Раздалось лёгкое гудение, пахнуло озоном. Резко отяжелели веки, по всему телу прокатилась волна сладкой истомы, и я заснул.

* * *
Меня мучили кошмары. Сначала мне привиделся веломудр Илен. Я сидел, зажатый в «пытальнике», а он стоял надо мною с горящим Мечом.
— Вот и всё, Водорог, — хмуро говорит он. — Ты выполнил своё Предназначение. Мне нужен Меч. Ты его принёс. Прощай. Тебе больше нечего делать на Ланеле.
Он взмахивает Мечом, и пылающий клинок, оставляя за собой светящуюся трассу, несётся к моей шее. Однако в последний момент под «пытальником» открывается люк, и я проваливаюсь в кромешную темноту. Крепления ослабевают — и вот уже я в свободном полёте, ничего не видя, продолжаю куда-то падать. Сердце колотится в бешеном ритме. Вдруг резко вспыхивает свет, и я оказываюсь на плато Синих Псов. На меня, дико визжа, несётся огромная стая крысобак. Я бросаюсь прочь. Ноги до половины голени увязают в щебне, бежать неимоверно трудно, но скальные останцы, тем не менее, мелькают мимо как вагоны скорого поезда. Одни из них обдают меня нестерпимым жаром, от других веет полярным холодом. Солнце и луна мелькают на небосклоне словно заснятые рапидом. На вершине Зуба Дракона стоит дворник дядя Саша и большой фанерной лопатой как мухобойкой сбивает атакующие его «ледры». Внезапно я оказываюсь в тупике, стенки которого крутые и мягкие, словно обитые дерматином. Вжавшись в стенку, я с ужасом наблюдаю за приближением своры крысобак. Вот самая шустрая подскакивает ко мне и, ухватив за большой палец правой руки, принимается с урчанием его жевать. Остальные начинают выстраиваться в очередь, вежливо интересуясь друг у друга, кто крайний. Боль становится невыносимой.
— Мама! — ору я в отчаянии. И она, моя мама, появляется. Она вырисовывается из облаков на фоне лазурного неба подобно образу Девы Марии и, погрозив пальчиком, говорит мне:
— Вот видишь, что бывает с теми, кто не кушает суп из-за того, что в нём плавает варёный лук?!

* * *
Проснулся я весь мокрый от пота, судорожно сжимая «пожёванный» палец. Я потряс рукой, стараясь прогнать боль, и, как в детстве, подул на больное место. Но дыхание перехватило, едва взгляд упал на ноготь. Он сверкал серебром! И я понял, что мне напоминала форма Меча: это точная копия слитых воедино ногтя и фаланги пальца. «Омолодитель» заменил мне кость на прибор. Вот, оказывается, как следовало понимать термин «приручение»: буквально. А так как пульт остался в рукоятке, следовательно, управлять Мечом можно, посылая ему ментальный сигнал, как любому другому органу: Меч стал частью моего организма.
Испытывать «прирученный Меч» инструкция советовала в таком месте, которое «исключит жертвы и разрушения». Это согласовывалось с моими планами. Отложив испытания на завтра, я, чувствуя себя усталым и разбитым, с трудом добрёл до нашего ковчега и рухнул на свою койку.
— Что случилось, Светлый? — забеспокоился Бади.
— Ничего страшного, дружище. Отдохну, высплюсь, и всё будет нормально. Скажи мне вот что: ты маникюр делаешь?
— Как можно! — густо покраснел Бади. — Я же солидный и уважаемый горожанин!
— А что в этом постыдного?
— Не знаю... Может, и ничего. А... что это такое?
— Ногти, спрашиваю, стричь-красить умеешь? — усмехнулся я.
— А то! — обрадовался он. — Как и всякий уважающий свою профессию цирюльник! А слово-то какое красивое: «ма-ни-кюр»! Надо обязательно запомнить!
— Мне надо покрасить ноготь...
— Только один? Ну что ж, если таково желание Светлого... В какой цвет? Красный? Оранжевый? Или... — он хитро подмигнул, —...в серебряный?
— В естественный, — ответил я.
— Как?! — подскочил Бади, увидев мой ноготь. — Ты стал Мечпредержащим?! Всесветлым?
— Успокойся. И не называй меня Всесветлым. Просто сделай так, чтобы этот ноготь не отличался от других. Сможешь?
— Без сомнения, Всесвет... без сомнения! — и он суетливо принялся искать сумку со своими цирюльницкими инструментами.
Дорога Суродила — Отонар,
33 вивината 8855 года
Поздним априйским вечером мы с Буцефалом, щеголяющем в новеньких, сверкающих серебром нарожниках и накопытниках, вышли на знакомую поляну в каньоне под Суродилой, где ещё только-только занимался хмурый рассвет. Погода здесь не радовала: небо скрыто тучами, ветер сильно раскачивает деревья и пригоршнями бросает в лицо мелкие капли. Видимо, дождик моросил уже давно, потому что всё кругом промокло, тут и там матово блестели лужи. Еле заметная, почти скрытая густой порослью травы и кустарника тропинка, по которой мы с А-Ту впервые прошли сюда больше месяца назад, за прошедшее время успела превратиться в торную дорогу: слишком часто ею приходится пользоваться.
«Это плохо, — думал я. — Ещё принесёт нелёгкая кого-нибудь из людей императора. Надо будет здесь в целях маскировки поставить дрогоут. Маленький, на одну семью. Правда, места под него маловато, со всех сторон лес подступает, надо будет расчистить. Вот это дерево в центре поляны срубить...»
Стоило мне только так подумать, как это самое дерево, своими высотою и толщиною напоминающее хороший кедр, покачнулось под очередным порывом ветра и, шумя листвой и треща ломающимися ветками, рухнуло на землю. Я подошёл к пню и увидел знакомый, ровный до зеркального блеска срез.
«Та-ак!.. Вот как интересно! — я бросил взгляд на свой серебряный ноготь. — А если я захочу все сучья обрезать?»
Дерево, до того опиравшееся на множество толстых, выдержавших падение веток, шлёпнулось на землю идеальным цилиндрическим бревном.
«Вон ту маленькую веточку перерезать так, чтобы не задеть соседние! Срезать верхушку того дерева! Разрезать комель на части! Вырезать деревянный шар!»
Меч повиновался мне в точности. Оказалось, что это не только оружие, но и удивительный инструмент. Лишь только я представлял себе какую-нибудь фигуру, как Меч мгновенно вырезал её из дерева (другого материала просто не было под рукой) именно такой, какой она виделась в моём воображении. Не совершая ни единого движения, я мог полностью преобразить всё в радиусе примерно сорока метров. Это меня просто потрясло! Ещё некоторое время я испытывал действие Меча, а потом сел в седло и направил Буцефала к выходу из каньона. Рик пошёл бодрой рысью, и вскоре показался океан, весь в белых барашках волн. Вдалеке на дороге виднелся хвост направляющегося в Суродилу каравана. Это оказалось очень кстати: вместе с караваном мне проще миновать заставу у въезда в город. И я поспешил его догнать. Караван-лэд, с которым следует договариваться о предоставлении места, как правило, находится в голове колонны, поэтому мне пришлось съехать с дороги и обгонять телеги и повозки по обочине. Когда я проезжал мимо одного из ковчегов, меня кто-то окликнул.
— Юная лэд-ди Ан? — удивился я, увидев в окошке знакомое лицо. — Но какими судьбами? Почему ты здесь, а не в отонарском дворце?
За время, пока мы не виделись, Ан на удивление похорошела, словно цветок распустился. И даже тонкая белая полоска шрама на шее лишь подчёркивала её нежную хрупкость и незащищённость.
— К счастью, инфант-лэд отверг меня, — сияя, сказала она.
— К счастью? — переспросил я.
— Да, к счастью. Твой слуга, описывая Мидо, был, оказывается, ещё весьма деликатен. При личной встрече инфант-лэд производит впечатление ещё более... удручающее. Я ужаснулась при мысли, что мне всю жизнь придётся провести рядом с ним. Ко всему прочему, он глуп и жаден. Узнав, что Осколка Солнца у меня нет, он просто-напросто велел меня выпроводить! Это так замечательно! Никогда бы не подумала, что настанет момент, когда чья-то жадность приведёт меня в восторг! Очень вовремя я подарила Осколок Солнца тебе.
— Отдала на хранение, лэд-ди, только на хранение.
В это время с нами поравнялся всадник на пегом рике — молодой красивый юноша в доспехах городской стражи.
— С кем ты беседуешь, милая? — спросил он лэд-ди. — Познакомь нас.
— С удовольствием, любимый, — улыбнулась ему Ан. — Мой жених, дюженник Торинской городской стражи лэд Атон из Торина. Он же — караван-лэд. Мы познакомились в Отонаре.
Парень выставил правую руку ладонью вперёд для знакомства.
— А это, — продолжила девушка, — лад-лэд Олин Апри. Тот самый мой спаситель, о котором я тебе рассказывала.
Лицо юноши вытянулось, едва лишь он услышал моё имя, взгляд посуровел. Поднятая рука стала медленно опускаться, пока не легла на рукоять меча.
— Я предполагал возможность такой встречи, — произнёс он напряжённым голосом, — однако молил Обоих, чтобы она не произошла. Знай, что моё сердце преисполнено благодарности к тебе, Светлый, за спасение моей невесты. Однако честь воина и Кодекс городской стражи диктуют совсем иное. Лад-лэд Олин Апри! Именем императора ты арестован!
— Атон, что ты делаешь? — ужаснулась Ан. — О, да будут Оба со мной в этом испытании! Если бы я только могла предположть, что ты так поступишь!..
— Это мой долг, — произнёс он бесстрастным голосом. Лишь только красные пятна, выступившие на его лице, говорили об обуревавших его противоречивых чувствах. Он обнажил меч и поднял его над головой. По этому сигналу караван остановился, с обоих сторон к нам понеслись верховые стражники и, наставив оружие, обступили с трёх сторон, образовав полукольцо вокруг ковчега.
— Лэд-ди Ан! Я рад, что у тебя появился такой надёжный и честный защитник. Рядом с ним ты в безопасности, поэтому сейчас самое время вернуть то, что тебе принадлежит. — Я достал из седельной сумки коробочку с бриллиантом — на всякий случай взял с собой несколько копий — и протянул девушке. — Советую побыстрее продать. Есть предположение, что очень скоро эти вещи начнут быстро падать в цене.
— Что это? — грозно спросил дюженник.
— Осколок Солнца, — сквозь слёзы тихо произнесла Ан.
— Это... это благородный поступок, — лицо юноши уже пылало пожаром. — Но это ничего не меняет.
— Он не сдастся, Атон, он не сдастся! — умоляюще прошептала девушка. — Умрёт, но не сдастся. Либо ты убьёшь его, либо он убьёт тебя! Я не хочу, чтобы он убил тебя, Атон!
— Мне нравится твой жених, Ан. Нельзя убивать только за то, что человек честно выполняет свой долг. Я обещаю, что не убью его. Но к остальным это не относится! — Я грозно обвёл взглядом хмурые лица стражников, после чего, не делая ни единого движения, перерезал подпругу пегого рика. Атон, неловко взмахнув руками, сверзился наземь. Один из стражников взревел и вскинул над головой меч. В ту же секунду его оружие ссыпалось вниз мелкими дольками, отбарабанив звонкую дробь по бронзовому шлему хозяина. Стражник поднёс к лицу то, что осталось от меча — рукоять с гладко обрезанным у самого основания лезвием — и глаза его округлились.
— Колдун... — громко прошептал он, а потом заорал во всю мощь своей глотки. — Колдун!! Спасайся кто может, Оба с нами!!!
Вся стража бросилась наутёк. Остался лишь Атон. Тяжело поднявшись и придерживая левой рукой ушибленное при падении правое плечо, он приближался с направленным на меня мечом.
— Сдавайся, — негромко сказал он, упрямо глядя мне в глаза. Тут он перевёл взгляд на своё оружие, лицо его приобрело удивлённое выражение. Он вскрикнул и отбросил меч, который упал в придорожную лужу и зашипел, поднимая клубы густого пара.
— Сколько времени осталось до окончания твоего контракта в Торинской городской страже? — спросил его я.
— Мой контракт заканчивается через месяц... — рассеянно ответил он, переводя взгляд то на меня,то на свою обожжённую ладонь.
— Не продлевай его. Я возьму тебя в свою гвардию.
— Почему ты уверен, что я буду тебе служить?
— Не мне, лэд, не мне. Ланеле, — с этими словами я тронул Буцефала и поскакал вперёд.
Суродила,
33 вивината 8855 года
По поводу того, что на заставе у въезда в город у меня могут возникнуть проблемы, опасался я зря. Правительство Суродилы, до сих пор не имея на престоле лад-лэда и находясь после войны Валдава и Лейтеса в несколько неустойчивом положении, приказ императора выполнило, но только «для галочки»: у ворот наскоро соорудили похожий на автобусную остановку навес и посадили туда пару стражников. На стенке сооружения трепетал выбеленный лист пергамента с крупной надписью: «За поимку лица, выдающего себя за лад-лэда Апри, награда шесть гроссов золотых тимов». Ниже красовался выполненный углём портрет косматого и злобного мужика. Может быть, я и субъективен, но мне показалось, что портрет ничего общего с оригиналом не имеет.
— Стой, кто едет? — вяло поинтересовался из-под навеса один из стражников, даже не соизволив выйти наружу.
— Лэд Ланс из Бомбея, — ляпнул я.
— Из Бомбея? — переспросил тот. — Чёй-то не слыхал про такой. Это в каком ладстве?
— В Индийском, — не погрешил я против истины.
— А-а... Ну, ладно-ть, проезжай. Поспешай, не то зрелище пропустишь.
— Что за зрелище?
— Дык, Красного Лучника ноне казнят. За хулу на императора. Ему перво-наперво язык вырвут, потом заставят свой же язык съесть, потом...
— Где казнь? — перебил я стражника.
— Дык, где всегда. На Торговой площади, напротив дома Строгого Судьи.
Я хлопнул Буцефала по шее, и он галопом понёс меня к месту казни.
Торговая площадь оказалась переполненной народом. Лэды и горожане побогаче наблюдали за происходящим из сёдел своих риков, стоящих в загородке рядом с судейской ложей. Остальную часть площади заполнял люд попроще, зажатый в тиски между налегающими сзади зеваками и стражниками, которые зуботычинами и взятыми поперёк алебардами удерживали толпу на расстоянии от плахи. Строгий Судья уже зачитал приговор и сворачивал пергамент, на котором он был написан. Палач в кроваво-красном одеянии и страшной маске с огромной зубастой пастью, демонстративно щёлкая ужасного вида кривыми щипцами, приближался к Красному Лучнику, привязанному к одному из столбов возвышающейся на помосте виселицы. Голову осуждённого зажали в металлическом приспособлении, которое не позволяло ни пошевелить ею, ни закрыть рот. Однако в очередной раз палач, как ни тужился, щёлкнуть щипцами не смог: я их намертво заварил. Тут же сверху ему на голову упала перерезанная верёвка с петлёй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45