— Оказывается, это союз в непривычном для нас понимании, — мягче сказал Радов и прочёл: — «Подбор спутников во Дворце преследует цель: создать на время духовный союз, основанный на потаённом совпадении психофизических резонансов. У этого союза есть некоторое сходство с браком, которое заключается в том, что от него тоже рождаются дети. У духовнорожденных сильный инстинкт к дальним космическим полётам. Они, как икары, поднимаются в небо без технических средств». Как тебе это нравится? — Он оторвался от книжки.
— Ничего не понимаю.
— И не поймёшь. Здесь говорится, что механизм духовного союза будет неясным до тех пор, пока мы не испытаем его на себе, поэтому подробные описания ни к чему.
— Значит, духовнорожденные — это все же не произведения искусства, а дети во плоти? И это при отсутствии физического контакта? Странно.
Через два дня, терзаемые желанием постичь нечто неведомое, они вновь пришли во дворец спутников. Их пригласили в просмотровый зал. Это было помещение без окон, с дневным освещением невидимых ламп. Усевшись поудобней, Тах Олин и Радов по звуковому сигналу нажали красную кнопку. В тот же миг комната заполнилась как бы вышедшими из стен мужчинами и женщинами всех возрастов — от семнадцати до глубокого эсперейского, определяемого лишь по сухому блеску глаз. Было ясно, что это всего лишь голографические изображения, но высокая техника записи создавала полную иллюзию реальности. Кто в лёгком танце, кто степенным шагом проходил мимо их кресел, и они ощущали на лицах движение воздуха, запах тонких духов и почти неощутимые особые токи, которые шли от каждого. Радов не удержался, схватил за руку вихрастого парнишку в пёстрой футболке. Велико же было его изумление, когда рука ощутила тепло человеческого тела. Правда, юноша неведомо как ускользнул от него, и Радов понял, что перед ним все-таки не живые люди.
Задание оказалось простым: следовало нажать синюю кнопку при виде чем-либо симпатичного человека. За час, проведённый в креслах, перед ними промелькнуло около тысячи лиц, и раз пятьдесят их руки безотчётно жали на кнопку. Затея все более и более казалась несерьёзной. Мало ли встречается приятных людей, а лицо, которое станет дорогим, может поначалу и не понравиться. А тут ещё надо нажимать кнопку, несмотря на пол и возраст приглянувшегося человека. К концу сеанса они окончательно разочаровались в самой идее просмотра и уже хотели было отказаться от дальнейших церемоний, когда подошла консультант, все та же милая женщина в тюбетейке, и объяснила, что сидят они в биокреслах и все не так примитивно, как показалось, поэтому не стоит спешить с отказом. Когда же узнали, что в любой день и час по их желанию союз может быть расторгнут, вернулся прежний интерес.
После просмотрового зала их завели в биокамеру, где с них сняли биоголограммы.
— Но при чем здесь союз, да ещё духовный? — вновь задали вопрос.
Им улыбнулись и попросили набраться терпения, сообщив, что голограмма несёт информацию не только о биопроцессах, но и о духовных качествах и запросах. Оставалось лишь втихомолку возмутиться, что кто-то вновь посягнул заглянуть в их внутреннюю суть.
— Может, нас разыгрывают? — усомнился Тах. — Вдруг это всего лишь аттракцион, чтобы позабавить скучающих туристов?
Вечером они убедились в серьёзности мероприятия. Девушки развели их по разным помещениям, и, спеша за консультантшей, Радов заметил, что слегка волнуется. Его уже ожидали. В полукруге из семи кресел сидели шестеро: совсем юная веснушчатая девчонка с короткой стрижкой рыжеватых волос, изящная брюнетка средних лет, широкоплечий гигант с лицом кирпичного цвета, молодой симпатичный человек, насупленный меланхолик и женщина очень преклонного возраста, судя по пронзительному, сухому блеску глаз. То ли от смущения, то ли из противоречия перед тем, что происходит, Радов чуть вызывающе спросил у общества, почему их именно семь, а не четверо или двадцать. Брюнетка сдержанно ответила, что психологи считают это число оптимальным для духовного союза. Кроме того, по обработанной информации просмотрового зала сделан вывод, что в данном случае целесообразен именно такой состав лиц.
Усаживаясь, Радов недоверчиво оглядел каждого. Вряд ли он нажал бы кнопку и при виде этого хмурого типа со взглядом, будто у него что-то украли.
Собравшиеся впервые видели друг друга. По интересам, симпатиям и биологическим параметрам они должны были составить на какое-то время сообщество, от которого ждали некий духовный плод.
В конце концов, шут с ним, как это будет называться, лишь бы интересно прошёл отдых, — решил Радов и подивился наивности эсперейцев: к чему эти церемонии и сам термин «союз», когда подобные знакомства можно завести и без посредства дворца? Но позже выяснилось, что он не вник в суть происходящего.
Было очевидным, что рыжеволосая девушка, симпатичный парень, меланхолик и гигант — такие же, как и он, репликанты. Брюнетка, судя по изменчивым оттенкам кожи, эсперейка, а немолодая, с тонкими, иссушенными временем чертами лица — жительница Айгоры (ближайшей к Эсперейе планеты).
Как в начале любого знакомства, они вежливо прощупывали друг друга, перескакивая с одной темы на другую, не открывая пока своих биографий, мечтаний и помыслов — все это будет впереди. В соседней комнате, куда вошёл Тах Олин, происходило нечто подобное. Через час почти одновременно обе компании вышли из дворца и разошлись по двум выделенным им коттеджам. Тот, в котором поселился Радов со своими новыми знакомыми, снаружи смахивал на раковину улитки и был оборудован бассейном, спортзалом, игровой. Утром и вечером его жители, совершая древний земной ритуал, собирались в гостиной на «стакан чая», который был ничем иным, как холодной омагниченной водой для очищения сосудов и биотонизации. Любимой темой репликантов в такие минуты были разговоры о некогда ломящихся от яств столах, о том, как чудесно ощущать приятную тяжесть в желудке, после чего сладко всхрапнуть. Эсперейка Пиола с айгорийкой Нисой приходили в ужас от этих рассказов. Им казалось чудовищным, что человек мог так отягощать свой организм пищей. Особенно завораживали кулинарные побасёнки меланхолика Доба, в земном бытии бывшего поваром при дворе Людовика XIV. Некогда Доб скончался от обжорства с таким букетом болячек, что и сейчас испытывал их последствия на собственном характере.
— Стас, вы должны помнить, как пахнет жареный поросёнок и утка с яблоками, — говорил он, и его угрюмое лицо светлело.
Рыженькая Элинка, в прошлом подневольная польская крестьянка, когда-то нечаянно утонувшая в пруду, слушая Доба, всякий раз шумно возмущалась:
— Ваши гастрономические воспоминания, Доб, пробуждают во мне недобрые чувства. Вы ели на золоте и серебре и даже, извините, обжирались, а вот я, мои родные и вся деревня влачили жалкое существование, а в голодное время кормились чечевицей и отрубями. Знаете, что такое отруби? Ими в хорошие времена кормили тех поросят, которых вы до сих пор обожаете.
Глядя на Элинку, спортивно подтянутую, раскованную и щеголеватую в своём пристрастии менять наряды по нескольку раз в день, Радов с трудом представлял её в роли забитой сельской девушки, идущей по ниве под палящим солнцем с примитивным серпом или косой.
Обычно спорящих усмиряла мудрая беловолосая айгорийка.
— Дети мои, — говорила Ниса. — Не горячитесь. Что было, то прошло и никогда не повторится. Сейчас вы — новые люди и должны мыслить по-новому. Впереди много интересных дел. Это мои дни на исходе, а вы ещё так молоды. — Глаза её затуманивались грустью, что мгновенно передавалось всей компании. Заметив это, Ниса поспешно меняла настроение или выходила из гостиной. Однажды, когда при очередном приступе тоски она вышла, Пиола сказала:
— Будем к Нисе более чуткими. Нам предстоит проводить её в последний путь — ей ведь не одна сотня лет.
Для присутствующих не было новостью, что на Эсперейе и Айгоре смерть все ещё не до конца побеждена — долгожители в конце концов умирали, но их энергоматрицы и реплигены сохранялись в пантеонных камерах до тех времён, пока дело репликации поднимется на более высокую ступень и можно будет оживлять даже того, кто исчерпал весь энергетический потенциал, рассчитанный, по мнению учёных, пока лишь на два-три столетия.
Трудно было предположить в Нисе глубокую старуху — так она ещё была прекрасна. Лишь слегка иссушенный профиль да внезапно вспыхивающая печаль в глазах выдавали её возраст.
Краснокожий гигант Пит оказался жителем легендарной Атлантиды, остатки которой в двадцать первом веке обнаружили в районе восточной Атлантики. Истории Пита, рассказываемые живописно, с деталями, были похожи на сказки и легенды. Он заметно красовался перед Элинкой, которой нравился Ирик, парень из двадцать третьего века, некогда погибший при неудачной посадке космического корабля, возвращавшегося с Венеры. Радова не удивляла и его собственная симпатия к Пиоле. Но как затесался сюда Доб? Кибермозг явно слукавил, сведя их с этим скептиком и брюзгой. Собеседником Доб был неплохим, но многое раздражало в нем. Какой ещё духовный союз понадобился этому дуралею, когда в Миносе у него растут два сына-подростка, требующие отцовской заботы?
Доб почуял нерасположение Радова и при удобном случае поспешил сообщить, что его супруга сейчас тоже в духовном союзе.
— Что за прок от этого союза! — взорвался Радов. — Или скажете, что у нас с вами может родиться ребёнок?
Когда они распалялись до белого каления, в их споры вмешивалась Пиола. Грациозная, со струями чёрных волос, она все более привлекала Радова, и он бы по-земному влюбился в неё, не обладай она несколько отпугивающей, не совсем понятной ему логикой эсперейки.
Старания Элинки понравиться Ирику забавляли. Замкнутый, углублённый в свои мысли изобретателя-конструктора, Ирик почти не замечал её. «Ну-ну, девочка, — мысленно подбадривал Радов Элинку, — действуй активнее. Ирик вовсе не барин, который видел в тебе лишь крепостную девку, и посмотрим, не отлетит ли от этого союза претенциозный эпитет духовный».
Разные по характеру и роду деятельности, они легко нашли общий язык. Более того — именно эта разность и привлекала каждого, ибо всем предстояло попробовать себя не в одном деле. Однако смысл их союза все ещё не был понятен Радову.
Через неделю Ниса предложила отправиться в недолгое путешествие: ей захотелось ещё раз окинуть взглядом Эсперейю, где предстояло найти последний приют. В их распоряжении был аэробус с автоматическим управлением. Пиола и Ниса оказались отличными гидами, а Пит дополнял их рассказы шутливыми историями, смахивающими на земные анекдоты. Доб по обыкновению брюзжал то на плохую амортизацию аэробуса — при движении по земле немного потряхивало, в воздухе же все было нормально, — то на ветерок из окна. Почему-то Радова это уже не раздражало, а наоборот, веселило, внося легкомысленный оттенок в его настроение, а несчастный вид Доба вызывал желание поухаживать за ним, как за отцом, превратившимся в большого старого ребёнка. Время от времени кто-нибудь испытывал потребность чем-то утешить этого мрачноглазого человека в соломенной шляпе, смахивающей на канотье.
Порой Пит с Ириком отключали автомат и сами управляли аэробусом, несколько рисуясь перед дамами. Они побывали во многих городах, посещали музеи, заповедники, реплицентры. Биологическое развитие планеты напоминало Радову Землю. Правда, в заповедниках среди слонов и тигров встречались диковинные сирины с опереньем орла и туловищем пантеры, радовали глаз розовые водяные медведи, удивляли гигантские, размером с курицу, полевые бабочки иколо. И все это оказалось творчеством биодизайнеров и генинженеров.
Искусство на Эсперейе было безымянным. Возможно, потому, что почти каждый что-нибудь сочинял, рисовал, лепил, украшая собственный быт и жизнь окружающих. В их компании Ирик писал стихи, Пиола великолепно танцевала, Элинка увлекалась живописью.
— Все-таки почему искусство анонимно? — поинтересовался Радов у Пиолы. — Ведь не всегда так было. Что же случилось?
— Оно постепенно теряло имена, — объяснила она. — По мере того, как становилось все более массовым.
— Но как же без образцов, столпов, на которых шло бы равнение? И как можно следить за художественными течениями, не оперируя именами?
— А зачем следить?
— Чтобы двигать искусство вперёд.
— Но зачем его двигать? — Она рассмеялась, и Радов понял, что сморозил глупость.
— Это все равно, как если бы ты сказал, что надо двигать любовь. Кстати, чем ты занимаешься в последнее время?
Радов огорчился, что она не узнала о его деле, о том, что сейчас его увлекло, захватило моделирование подводных лодок, смахивающих на глубинных рыб. Кое-кто считал это увлечение детской забавой, да и он с удовольствием вернулся бы к медицине, но та почти полностью переключилась на репликацию, к чему до поры до времени его не допускали. Одна надежда на Лера. Поскорее бы возвращался Таир Дегарт — так хочется приобщиться к таинственному и святому делу.
За спиной Радова сидели Ирик с Элинкой. В их разговоре мелькнуло незнакомое ему слово аурана . Боясь прослыть и вовсе невеждой, не спросил, что это такое. И все же любопытство одолело, на ближайшем привале он подкатил с этим вопросом к Добу, но тот буркнул, что об этом лучше не рассуждать, это нужно пережить, как особое состояние организма. Нужна ситуация, а она может не сложиться.
Вероятно, речь шла о биополях. Радов физически ощущал их, когда компанию обуревали какие-либо чувства. При спорах с Добом он отскакивал от него так, как если бы тот был заряжён электричеством. Зато с каким удовольствием купался в нежном излучении Элинки и сложном, многообразном поле Пиолы! Биополе Нисы, стоило подойти к ней на шаг, успокаивало и утешало в минуты ностальгии по прошлому. У Пита можно было подзарядиться неистощимым двигательным рефлексом, у Ирика — глубокой сосредоточенностью, и когда он намеренно подключался к его полю, предметы обретали как бы ещё одно измерение, все вокруг воспринималось с оттенками, объёмно и с философским настроем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35