В ваших глазах отражается все, что вы думаете.
Джоанна решила не уточнять, что же именно видит он в ее глазах, и, предвидя необходимость объяснения, облокотилась о карусельную лошадку.
— Позавчера я познакомилась здесь с Риген. Надеюсь, вы не возражаете против моих вторжений.
— А если возражаю?
— Я учту это. В следующий раз, когда приду сюда.
— Я могу вызвать шерифа.
— Да, конечно. Он уже предупреждал меня, что проникновение в частные владения запрещено.
— Стало быть, — спросил Скотт, — вы пренебрегли его предупреждением?
— Да.
Его лицо осветилось внезапной улыбкой — точь-в-точь как у Риген.
— Я вам не очень нравлюсь, Джоанна, не правда ли? Интересно, почему — ведь мы знакомы от силы десять минут.
— Боюсь, я склонна к поспешным суждениям.
— Ну-ну… — все еще улыбаясь, сказал Скотт. — Постороннему взгляду, знаете ли, трудно проникнуть в суть некоторых вещей — особенно если это касается брака.
Джоанна не могла не согласиться — она и сама недавно говорила кому-то нечто очень похожее. Но спросить-то она могла.
— Разве я пытаюсь во что-то проникнуть?
— По-моему, да. Вы слышали, что Кэролайн была несчастна, ибо я… холоден. Вы видели, что Риген смотрит мимо меня, как будто я не существую. На ваш взгляд, я безразличен к несчастному ребенку. Из всего этого вы и сделали вывод, что я виноват бог знает в чем. Я монстр! Чудовище из сказки.
— А вы не чудовище? — прервала она его довольно темпераментное высказывание.
Улыбка Скотта Маккенны стала еще шире.
— Отчего же? Чудовище. Если все вокруг говорят, что я жестокий негодяй, это ведь не значит, что все говорят не правду.
Едва ли не в первый раз в жизни Джоанна не нашла, что ответить.
Скотт посмотрел на заходящее солнце.
— Скоро стемнеет. В темноте скалы особенно опасны. Вам пора возвращаться в «Гостиницу». Рад был познакомиться. — Он повернулся и ушел.
Воскресенье выдалось ветреным и дождливым, и Джоанне некуда было деться от томительного беспокойства. На улице невозможно было находиться больше десяти минут; комната казалась маленькой и невыносимо тесной, стены давили, нервы были натянуты до предела. Мало этого. Звуки ее сна обретали нестерпимую реальность.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Часы из сна теперь тикали у нее в голове — постоянное напоминание о том, что время уходит. И ей казалось, что они тикают быстрее, чем вчера и позавчера, — призывая ее, заставляя ее… что-то делать.
Непонимание, что именно делать, сводило с ума.
Наконец она вышла из комнаты посмотреть, не играет ли в покер с постояльцами отеля кто-нибудь из незнакомых ей жителей города, как это часто бывало. Это дало бы ей возможность поговорить с новыми людьми, порасспросить о Кэролайн. Наверное, это самое лучшее, что можно сделать в такой ситуации.
Ей не повезло — если иметь в виду новые сведения о Кэролайн. Она выиграла довольно-таки впечатляющую сумму, но чрезвычайно приятные люди, с которыми она заговаривала, так и не сообщили ей нужных сведений. Причем с явной преднамеренностью — они умело обходили тему Кэролайн, как только Джоанна ее затрагивала. Широкие улыбки — и настороженные глаза, и предложение взять еще карту.
Джоанна поймала себя на том, что опять грызет ногти.
Никогда в жизни еще Амбер не было так скучно. В этом богом забытом месте было совсем нечего делать. Она поерзала в кресле и тяжело вздохнула.
Ее мать оторвалась от книги и терпеливо сказала:
— Радость моя, пойди займись чем-нибудь.
— Чем, например? Утопиться? Если ты заметила, здесь хорошо живется только уткам.
— Амбер, я же не предлагаю тебе пойти прогуляться. Уже восемь, выходить поздновато. Но игровая комната, я думаю, работает, гимнастический зал тоже. Кстати, есть же еще бассейн. Дома ты очень любила плавать.
— Исключительно из-за спасателей, — язвительно заметил отец, не отрываясь от телевизора. — А здесь никто не пялится на ее формы, едва прикрытые этим, с позволения сказать, купальником.
Амбер вспыхнула: он был прав. В закрытом бассейне гостиницы был только один спасатель, лет тридцати-сорока, и он следил за порядком из окошка своего кабинета. Это было отвратительно, дома гораздо лучше: там в бассейне спасателями работают мальчики из колледжа.
— Ну, тогда почему бы не сходить в игровую комнату? — чуть плаксиво настаивала мать. — Там много интересного, Амбер. Паззлы, настольный теннис, компьютерные игры. Можно…
Амбер вскочила, всячески показывая, что пойдет куда угодно, лишь бы не слышать этой изрядно надоевшей ей ноты в материнском голосе.
— О, ладно! Ухожу, ухожу.
И подумала, что разыграла все как по нотам.
— Возвращайся не позже одиннадцати, — напутствовала мать.
Из гостиной их номера с двумя спальнями Амбер прошла в свою и хлопнула дверью. Взяла с туалетного столика ключи и опустила в карман, размышляя, зайдут ли к ней родители, перед тем как ровно в одиннадцать лечь спать.
Да, конечно, мама непременно заглянет.
Выходя из номера, Амбер мечтательно улыбнулась. О'кей, значит, она будет в своей комнате, как велено, к одиннадцати. Чиста, как свежевыпавший снег. Она примет ванну и надушится, чтобы все нужные места хорошо пахли. А когда родители заснут, она наденет прелестное платьице, которое купила вчера, прозрачное, с короткой юбочкой, и незаметно выскользнет в двери террасы. Ее никто не увидит. И она уйдет. И никогда не вернется! Никогда!
А пока она и вправду пошла в игровую комнату. Она пребывала в таком возбуждении, что сама не знала, засмеется или заплачет в следующую секунду. Она была взвинчена до предела. В этот вечер весь мир для нее изменился; она приветливо поздоровалась с несколькими соседями по отелю, забавляясь их удивлением — они не привыкли к подобному дружелюбию с ее стороны.
Они не знают! Никто не знает!
Как замечательно иметь такую сладкую тайну! Она с высокомерной жалостью смотрела на этих скучных, обыкновенных людей — ведь у них никогда, никогда не было таких чувств, как у нее! Что они понимают в жизни, что они знают!
Загрохотал гром. Ей нравилось, что разыгралась непогода, но к полуночи шторм, конечно, утихнет. Должен утихнуть. Это ее ночь, а ее ночь должна быть прекрасна!
Она сыграла в пинг-понг с какой-то женщиной средних лет, причем позволила той обыграть себя. Щедро предложила еще одну игру и опять проиграла. Посидела за столом, где кто-то не закончил складывать паззл. Полчасика поиграла на компьютере. Но ей никак не сиделось на месте.
Она бесцельно слонялась из угла в угол, наблюдала, как за карточными столами играют в покер, часто подходя к двери террасы и вглядываясь в темноту, где ревел и грохотал шторм. Потом взяла коктейль и продолжала бродить, прихлебывая из бокала.
В одиннадцатом часу она наконец отправилась к себе в комнату. Потому что в одиннадцать мама должна увидеть, что она невинно спит в своей постели. Амбер хихикнула про себя.
В вестибюле она оглянулась еще раз на этих невозможно скучных людей — оглянулась с презрением и жалостью к их серой и невзрачной жизни. И попутно увидела нечто незапланированное. Возможно, она бы и не обратила внимания, не будь в этот вечер ее чувства особенно обострены, — но она заметила.
— Интересно, зачем это ему понадобилось? — пробормотала она и, пожав плечами, пошла к своему номеру. Наплевать! Гораздо интереснее было думать о том, которые из трех любимых духов лучше подойдут сегодня.
Поздно вечером, когда дождь вовсю хлестал в окна, гром грохотал почти непрерывно, а ноготь большого пальца был изгрызен до основания, Джоанна наконец легла спать.
В эту ночь сон немного изменился. Все символы, из которых он состоял, остались, но в преувеличенном и искаженном виде — как в комнате смеха. Отражение большого дома дробилось бушующими волнами океана, с роз облетели лепестки, картина — теперь было окончательно ясно, что это картина Кейна с девочкой среди поля цветов, — покосилась на мольберте. Громко тикали часы, жалобно плакал ребенок. Раскрашенная карусельная лошадка бешено крутилась на штыре, бумажный самолетик промок и упал. А еще в этот раз кричала чайка, кричала громко, надсадно, и этот мучительный звук повторялся снова и снова, как эхо…
Джоанна проснулась. За окном брезжил серенький свет пасмурного утра, но, хотя часы показывали чуть больше семи, она не стала даже пытаться заснуть опять — сна не было ни в одном глазу, и всегдашнее напряжение и беспокойство достигли такой силы, что она поймала себя на том, что подбирается к следующему ногтю. Она потянулась, откинула одеяло и встала. Лучше все, что угодно, чем вот так лежать в постели и чувствовать себя раздавленной.
Пусть она и чувствует себя точно так же, но хотя бы в вертикальном положении.
Она решила не заказывать завтрак в номер, а спуститься пить кофе вниз. Горячий душ никак не повлиял на ее нервозное состояние; она стала сушить волосы феном, решив сегодня оставить их распущенными, в основном потому, что она была слишком издергана, чтобы заниматься еще и прической. В громком гудении фена ей пару раз послышался ночной крик чайки. Вдруг ей пришло в голову, что, возможно, на самом деле это был звук сирены.
В Атланте такой звук был привычен, но здесь эта мысль показалась ей исключительно странной и даже нелепой. Пожар? «Скорая помощь»? «Блейзер» Гриффина?
Выйдя из ванной, она прислушалась, но было тихо. Джоанна все же оделась очень быстро. Джинсы и свитер с высоким воротом, а поверх — свободная фланелевая рубашка; кроссовки, потому что после завтрака она твердо решила пойти гулять, даже если придется гулять под дождем.
Одевшись, она вышла на балкон. Дождь кончился, но небо было пасмурным. С океана дул сильный ветер, пропитанный влагой и солью. И, если не считать всегдашнего яростного грохота прибоя, было по-прежнему странно тихо. На веранде не было ни души, но зато вдалеке зачем-то собралась целая толпа. Кроме того, там стояло множество машин: спасательная, пожарная, «Скорая помощь». «Блейзер» Гриффина!
Ни в коридоре, ни в лифте — никого, и вестибюль тоже был пустынен. Джоанна поспешила на веранду. Там под крышей пили кофе гости отеля и обслуживающий персонал: они встали еще раньше и, вероятно, уже знали, что произошло.
Среди них Джоанна заметила Холли и ее помощницу Дану — обе выглядели подавленными. Собственно, как и все остальные. Одна женщина даже плакала. Джоанна направилась было к ним, но вдруг поймала взгляд Гриффина, устремленный на нее из-за гостиничного газона.
Должно быть, всех уже предупредили, что проход запрещен, но Джоанна, не задумываясь, спустилась с веранды и побежала по мокрой траве газона, прямо к Гриффину. В это утро он был в длинном черном дождевике, с непокрытой головой — в отличие от своих помощников, которые работали ближе к краю обрыва в таких же дождевиках и широкополых покрытых пластиком шляпах. Холодный ветер ерошил его волосы; и только подойдя ближе, Джоанна поняла, насколько он устал.
— Гриффин?
Он обернулся. И хотя его лицо осталось мрачным, при виде Джоанны темные глаза, казалось, чуть просветлели. Он не шагнул к ней навстречу, но крепко взял ее за руку, когда она оказалась рядом.
— Что случилось? — спросила она.
— Джоанна, здесь находиться запрещено, — сказал он как-то вскользь. — Мы просим всех уйти отсюда. — Но при этом руки ее не отпускал.
— Но что…
— Грифф! — От края обрыва к ним шел высокий худощавый мужчина с мокрыми темными волосами; длинные полы дождевика хлопали его по ногам. Джоанна не сразу поняла, что спасатели только что подняли его снизу на тросе.
— Ну что, док? — спросил его Гриффин.
Врач чуть удивленно посмотрел на Джоанну усталыми голубыми глазами и потряс головой.
— Ты видел то же, что и я. Что я должен тебе сказать?
— Не была ли она пьяна?
«Она»? Джоанна похолодела.
— Грифф, ты же понимаешь, ее нашли в воде. Она настолько вымокла, что, выпей она до этого хоть галлон, запаха все равно бы не осталось. Я не могу ответить без лабораторных анализов.
— От чего она умерла?
Врач снова посмотрел на Джоанну и сухо сказал:
— От падения с такой высоты — если только потом я не найду чего-нибудь неожиданного, что маловероятно. Господи, Грифф, она летела с высоты сто тридцать футов!
— Ее столкнули? — спросил Гриффин почти равнодушно.
— Не знаю, — ответил врач. — Даже если и так, будет трудно это доказать. Но я посмотрю, может, удастся что-нибудь обнаружить.
— Спасибо, док.
Высокий мужчина прощально поднял руку и снова направился к краю обрыва, где спасатели в очередной раз поднимали трос.
— Гриффин, кто это? — спросила Джоанна.
— Сначала я подумал, что это вы, — ответил он тем же лишенным выражения голосом и чуть сильнее стиснул ее руку. — Но это оказалась Амбер Уэйд.
Джоанна потрясенно оглянулась на обрыв — в этот самый момент наверх вытащили спасательную корзину с телом. Тело было завернуто в ярко-оранжевое одеяло, из-под которого выбилась только одна прядь длинных светлых волос.
Глава 7
— Ты шутишь? — Кейн усмехнулся. Гриффин вздохнул, произнося в ответ привычную фразу:
— Такова моя работа, Кейн, — задавать вопросы.
Взглянув на Холли, сидевшую рядом за столиком на веранде «Гостиницы», Кейн вновь перевел глаза на шерифа, который расположился напротив.
— Ты спрашиваешь, не я ли столкнул с обрыва этого ребенка?
— Не преувеличивай. Я спрашиваю, где ты был вчера с одиннадцати вечера и до сегодняшнего утра, часов до семи, — повторил Гриффин. — Послушай, всем известно, что она за тобой бегала как собачонка. Ее отец сказал, что она, вероятно, улизнула после того, как родители пожелали ей спокойной ночи, убедившись, что она уже в постели. У ее комнаты, к сожалению, имелся отдельный выход прямо на веранду, — вероятно, она им и воспользовалась.
— Она не приходила ко мне, — мрачно сказал Кейн. — Ни в прошлую ночь, ни в какую другую. Ради бога, Грифф, неужели ты серьезно думаешь, что я флиртовал с бедняжкой? И что, договорившись с ней о встрече, — позволь тебе напомнить, вчера лило как из ведра, — убил ее?
— Где ты был, Кейн? — настаивал шериф.
— Я был дома. — Тон художника был весьма резок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42