Пролетая на бреющем полёте, блюдо с громким «бом-м-м!» шоркнуло его по покрытой редким пушком макушке и, после того, как со вторым «бом-м-м!» влепилось в противоположную стену, надтреснуто задребезжало по половицам.
— Мы ещё встретимся, — истерично взвизгнул Тринез непонятно в чей, мой или Красного Лучника, адрес, и, схватившись рукой за вырастающую на глазах шишку, опрометью выскочил из трактира. Красный Лучник широко махнул рукой, предлагая нам сесть рядом. Мы присели за его стол, и тотчас служанки расставили перед нами заказ.
— Прими, спаситель, в знак признательности, — сказал Асий, передвигая большой жбан пива ближе к Красному Лучнику.
— Что ж, не откажусь, — не стал ломаться тот.
— Красный Лучник из Суродилы, — представился он после того, как залил себе в рот половину содержимого жбана, и выставил перед собой раскрытую ладонь. Мы тоже представились и по очереди хлопнули его по ладони, как это полагается при знакомстве. — Тебя, случаем, моей стрелой не зацепило? Как-то ты дёрнулся не по-хорошему, когда я выстрелил.
Я отрицательно помотал головой и вытащил из сумки стрелу — ту самую, с красной змеёй, которую, несмотря на суматоху, успел припрятать — и протянул её владельцу. Тот молча принял стрелу и долго вертел в руке, многозначительно глядя на меня: как говорится, ежу понятно, что ни разыскать её в куче мусора, ни даже просто поднять с земли в тот момент я бы не успел.
— Да-а, парень... — задумчиво сказал он. — Если бы тебя при рождении не обделили... А так — даже за себя постоять не можешь. И поэтому вот что скажу: влип ты, как муха в дёготь. Тринез — доносчик на должности. Его подлым речам Строгий Судья верит более, чем всем нам, вместе взятым, — он усмехнулся, — и порою не без основания.
— А сам не боишься, что Тринез побежит на тебя жаловаться? — спросил я.
— Я вообще никого не боюсь. Тем более — какого-то Тринеза! Да о чём он сможет донести? О том, что я в приступе верноподданического ликования случайно его ушиб? Ведь именно так всё было, друзья? — обернулся он ко всем присутствующим.
— Так! Да! Так! Истинно! — дружно и весело загалдели те.
— Видишь, сколько у меня свидетелей? Да и не интересен этот проступок Строгому Судье. Подумаешь, Тринеза побили! Разом больше, разом меньше... А вот с тобой всё иначе, — продолжил он уже очень негромко. — Обвинение в бесподданстве — очень серьёзное обвинение. Правда, сейчас всем не до тебя, к войне готовятся, но до её начала советую вам из Суродилы исчезнуть. Могу посодействовать. Утром в Мойилет выходит обоз. Караван-лэд Колт — мой друг. Если я попрошу, он возьмёт вас.
— Благодарим тебя, добрый человек! Непременно воспользуемся твоим предложением, да будут к тебе Оба благосклонны! — склонил седую голову Асий.
— Ну что ж, на том и порешили! До встречи утром!
— Да будет твой сон спокоен и безмятежен!
Как оказалось, Красный Лучник не имел своего дома и жил здесь же, на постоялом дворе. Он удалился наверх, в отведённую ему комнату. К нам же подсел, спросив разрешения, дородный мужчина, не старый, но, как бы у нас сказали, предпенсионного возраста. У них с Асием завязался разговор на тему: «А вот в наше время...». Я сидел и поглощал огромную гору жареного мяса, удивляясь, куда в меня всё это входит, когда моё внимание привлекло происходящее в «love room». Туда заглянул один из посетителей, и его обслуживали сразу четыре девицы, выделывая такие фортеля, от созерцания которых меня аж в жар кинуло. Я судорожно сглотнул и исподтишка огляделся. Несмотря на то, что это действо, перед которым бледнели все «шедевры» порнографического кино, происходило практически у всех на виду, интереса оно ни у кого не вызывало. Взгляды присутствующих, если и обращались в сторону этой сексуальной группы, скользили по ней не задерживаясь. Гораздо больше их внимание привлекал толстый горожанин, который на спор, не глотая, вливал в себя уже четвёртый жбан пива. Смазливенькая девица, стоявшая на пороге «номеров», заметив мою реакцию, стала строить мне глазки, весьма эротично поглаживая свои выдающиеся формы и многозначительно переводя томный взгляд то на меня, то на свою грудь, то на своих подружек, уже вошедших в такой раж, что топчан ходил ходуном, грозя развалиться. А что я, не мужчина, в конце концов? Пусть не красавец... Однако «жриц любви» отнюдь не личные качества интересуют. К тому же, уж очень хочется попробовать в деле то единственное достойное внимания, что мне досталось в наследство от Посланника.
— Слышь, Асий! — тихонечко толкнул я старика. — А сколько стоит... Ну, вот это... Вон с теми девочками... это... любовью заняться.
— Достойно ль за любовь деньги брать? — искренне удивился тот. — Однако ж, ежели будешь настаивать, она тебе шестак заплатит. А очень понравишься, так и два.
Я чуть не поперхнулся от такой информации. Оказывается, «гусары денег не берут»! А старец, сообщив эти сведения, вернулся к прерванному моим вмешательством разговору. Я ещё немного поперемигивался с шалуньей. Потом, решившись, встал из-за стола и, стараясь казаться уверенным, направился к своей пассии. Она подхватила меня под руку на пороге комнаты и, страстно прижимаясь, повела к топчану, громко шепча на ухо:
— Ты такой бесстрашный! Не побоялся сказать Тринезу поперёк! Меня так возбуждает твоё бесстрашие!
— И меня! И меня тоже! Страшно возбуждает бесстрашие! — схватила меня за другую руку ещё одна девица.
— Отстань! — взвилась на неё первая. — Меня бесстрашие возбуждает страшнее!
— Не ссорьтесь, девочки! — начал было рисоваться я. — Моего бесстрашия за глаза хватит на двоих!
— А на троих? На троих хватит? — раздался сзади меня низкий протяжный голос. Я обернулся. За мною стояла ещё одна кокетка. Чтобы увидеть её лицо, мне пришлось поднять голову. Поверх нависающих огромных грудей на меня смотрело нечто волоокое.
— Э-э... право, не знаю... — пролепетал я. — Не уверен...
— Ну так мы прямо сейчас и проверим! — с этими словами великанша опустилась на колени и, накинув на голову подол моей хламиды, смачно лизнула мою щиколотку. Второй раз она лизнула чуть повыше, затем ещё повыше, ещё, и...
— Ы-ы-э-э-от это... это... Такого я... Девочки, все сюда! Бегом! Это надо видеть!

* * *
Я понуро выходил из «комнаты любви», провожаемый кислыми взглядами девиц, открыв ещё одну причину, по которой Посланник добровольно расстался со своим телом. Где-то около часа весь «трудовой коллектив» специального отделения трактира, применяя все мыслимые и немыслимые способы, абсолютно безуспешно пытался активировать моё сокровище. А так как всё происходило практически на виду у всех, то я ожидал, что сейчас со всех сторон посыплются насмешки, каждый посчитает необходимым пустить шпильку в мой адрес. Однако, к счастью для меня, всеобщее внимание привлекало совсем другое. Собеседник Асия разложил перед собой деревянную шкатулку, множество каких-то склянок и убеждал старика плюнуть в одну из них, на что тот категорически не соглашался.
— Дай, я! Есуча, дай мне! Я хочу! — возбуждённо приплясывал рядышком какой-то поддатый мужичок.
— Тебе, дружок, нельзя: ты уже вчера плевал. На каждого эта чудесная шкатулочка только единожды срабатывает.
В конце концов этому самому Есуче удалось убедить моего спутника, и тот плюнул в склянку, где плескалось немного какой-то жидкости. Есуча поболтал содержимое, посмотрел его на свет, почему-то крякнул, опустил сосуд в шкатулку, закрыл её. Потом накрыл ящичек широким куском материи, сделал над ним несколько пассов и, жестом профессионального иллюзиониста сдернув плат, откинул крышку. В шкатулке вместо склянки лежало сочное румяное яблоко, которое и было торжественно вручено Асию.
— Ай да Есуча! Ай да ловкач! — раздалось со всех сторон. — А ну-ка, давай ещё! Ещё!
— С превеликим удовольствием! Кто здесь ещё не пользовался волшебством моей шкатулки? Не хочешь попробовать, молодой человек? — обратился он ко мне.
А почему бы и нет? Запросто! Я от души плюнул в подставленную склянку. И тотчас же жидкость, содержащаяся в ней, зашипела, посинела, над горлышком появился белёсый дымок.
«Ёлы-палы! Да ведь это же тест! — дошло до меня, и где-то в области желудка зашевелился ледяной комок страха. — Этот тип под видом фокусов проверяет всех на наличие в слюне какого-то вещества! И я, похоже, влип! Чёрт его знает, что они тут делают с инфицированными: хорошо ещё, если просто изгоняют из города!»
— О-о... Этот синий цвет говорит о том, что чудо будет особенно удачным! — Есуча говорил весело, но в веселье этом я уловил нарочитость. Его голос чуть заметно дрожал. Дрожали и руки, держащие склянку.
На сей раз шкатулка явила на свет сразу четыре яблока, после чего «чудотворец» объявил, что на сегодня представление окончено. Народ вернулся к трапезе и возлияниям.
— Молодой человек! — торопливо зашептал мне на ухо Есуча. — По твоему виду можно понять, что ты догадался о том, что все эти манипуляции совершаются отнюдь не для потехи. Однако уверяю, бояться тебе совершенно нечего! Да, действительно, таким образом я давно и безрезультатно искал нужного мне человека. И вот, наконец, нашёл. И умоляю тебя пойти со мной. Это недалеко, всего через дом! У меня к тебе имеется предложение, приняв которое, ты не будешь знать нужды до конца своих дней — да продлят их Оба несчётно! — и будешь пользоваться уважением многих почтенных жителей Суродилы. А если ты сомневаешься в моей порядочности, — а это простительно, ты ведь видишь меня впервые — то можешь заручиться у почтенного трактирщика.
Я вопросительно посмотрел на Асия, который всё слышал.
— Что ж, — сказал тот, — не след уклоняться ищущему от путей, ему открывающихся. Заручимся словом трактирщика и отправимся искать неведомое.
— Нет, я схожу один. А вы с нашим другом Красным Лучником подождите моего возвращения, — решил всё-таки подстраховаться я. Есуча понимающе развёл руками.

* * *
Дом, в который меня привел Есуча, полностью соответствовал рекламе одного автомобильчика: внутри больше, чем снаружи. Его наземная часть играла роль прихожей очень больших апартаментов, которые язык не поворачивается назвать подвалом. Спустившись вниз, мы оказались в просторном коридоре с драпированными дорогой пурпурной материей стенами и высокими потолками, богато украшенными лепниной. По обе стороны, как в гостинице, тянулись длинные ряды дверей. Заканчивался коридор ещё одной дверью, огромной и резной, более похожей на церковные врата. Мы прошли вдоль всего коридора, и Есуча распахнул передо мной дверь слева от ворот.
Мы очутились в богато, но без излишеств обставленной комнате: стол, стулья, кровать. Есуча трижды хлопнул в ладоши, и тотчас же в комнату вошли две служанки: одна с большим подносом, уставленным разнокалиберными тарелками, тарелочками и тарелюшечками, а вторая — с маленьким, на котором стояли отливающие золотом кувшин и бокал. Женщины молча поставили всё на стол и удалились. И вот ведь парадокс человеческой натуры: буквально только что с превеликим наслаждением я поглощал куски пережаренного мяса, казавшиеся мне верхом кулинарного искусства, а сейчас жалел об этом, сетуя про себя на недостаток свободного места в моём желудке! Не знаю, как назывались и из чего были приготовлены эти блюда, но все они... если сказать «таяли во рту», значит, ничего не сказать. А вино! Да я такого в жизнях не пробовал! Ни в той, ни в этой!
Есуча ни к чему не прикасался, однако это совершенно не вызывало у меня никаких опасений. Он смотрел на меня так, как мать смотрит на своего нагулявшегося и оголодавшего сорванца.
— На вино не налегай. Тебе предстоит принять важное решение, которое может полностью изменить твою жизнь. Так что голову лучше иметь светлую, — посоветовал он. В это время откуда-то снаружи донеслись звуки флейты, и лицо его приобрело несколько озабоченное выражение.
— Хочу тебя предупредить. Обо всем, что ты сейчас увидишь, ты не должен никому рассказывать, иначе навлечешь на себя гнев весьма влиятельных людей. Я даже не требую с тебя клятвы молчания, ибо в противном случае за твою жизнь никто не даст и потёртого шестака.
Есуча сдвинул драпировку на стене. Между крупными блоками обнаружилась узкая горизонтальная щель, скорее всего, незаметная с другой стороны, через которую удобно просматривалось всё происходящее в зале, находящимся за большими вратами. Там собрались человек тридцать, исключительно мужчины и женщины различных возрастов, ни одного бепо. На каждом красовалась шапочка-маска, скрывающая волосы и верхнюю часть лица. И более из одежды — ничего. Все они в вольных позах сидели на пушистых коврах, расстеленных вокруг странного сооружения, более всего напомнившего мне голубятню, стоявшую у нас в глубине двора: небольшой домик на четырех красивых витых столбиках. К дверям «голубятни» поднималась широкая лестница-трап, покрытая ковровой дорожкой. Откуда-то раздавалась музыка, хотя самих музыкантов видно не было. Мелодия отдалённо напоминала те, что звучат в индийских фильмах. Вот в ней зазвучали торжественные ноты, и среди собравшихся возникло оживление, тотчас сменившееся почтительным молчанием. В зал, с трудом передвигая ноги, вступил очень толстый и оплывший старик в парчовом одеянии. Его появление встретил дружный, с придыханием в конце возглас «о-о-о!», будто бы вырвавшийся из одних уст.
— Лэд Понди-оди-тун, — шёпотом прокомментировал Есуча.
В тишине зала еле уловимо звучала флейта. Старик прошаркал к лестнице, с трудом, держась обеими руками за перила и преодолевая каждую ступеньку с правой ноги, поднялся по ней и скрылся за дверями «голубятни». Тотчас в зал вошла ещё одна обнажённая женщина с большим золотым подносом и, продефилировав по кругу, поставила его между четырьмя столбиками, точно по центру. Из домика послышалось кряхтение. Все присутствующие хором скопировали его, присовокупив в конце стон вожделения. Ещё несколько звуков, раздавшихся из недр «голубятни» и старательно воспроизведенных участниками этого мероприятия — и у меня исчезли всяческие сомнения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45