– В его тоне прозвучал энтузиазм, с каким ее всегда подбадривал отец. – Тебе ведь никогда всерьез не хотелось становиться телевизионной журналисткой?
– Не хотелось, – призналась Ройс. – Я хотела писать серьезные статьи, но Сэм никогда это не приветствовал.
– Твой отец отбрасывает слишком длинную тень, – посочувствовал Уолли.
– Ты прав. – Ройс была изумлена дядиной проницательностью. – Я никогда не верила, что смогу писать не хуже его. Но теперь мне придется доказать, что и я кое на что способна.
Ройс погрузилась в работу. Забыв о ленче и ужине, она упорно писала, переписывала. Уолли читал черновики и вносил предложения. К девяти вечера она уже тряслась от чрезмерной дозы кофе; прежде чем отправлять статью в типографию, она должна была получить одобрение Сэма.
Сама Ройс осталась недовольна сделанным: ей казалось, что она не смогла передать чувство отчаяния своего героя, а потом превратить его в урок стойкости человеческого духа. Однако время вышло.
Да, работа оставила у Ройс чувство неудовлетворенности; да, она могла бы до смерти переписывать статью и так и не добиться совершенства. Страдания Митча и его последующий триумф требовали более умелого пера. Зато каждое слово было начертано кровью ее сердца. Каждая строка светилась любовью.
ПРОСТИ МЕНЯ, МИЛЫЙ МИТЧ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я НЕ ХОТЕЛА СДЕЛАТЬ ТЕБЕ БОЛЬНО.
Уолли проводил ее наверх, в кабинет Сэма – помещение раз в пять просторнее его собственного закутка, но казавшееся тесным, потому что хозяин нагромоздил вдоль стен кипы старых номеров газеты. Он утверждал, что перечитывает любимые статьи, хотя никто никогда не заставал его за этим занятием. Кипарисовые панели, закрывающие стены, были украшены фотографиями Сэма в обществе знаменитых политиков от Рузвельта до Клинтона включительно.
Пока Сэм знакомился со статьей, Ройс стояла перед его массивным столом, заваленным компьютерными депешами информационных агентств. Сэм был крут как редактор и неумолимо браковал любой не.приглянувшийся ему материал. Склонив лысую голову, он беззвучно шевелил губами. Прошла вечность, прежде чем он поднял голову.
– В номер. Без изменений. – Приговор был вынесен привычным ворчливым голосом, но Ройс успела заметить, что на глаза у него навернулись слезы.
30
– Фотография Митча с матерью вышла отлично, правда? – спрашивала Вал Пола, читая у него в кухне свежий номер газеты.
Пол согласился, но его внимание было приковано к тексту. На чтение материала на первой
странице ушло несколько минут, после чего он развернул газету и нашел продолжение.
– Ройс необычайно талантлива, – проговорила Вал, не стыдясь слез в прекрасных карих глазах. – «Я хочу к маме. Не забирайте моего ребенка. Что я буду делать здесь одна без моего мальчика?» Клянусь, Пол, я не могу не реветь, пусть и знаю все это наизусть.
– Я все понимаю, дорогая. В этой статье Митч предстает героем, а не законченным дерьмом, как у Тобиаса Ингеблатта. А все благодаря Ройс.
Вал промокнула слезы краем скатерти.
– Думаешь, Митч ее простит?
Полу хотелось ответить утвердительно, но он слишком любил Вал, чтобы ей лгать. Да, он отбросил прежние сомнения и искренне восхищался Ройс. Ему было понятно, зачем ей понадобилось исследовать прошлое Митча. И все же ему не хотелось, чтобы Вал напрасно обнадеживала подругу.
– Я разговаривал с Митчем вчера вечером, когда ты была у брата. Он переводит мать в более безопасную лечебницу. Он просил меня сменить в его доме замки и код. Он не хочет видеть Ройс. Сомневаюсь, чтобы он передумал.
– Это несправедливо!
– Он оскорблен, Вал, оскорблен до глубины души. Единственный лекарь – время, да и тот ненадежный. Когда Ройс задаст тебе вопрос о Митче, ответь ей откровенно. Пускай готовится к длительному ожиданию.
– Хорошо, – понуро согласилась Вал. – Митч больше ничего не говорил?
– Он едва цедил слова. Я рассказал ему новости: утром, перед убийством, Кэролайн вызвала людей вычистить ее ковер и мебель. Видимо, она собиралась продать дом, потому и приводила его в порядок.
– Вот как? Она переезжала?
– Об этом никто ничего не знает. Если бы не заговорили чистильщики, мы так и остались бы в неведении. – Пол принялся листать газету, просто проглядывая заголовки. – Я убедил полицию отправить в ФБР кресло, в котором сидел убийца. Помнишь, я рассказывал тебе о новой лазерной технологии?
– Это когда можно снять отпечатки с любой поверхности?
– Именно. – Пол не удержался от улыбки. Он не ожидал, что Вал запомнит тот разговор. Она пребывала тогда в страшном расстройстве, но, как всегда, внимательно прислушивалась к каждому его слову. – На парчовой обивке обязательно остались отпечатки пальцев убийцы.
– Ну и что? Ведь Джиан Вискотти уже арестован.
– Все равно, на всякий случай.
– Какой случай? Значит, ты не веришь, что убийца Кэролайн – Джиан?
Пол изучал фотографии, сделанные на похоронах Кэролайн, которые были помещены на последней странице «Экземинер». Брент и Элеонора поддерживали друг друга, Уорд стоял сам по себе. Все они были сражены горем, но Уорд казался особенно безутешным. Он выглядел так, словно потерял единственную дочь.
– Ответь мне, Пол, Джиан виновен или убийца все еще разгуливает на свободе?
– По-моему, Джиану будет трудно отвертеться, – ответил Пол, хотя вовсе не был в этом убежден. Что-то – пока неясно, что именно – заставляло его сомневаться.
Он указал на фотографию с Фаренхолтами.
– Что ты тут видишь, Вал?
Он долго смотрела на фотографию, а потом дотронулась своим изящным ноготком до лица Уорда. Из глаз у нее полились слезы.
– Такой буду я, когда потеряю Дэвида.
Ройс ждала в тени напротив ветеринарной лечебницы. Вал сказала ей, что Пол подвезет сюда Митча в своем служебном автомобиле, чтобы забрать Дженни. Ройс было необходимо повидать Митча, убедить его, что она заслуживает прощения. Она знала, что он возвратился в Сан-Франциско накануне вечером, но не станет открывать ей дверь. Телефонный номер он сменил.
За дни, прошедшие со времени появления ее статьи, отношение общественности к Митчу претерпело радикальную перемену. Она не только вернула ему доброе имя, но превратила в живую легенду. Но разве это хоть немного помогло лично Ройс? Ничуть. Он не хотел ее видеть. Возможно, он никогда не сменит гнев на милость.
Когда фургончик для развоза пиццы, которым пользовался Пол в целях наблюдения, затормозил у двери ветлечебницы, уже наступили сумерки. Пол остался за рулем, Митч вышел. Ройс перешла улицу, чтобы поговорить с ним, пока он будет сажать Дженни в машину.
Спустя несколько минут он появился в дверях с Дженни на поводке. Одна\папа у собаки была в гипсе, шерсть на груди выбрита, грудь туго перебинтована. Дженни заметила Ройс раньше, чем Митч, заскулила, замахала хвостом. Митч замер, уставившись на Ройс.
– С твоей матерью все хорошо? – спросила Ройс.
– Разве тебе есть до этого дело? Если бы было, ты бы не посмела…
– Постарайся понять! Я была в отчаянии. Я люблю тебя. Я не хотела навредить ни тебе, ни тем более твоей матери.
Митч подвел собаку к фургончику и распахнул дверцу.
– Вспомни похороны моего отца, Митч. Ты тогда сказал мне, что совершил ошибку и раскаиваешься. Я знаю, что ты при этом чувствовал. Мне не следовало позволять Уолли копаться в твоем прошлом. Прости меня.
Он смотрел на нее, сжав зубы и сузив глаза.
– А что ты мне ответила на похоронах, Ройс?
Ей не хотелось вспоминать свою слепую ярость, но солгать Митчу она не смогла.
– Я ответила, что если ты не пропадешь с глаз, я отрублю тебе яйца ржавым мачете.
– В таком случае ты знаешь, что я чувствую. – Он говорил тихо, презрительно, безапелляционно. – Я погубил дорогого тебе человека, а ты в отместку перечеркнула моей матери шанс выкарабкаться. Какого отношения ты можешь теперь от меня ожидать?
Пол посмотрел на друга, усевшегося с ним рядом. Ройс осталась стоять на тротуаре, обреченно глядя на Митча.
– Чего ты ждешь? – гаркнул Митч. – Едем отсюда к черту!
Пол надавил на газ и врезался в утренний поток машин. У Митча было похоронное выражение лица. В былые времена Пол хранил бы молчание, но Вал научила его важности человеческого общения.
– Ты читал статью Ройс?
Митч долго отмалчивался, но наконец буркнул:
– Читал.
Его раздраженный тон не обескуражил Пола.
– Между прочим, она спасла твою карьеру.
Митч смотрел прямо перед собой; одной рукой он поглаживал Дженни, лежавшую с высунутым языком на полу позади его кресла.
– Готов биться об заклад, Ройс отхватит за свою статейку Пулитцеровскую премию. Это все, что ей требуется, – слава и деньги.
– Брось, Митч! С чего ты это взял? Разве ты не видишь, что Ройс тебя по-настоящему любит? Прости ее, Митч.
Митч развернулся в кресле.
– Тебе следовало бы быть на моей стороне.
– Я и так на твоей стороне. Просто я хочу, чтобы ты был так же счастлив, как я.
– Ни черта ты не понимаешь!
Пол свернул на пятачок перед пожарным гидрантом, где было запрещено останавливаться, выключил двигатель и потребовал:
– Тогда объясни.
Митч колебался, и Пол понимал почему. Они дружили уже два десятка лет, но никогда не откровенничали друг с другом. Да, Митч знал, каким потрясением стало для Пола расставание с полицейской службой, однако эмоциональная сторона того кризиса оставалась за пределами обсуждения. Митч тогда посоветовал Полу не сидеть сиднем, а начать новую жизнь. Если бы Пол сейчас последовал его примеру и прибег к понуканию, это не дало бы никакого результата.
Наконец Митч вздохнул, по-прежнему глядя прямо перед собой.
– Я ожидал от Ройс доверия. Ее следовало убедить, что не я – источник ее бед. Но даже после того, как я сделал ей предложение, она не призналась, что нарушила слово и послала своего дядю шпионить за мной. Если бы она мне доверилась, моей матери не пришлось бы страдать.
– Что бы ты сделал, если бы она призналась? Разве ты был способен понять, что она поступила так от отчаяния?
– Я бы рвал и метал, но по крайней мере успел бы предпринять шаги, чтобы защитить мать. – Митч пожал плечами. – Не знаю, добилась бы Ройс моего прощения. Трудно сказать.
– Ты думаешь, твое упрямство для нее секрет? Она любит тебя, Митч. Ты не знаешь, какое ей понадобилось присутствие духа, чтобы написать статью. Ведь задача была не только восстановить твою репутацию, но и помочь тебе добиться желаемого – назначения судьей.
Митч снова обернулся к Дженни и погладил ее по голове. Собака помахала хвостом и лизнула хозяину руку. Когда Пол снова увидел его лицо, он был поражен выражением глубокой печали.
– К черту судейство! Знаешь, чего мне больше всего хочется? Побыть в одной комнате с матерью, поговорить с ней, увидеть, что она больше не сходит с ума. Вот чего лишила меня Ройс! Долгие годы лечения дали результат: мать стала поправляться. Потом появляется ублюдок-корреспондент и начинает ее терроризировать. Представляешь, он преследовал ее через весь парк, а он там не меньше, чем парк Золотые Ворота, и сфотографировал, только загнав в оранжерею!
– Господи, Митч, как мне жаль ее! – Эти банальные слова не передавали и малой доли испытываемого Полом сострадания. На прошлой неделе произошло одно из ответственнейших событий в его жизни: из Айовы прилетели его родители, и он познакомил Вал со своей матерью. Как это печально – не знать материнской любви и поддержки, которая позволяла ему не падать духом даже в самые горестные минуты?
– Теперь я поместил ее в частную лечебницу под Сан-Франциско. За ней наблюдают лучшие психиатры, но я сомневаюсь, что когда-либо смогу предстать перед ней. – Митч умолк и нахмурился. Казалось, он хочет что-то добавить. Но поразмыслив, он сменил тему: – Надо отвезти Дженни домой. У меня ночной вызов в суд по вопросу освобождения под залог Джиана Вискотти.
– Ты защищаешь Вискотти?
– Да. Лучший способ забыть о своих невзгодах – закрутиться в делах, не оставляя времени для личного.
– Именно это мы с тобой имели до того, как у нас появились Ройс и Вал, – успешные карьеры. Ты этого хочешь – карьеры вместо подлинной жизни? Лично мне этого теперь недостаточно.
Судя по выражению лица Митча, он не собирался прислушиваться к аргументам друга. Пол знал, что его слова пали на благодатную почву, просто Митч еще не созрел для полной откровенности.
– Мое желание не имеет значения. Я дал согласие защищать Вискотти. В этом сейчас смысл моей жизни.
– Но, Митч, из-за Вискотти мы прошли через весь этот ад! Вспомни хотя бы о деньгах, которые у нас ушли на то, чтобы изобличить этого негодяя.
Митч мрачно усмехнулся.
– Считай это форой, которая у нас есть в этом деле.
Пол снова вырулил на проезжую часть.
– Ты знаешь, что ФБР с помощью лазерной технологии снимает отпечатки пальцев с обивки кресла, в котором сидел убийца, пока Кэролайн истекала кровью?
– Да, ты говорил мне об этом. Это открывает любопытные перспективы. Если полиция сможет снимать отпечатки пальцев с поверхности любого типа, то поимка преступников превратится в плевое дело.
– Там нигде не оказалось отпечатков Джиана, – заметил Пол. – Наверное, он их стер. Кресло станет для него адской сковородой. Я должен был получить из ФБР результаты еще сегодня, но не получил. Наверное, мой человек позвонит завтра.
– Как только что-то узнаешь, немедленно звони мне. Мне надо представлять, с чем мне предстоит бороться.
Пол подъехал к дому Митча сзади и помог выгрузить Дженни.
– Вечером я везу Вал на свидание к брату. Если я тебе понадоблюсь, позвони туда. Митч положил руку Полу на плечо.
– Спасибо. Ты хороший друг. Мой единственный друг. Я не слишком избалован дружбой.
– Любой гордился бы твоей дружбой, но ты не предоставляешь людям шансов.
Митч в ответ лишь приподнял одну бровь, как бы говоря: «Что я могу поделать?»
– Ройс очень похожа на Вал: она не только возлюбленная, но и верный друг. Если у тебя есть сердце, прости Ройс. Поверь, пока этого не произойдет, ты не будешь в ладу с собой.
Пол и Вал сидели в кабинете на втором этаже, принадлежавшем Дэвиду. От Дэвида, уже неспособного говорить, не отходил Тревор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54