпустила меня на свободу, я чувствую. — Она очень серьезно посмотрела на него. Гриффин погладил ее по щеке.
— Я рад, милая.
— Пока она меня не отпускала, я… не способна была ни на что другое.
— Я знаю.
— А знаешь ты, что я тебя люблю? — серьезно спросила она, глядя ему прямо в лицо. Он чуть улыбнулся.
— Была у меня такая надежда, — ласково ответил он. — Но ты заставила меня долго ждать этих слов.
— Я должна была освободиться от Кэролайн, — объяснила она.
— И заодно увериться в том, что и я от нее свободен?
— Примерно так.
Он наклонил голову и нежно ее поцеловал.
— Я всегда был от нее свободен. А от тебя — нет. Боже мой, как я люблю тебя! Ты — у меня в голове, ты — в моем сердце, и под кожей, и внутри меня… так глубоко, словно ты — часть меня. Словно ты всегда была со мной. Я люблю тебя, Джоанна.
— И я люблю тебя.
Он поднял голову, заглянул ей в глаза и легонько погладил по щеке.
— Пойдем в дом. Ты уже замерзла.
Ее улыбка была так прелестна, что у него чуть сердце не разорвалось от переполнявшей его нежности.
— Знаешь, я хочу увидеть рассвет. Так непривычно больше не просыпаться от смертельного ужаса. И так хорошо! Посмотри, Гриффин, как красиво!
Ему нелегко было оторвать от нее взгляд, но он взглянул на горизонт, где черное небо отливало темным пурпуром; над головой оно было уже темно-синим и постепенно светлело к востоку, где скоро должно было взойти солнце. Был прилив, океанские волны шумели и бились о скалы, а утренний воздух был солоноват и влажен.
Он глубоко вздохнул.
— Я с первого взгляда полюбил это место, — сказал он.
— Я тоже. — Джоанна улыбалась ему, чувствуя, как успокаивается душа. — Я не понимала этого до конца, пока всюду видела опасность и на все смотрела с подозрением, но, несмотря ни на что, в глубине души я чувствовала, какое это прекрасное место.
— Тогда оставайся здесь и выходи за меня замуж. — Он не хотел так скоро делать ей предложение, но, сказав это, почувствовал, что правильно сделал. — Я понимаю, тебе многого будет не хватать, но…
Она закрыла ему рот пальчиками, чтобы он не наговорил лишнего.
— Чего мне будет не хватать? Большого города? Он мне не нужен. Моей семьи? Тетя Сара была последней. Друзей? Обзаведусь новыми.
— Милая…
— Я люблю тебя, Гриффин, — тихо произнесла она. — И ничего на свете не хочу больше, чем остаться здесь с тобой.
Он глубоко вздохнул, но это не помогло избавиться от сладкой боли в груди, да и не то чтобы в этом была необходимость.
— Клянусь, Джоанна, ты не пожалеешь об этом, — сказал он, привлекая ее к себе.
— Я знаю. — Сияя улыбкой, она взъерошила ему волосы. — Я это поняла сразу, как только тебя увидела, хотя и долго не хотела себе в этом признаваться. Я тогда смотрела на тебя, на твое лицо, и уже знала, что больше не вернусь в Атланту — разве что за вещами.
— Я думаю, ты просто ведьма.
— Это все оттого, что я очень-очень счастлива.
Гриффин подумал, что счастлив на самом деле он, но спорить не стал, а поднял ее на руки и отнес назад, в теплую постель.
Эпилог
Прошло ровно две недели с того дня, когда Джоанна приехала в Клиффсайд. В этот солнечный октябрьский вторник они с Гриффином подошли к тихой старой церкви в северном конце города. Он довел ее до церковной ограды и распахнул перед ней створки железных ворот изящного литья.
— Ты действительно не хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Действительно, — улыбнулась ему Джоанна. — Я должна сделать это одна. Со мной ничего не случится, честное слово.
— Ладно, — согласился он и нежно поцеловал ее. Он все понимал без объяснений. — Я буду ждать тебя здесь. Только помни — не больше пятнадцати минут.
— Даже меньше.
Она вошла на территорию старейшего городского кладбища и не спеша побрела по засыпанной гравием дорожке. Кладбище было ухоженное, залитое солнцем; лишь несколько огромных старых дубов отбрасывало густую тень на могилы. Шум прибоя здесь был почти не слышен, он скорее ощущался, как некая пульсация земли. Это место, где покоятся мертвые, казалось удивительно живым.
До сегодняшнего дня Джоанна избегала этого места. Избегала даже думать о нем — она боялась, как бы рядом с могилой Кэролайн, с застывшей реальностью надгробной плиты, не укрепилась непрочная связь между ними.
Но теперь это так долго мучившее ее наваждение наконец исчезло, значит, пришла пора попрощаться с Кэролайн.
Ее могила была так же безукоризненно аккуратна, как и все остальные, травка на ней была коротко подстрижена и, несмотря на октябрь, ярко зеленела, мраморная надгробная плита блестела под лучами солнца. На плите выгравировано имя, КЭРОЛАЙН ДУГЛАС МАККЕННА, и годы жизни. Она не прожила и тридцати лет, и больше десяти из них жизнь ее была адом. Скотт добавил к надписи слова: «Любимой жене и матери», — и Джоанна полагала, что он сделал это искренне, а не только потому, что так принято.
Бедная Кэролайн. Она жила и умерла, так ничего и не поняв.
С обеих сторон от плиты высились мраморные вазы, и в каждой по букету роз, названных ее именем. В это время года они стоят недолго, но как только эти облетят, из оранжереи принесут свежие им на смену. Воистину, розы для Кэролайн. Почему-то Джоанна не сомневалась, что цветы будут еще долго украшать могилу Кэролайн.
— Тебе они, наверное, не понравятся, — задумчиво сказала Джоанна, кладя на могилу скромный букет, составленный из самых разных цветов. Вокруг никого не было, и она спокойно говорила вслух, не боясь любопытных ушей: она чувствовала, что это правильно. — Но розы пусть тебе приносят твои мужчины.
Джоанна смотрела на надгробную плиту с высеченным на ней именем этой странной женщины, которой не удалась жизнь, но удалось преодолеть смерть, чтобы спасти свою дочь.
— Ты знала, что Риген угрожает опасность, правда? Может быть, в последний момент своей жизни ты поняла, что это она нашла шкатулку с дискетой. А может быть… может быть, после смерти возникает тот краткий миг, когда нам становится ясно все, что случится с теми, кого мы оставляем.
Как бы то ни было, ты это знала. Ты знала, что ей нужна помощь. А может быть, ты поняла и что-то еще, Кэролайн? Может быть, ты ужаснулась оттого, что сделала со Скоттом? Поняла ли ты, что Риген нужен отец?..
Разумеется, ответа не было, да и не могло быть, но Джоанна продолжала размышлять вслух, подводя своего рода итог этих кошмарных дней своей жизни, когда их судьбы так удивительно переплелись.
— Мне хочется думать, что есть вещи, о которых ты сожалеешь, Кэролайн. Что ты привела меня сюда не только для того, чтобы защитить Риген, но чтобы я, по крайней мере, попыталась залечить раны, нанесенные тобой. Теперь Скотт знает правду о своей дочери. Адам получил возможность… ну, хотя бы излить душу. И даже Гриффин больше не ставит себе в вину твою смерть.
Весь город вздохнул с облегчением, когда стала известна правда. Ведь эти две смерти — твоя и Батлера — потрясли всех гораздо сильнее, чем люди хотели это признать. А когда сюда приехала я, столь на тебя похожая, и стала задавать вопросы, это только добавило напряжения. Гриффину тоже казалось, что в городе с некоторых пор что-то не так. Может быть, это беспокоило и всех остальных. Так или иначе, сейчас все обстоит гораздо лучше. Наверное, для большинства так и останется тайной, почему я сюда приехала, но сейчас даже те, кто относился ко мне настороженно, приветливы и дружелюбны. Это прелестный городок, Кэролайн. Кажется, я полюбила его.
Я думаю, мы с тобой не понравились бы друг другу. То, что я узнала здесь о тебе, не так уж приятно. Но в сердце моем нет ненависти. Ты, наверное, просто не могла быть другой, что ж с этим поделаешь? Но мне кажется, ты не умела наслаждаться жизнью, а это так горько. Ты не любила, когда тебя жалели, и мне тебя не жаль, но мне бы хотелось…
Чего бы ей хотелось? Джоанна вздохнула.
— Я рада, что ты меня сюда позвала, Кэролайн. Я рада, что смогла помочь — хотя все это едва не свело меня с ума. Единственное, о чем я сожалею, это Амбер. Гриффин сказал, что это не моя вина, нельзя же всего предусмотреть, но я все же чувствую свою ответственность за то, что с ней случилось. Придется научиться жить с этим — я полагаю, это цена, которую я заплатила за то, что приехала сюда.
Риген чувствует себя хорошо. Им со Скоттом еще многое предстоит преодолеть, но начало многообещающее. Вчера она даже доехала в его машине до города, в первый раз за долгое время. Все были рады ее видеть. Хотя тебе это и не понравится, Скотт, похоже, остановил свой выбор на Лиссе. Она помогает ему во всем и очень его поддерживает. Ты должна порадоваться за них, Кэролайн. Ты знаешь, он любил тебя. Жаль, что ты не смогла взять то, что он мог дать тебе. Не знаю, что произошло раньше, твоя ли вздорная натура охладила его, или ты взбесилась оттого, что ему трудно было выражать свои чувства, и тогда ты… стала искать утешения… и, возможно, даже находила. Но ты никогда не испытала самого прекрасного чувства в этой жизни, Кэролайн. И мне все-таки жаль тебя.
Джоанна немного помолчала, потом улыбнулась.
— Я знаю, тебе не нужна моя жалость. Покойся с миром. Я присмотрю за Риген, обещаю. Прощай, Кэролайн.
Джоанна повернулась и пошла назад, к церкви. Она была спокойна: черта подведена. А когда она увидела, что человек, которого она любит, ждет ее у церковных ворот и при виде ее глаза у него просветлели, она ускорила шаги. Она была счастлива. И не оглянулась ни разу — с прошлым покончено.
Важно только настоящее. И будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Вот что я думаю. — Джоанна со вздохом отставила бокал с вином. — Должна ли выходить наружу вся правда о Кэролайн? Я имею в виду, что она и Дилан были любовниками?
— Если тебе интересно мое мнение, то нет. — Он на мгновение задумался. — Полагаю, что совершенно ни к чему их отношениям становиться достоянием всего города. Она нашла дискету — нет нужды объяснять как, тем более что мы и сами толком этого не знаем. Кэролайн спрятала ее. Дилан обнаружил пропажу и стал ей угрожать, запугав настолько, что она не справилась со своей машиной. Но он не знал, где находится дискета. Потом появилась ты, и он занервничал, потому что ты постоянно расспрашивала о Кэролайн: естественно, он испугался, а вдруг ты как-нибудь найдешь дискету, а с нею и доказательства его преступления. И он пытался тебя убить. Дважды.
Джоанна чуть улыбнулась.
— А я опять обманула смерть. Сейчас ты скажешь, что мне нужно осторожнее переходить улицу, да?
Гриффин тоже отставил свой стакан и склонился над ней. Лицо его было серьезно.
— Не стоит с этим шутить. Видит бог, я надеюсь, что у тебя столько же жизней, сколько у кошки, значит, еще осталось. Но будь осторожнее с ними, пожалуйста. Я не хочу тебя потерять. Я совсем не хочу тебя потерять.
Она закинула руки ему на плечи, погладила по волосам. «А глаза у него синие, — решила она. — Темно-темно-голубые, темнее, чем сапфиры».
— Значит, не потеряешь, — пробормотала Джоанна, раскрывая губы ему навстречу.
Он крепко поцеловал ее, и Джоанна почувствовала, как ее вновь охватывает огонь желания. Мысли исчезли, она хотела не думать, а чувствовать — и дала себе волю.
Гриффин проснулся на рассвете и быстро сел в постели, обнаружив, что Джоанны рядом нет. Отбросив одеяло, он встал, быстро натянул пижаму; вышел в темную гостиную и тотчас успокоился: по комнате гулял холодный ветер, дверь на балкон была приоткрыта и Джоанна, закутавшись в стеганое одеяло, из-под которого торчал воротничок его рубашки, стояла на балконе.
Он вышел к ней и, прислонившись к перилам, крепко потер ей спину.
— Эй, ты здесь замерзнешь.
Она смотрела на него — ясноглазая, с разгоревшимися от утреннего холодка щеками.
— Знаешь, я думала обо всем этом, — произнесла она совсем тихо. — Но особенно о Дилане. Что делает человека таким, как он? Когда жадность становится столь абсолютной, что даже убить легко?
— Не знаю, милая.
Она вздохнула — изо рта у нее вылетело облачко пара.
— За его мелкое, неважное преступление три человека заплатили своей жизнью. Просто за то, чтобы не открылась его проклятая кража. Гриффин, ведь это всего только деньги!
Он покачал головой.
— Нет. Для Дилана это совсем другое. Для него это означало еще и власть. Это… поднимало его в собственных глазах, давало ему то, чего, как он считал, он достоин, а не имеет просто потому, что мир несправедлив к нему. Такие всегда считают, что им кто-то должен, и всегда обижены на вопиющую несправедливость. Конечно, он мог убить для того только, чтобы получить то, что хотел. Ведь он защищал свое представление о себе, заслуживающем всего, а имеющем самую малость. Пойми, Джоанна, он не просто заурядный уголовник; то, что ему удавалось проделывать это так долго и успешно, доказывает, что он действительно умнее многих. Как разрушительно это постоянное чувство, что тебе недодали.
Джоанна, согласно кивнув, немного помолчала. Потом опять вздохнула.
— Но теперь, слава богу, все действительно кончилось. Этой ночью сон уже не мучил меня. Наконец-то это прошло, Гриффин! Этот вечный страх, и напряжение, и чувство, что твоей волей кто-то управляет. Кэролайн отпустила меня на свободу, я чувствую. — Она очень серьезно посмотрела на него. Гриффин погладил ее по щеке.
— Я рад, милая.
— Пока она меня не отпускала, я… не способна была ни на что другое.
— Я знаю.
— А знаешь ты, что я тебя люблю? — серьезно спросила она, глядя ему прямо в лицо. Он чуть улыбнулся.
— Была у меня такая надежда, — ласково ответил он. — Но ты заставила меня долго ждать этих слов.
— Я должна была освободиться от Кэролайн, — объяснила она.
— И заодно увериться в том, что и я от нее свободен?
— Примерно так.
Он наклонил голову и нежно ее поцеловал.
— Я всегда был от нее свободен. А от тебя — нет. Боже мой, как я люблю тебя! Ты — у меня в голове, ты — в моем сердце, и под кожей, и внутри меня… так глубоко, словно ты — часть меня. Словно ты всегда была со мной. Я люблю тебя, Джоанна.
— И я люблю тебя.
Он поднял голову, заглянул ей в глаза и легонько погладил по щеке.
— Пойдем в дом. Ты уже замерзла.
Ее улыбка была так прелестна, что у него чуть сердце не разорвалось от переполнявшей его нежности.
— Знаешь, я хочу увидеть рассвет. Так непривычно больше не просыпаться от смертельного ужаса. И так хорошо! Посмотри, Гриффин, как красиво!
Ему нелегко было оторвать от нее взгляд, но он взглянул на горизонт, где черное небо отливало темным пурпуром; над головой оно было уже темно-синим и постепенно светлело к востоку, где скоро должно было взойти солнце. Был прилив, океанские волны шумели и бились о скалы, а утренний воздух был солоноват и влажен.
Он глубоко вздохнул.
— Я с первого взгляда полюбил это место, — сказал он.
— Я тоже. — Джоанна улыбалась ему, чувствуя, как успокаивается душа. — Я не понимала этого до конца, пока всюду видела опасность и на все смотрела с подозрением, но, несмотря ни на что, в глубине души я чувствовала, какое это прекрасное место.
— Тогда оставайся здесь и выходи за меня замуж. — Он не хотел так скоро делать ей предложение, но, сказав это, почувствовал, что правильно сделал. — Я понимаю, тебе многого будет не хватать, но…
Она закрыла ему рот пальчиками, чтобы он не наговорил лишнего.
— Чего мне будет не хватать? Большого города? Он мне не нужен. Моей семьи? Тетя Сара была последней. Друзей? Обзаведусь новыми.
— Милая…
— Я люблю тебя, Гриффин, — тихо произнесла она. — И ничего на свете не хочу больше, чем остаться здесь с тобой.
Он глубоко вздохнул, но это не помогло избавиться от сладкой боли в груди, да и не то чтобы в этом была необходимость.
— Клянусь, Джоанна, ты не пожалеешь об этом, — сказал он, привлекая ее к себе.
— Я знаю. — Сияя улыбкой, она взъерошила ему волосы. — Я это поняла сразу, как только тебя увидела, хотя и долго не хотела себе в этом признаваться. Я тогда смотрела на тебя, на твое лицо, и уже знала, что больше не вернусь в Атланту — разве что за вещами.
— Я думаю, ты просто ведьма.
— Это все оттого, что я очень-очень счастлива.
Гриффин подумал, что счастлив на самом деле он, но спорить не стал, а поднял ее на руки и отнес назад, в теплую постель.
Эпилог
Прошло ровно две недели с того дня, когда Джоанна приехала в Клиффсайд. В этот солнечный октябрьский вторник они с Гриффином подошли к тихой старой церкви в северном конце города. Он довел ее до церковной ограды и распахнул перед ней створки железных ворот изящного литья.
— Ты действительно не хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Действительно, — улыбнулась ему Джоанна. — Я должна сделать это одна. Со мной ничего не случится, честное слово.
— Ладно, — согласился он и нежно поцеловал ее. Он все понимал без объяснений. — Я буду ждать тебя здесь. Только помни — не больше пятнадцати минут.
— Даже меньше.
Она вошла на территорию старейшего городского кладбища и не спеша побрела по засыпанной гравием дорожке. Кладбище было ухоженное, залитое солнцем; лишь несколько огромных старых дубов отбрасывало густую тень на могилы. Шум прибоя здесь был почти не слышен, он скорее ощущался, как некая пульсация земли. Это место, где покоятся мертвые, казалось удивительно живым.
До сегодняшнего дня Джоанна избегала этого места. Избегала даже думать о нем — она боялась, как бы рядом с могилой Кэролайн, с застывшей реальностью надгробной плиты, не укрепилась непрочная связь между ними.
Но теперь это так долго мучившее ее наваждение наконец исчезло, значит, пришла пора попрощаться с Кэролайн.
Ее могила была так же безукоризненно аккуратна, как и все остальные, травка на ней была коротко подстрижена и, несмотря на октябрь, ярко зеленела, мраморная надгробная плита блестела под лучами солнца. На плите выгравировано имя, КЭРОЛАЙН ДУГЛАС МАККЕННА, и годы жизни. Она не прожила и тридцати лет, и больше десяти из них жизнь ее была адом. Скотт добавил к надписи слова: «Любимой жене и матери», — и Джоанна полагала, что он сделал это искренне, а не только потому, что так принято.
Бедная Кэролайн. Она жила и умерла, так ничего и не поняв.
С обеих сторон от плиты высились мраморные вазы, и в каждой по букету роз, названных ее именем. В это время года они стоят недолго, но как только эти облетят, из оранжереи принесут свежие им на смену. Воистину, розы для Кэролайн. Почему-то Джоанна не сомневалась, что цветы будут еще долго украшать могилу Кэролайн.
— Тебе они, наверное, не понравятся, — задумчиво сказала Джоанна, кладя на могилу скромный букет, составленный из самых разных цветов. Вокруг никого не было, и она спокойно говорила вслух, не боясь любопытных ушей: она чувствовала, что это правильно. — Но розы пусть тебе приносят твои мужчины.
Джоанна смотрела на надгробную плиту с высеченным на ней именем этой странной женщины, которой не удалась жизнь, но удалось преодолеть смерть, чтобы спасти свою дочь.
— Ты знала, что Риген угрожает опасность, правда? Может быть, в последний момент своей жизни ты поняла, что это она нашла шкатулку с дискетой. А может быть… может быть, после смерти возникает тот краткий миг, когда нам становится ясно все, что случится с теми, кого мы оставляем.
Как бы то ни было, ты это знала. Ты знала, что ей нужна помощь. А может быть, ты поняла и что-то еще, Кэролайн? Может быть, ты ужаснулась оттого, что сделала со Скоттом? Поняла ли ты, что Риген нужен отец?..
Разумеется, ответа не было, да и не могло быть, но Джоанна продолжала размышлять вслух, подводя своего рода итог этих кошмарных дней своей жизни, когда их судьбы так удивительно переплелись.
— Мне хочется думать, что есть вещи, о которых ты сожалеешь, Кэролайн. Что ты привела меня сюда не только для того, чтобы защитить Риген, но чтобы я, по крайней мере, попыталась залечить раны, нанесенные тобой. Теперь Скотт знает правду о своей дочери. Адам получил возможность… ну, хотя бы излить душу. И даже Гриффин больше не ставит себе в вину твою смерть.
Весь город вздохнул с облегчением, когда стала известна правда. Ведь эти две смерти — твоя и Батлера — потрясли всех гораздо сильнее, чем люди хотели это признать. А когда сюда приехала я, столь на тебя похожая, и стала задавать вопросы, это только добавило напряжения. Гриффину тоже казалось, что в городе с некоторых пор что-то не так. Может быть, это беспокоило и всех остальных. Так или иначе, сейчас все обстоит гораздо лучше. Наверное, для большинства так и останется тайной, почему я сюда приехала, но сейчас даже те, кто относился ко мне настороженно, приветливы и дружелюбны. Это прелестный городок, Кэролайн. Кажется, я полюбила его.
Я думаю, мы с тобой не понравились бы друг другу. То, что я узнала здесь о тебе, не так уж приятно. Но в сердце моем нет ненависти. Ты, наверное, просто не могла быть другой, что ж с этим поделаешь? Но мне кажется, ты не умела наслаждаться жизнью, а это так горько. Ты не любила, когда тебя жалели, и мне тебя не жаль, но мне бы хотелось…
Чего бы ей хотелось? Джоанна вздохнула.
— Я рада, что ты меня сюда позвала, Кэролайн. Я рада, что смогла помочь — хотя все это едва не свело меня с ума. Единственное, о чем я сожалею, это Амбер. Гриффин сказал, что это не моя вина, нельзя же всего предусмотреть, но я все же чувствую свою ответственность за то, что с ней случилось. Придется научиться жить с этим — я полагаю, это цена, которую я заплатила за то, что приехала сюда.
Риген чувствует себя хорошо. Им со Скоттом еще многое предстоит преодолеть, но начало многообещающее. Вчера она даже доехала в его машине до города, в первый раз за долгое время. Все были рады ее видеть. Хотя тебе это и не понравится, Скотт, похоже, остановил свой выбор на Лиссе. Она помогает ему во всем и очень его поддерживает. Ты должна порадоваться за них, Кэролайн. Ты знаешь, он любил тебя. Жаль, что ты не смогла взять то, что он мог дать тебе. Не знаю, что произошло раньше, твоя ли вздорная натура охладила его, или ты взбесилась оттого, что ему трудно было выражать свои чувства, и тогда ты… стала искать утешения… и, возможно, даже находила. Но ты никогда не испытала самого прекрасного чувства в этой жизни, Кэролайн. И мне все-таки жаль тебя.
Джоанна немного помолчала, потом улыбнулась.
— Я знаю, тебе не нужна моя жалость. Покойся с миром. Я присмотрю за Риген, обещаю. Прощай, Кэролайн.
Джоанна повернулась и пошла назад, к церкви. Она была спокойна: черта подведена. А когда она увидела, что человек, которого она любит, ждет ее у церковных ворот и при виде ее глаза у него просветлели, она ускорила шаги. Она была счастлива. И не оглянулась ни разу — с прошлым покончено.
Важно только настоящее. И будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42