Человек казался слепленным из двух половинок, каждая из которых по отдельности смотрелась внушительно. Но соединённые вместе... Это вызывало какую-то оторопь.
Увидев, что я пришёл в себя, старцы разомкнули руки, опустили посохи, разошлись и расселись по одному возле каждого рога. Я слез с этого то ли алтаря, то ли жертвенника и огляделся. Вид урочища изменился. Исчез светоч в центре поляны, но темноту рассеивал лунный свет настолько яркий, что делал почти невидимыми мерцающие огоньки девяти светильников. Капище кольцом окружала плотная молчаливая толпа людей, облачённых в такие же, как и у старцев, хламиды, но одноцветные: те, что стояли справа от меня, — в синих, а те, что слева — в красных.
— Я хочу помыться, — сказал я громко. Этого мне сейчас хотелось больше всего на свете: казалось, ещё немного, и меня стошнит от вони, исходящей от доставшегося мне тела. В ответ никто не произнёс ни звука. Да ну и пусть. Не хотят разговаривать — не надо, а помыться я всё равно должен обязательно.
Я подошёл к куче дурно пахнущего тряпья, в котором признал свое рубище. Брезгливо порывшись в нём, нашёл то, что искал: кривой нож с костяной рукояткой.
Невдалеке под горой, как я помнил, был ручей. К нему-то я и направился. Найдя в его неглубоком русле небольшой омуток, я, ухнув, плюхнулся в него. Горная вода обожгла холодом: как будто врезался телом в паутину из тонкой стальной проволоки. И это принесло необычайное облегчение. Сорвав пучок какой-то травы, я стал ожесточенно, до боли, тереться им как мочалкой: казалось, что вместе с грязью я стираю сукровичные корки чужих грехов.
В ночной тишине послышались шаги. На тропинке появился старик, похожий на сидящих на поляне, но без шокировавшей меня «половинчатости». Этот полностью напоминал волхва: и балахон был одноцветный, коричневый, и полуобритости не присутствовало. Даже вместо пояса с рунами имела место обычная витая верёвочка. Он оглядел меня сочувственно-понимающим взглядом и протянул пузатую бутыль.
— Пениво, — ответил он на мой вопросительный взгляд, после чего добавил. — Мое имя Асий.
«Мыло! — догадался я и не преминул про себя же ехидно добавить. — Шампунь „Ваш энд гоу“ — „Иди умойся“! Идеальное средство от перхоти!»
Впрочем, от перхоти я знал средство и получше. Взятым с собой ножом (чрезвычайно, кстати, острым — хоть за этим чертов Посланник следил!) я сбрил противный пух с головы, срезал страшные загибающиеся ногти. Хорошо, что ночь была теплая. За несколько минут в холодном ручье я продрог до самых костей (а до них при этом телосложении-теловычитании совсем близко). Пениво оказалось замечательным средством, и вскоре я хрустел, как малосольный огурчик. Возвращаясь обратно, я чувствовал себя уже довольно сносно, если не считать озноба после купания и того, что до колотья в боку запыхался на совсем небольшом подъеме.
Я стоял в центре рядом с алтарём, преодолевая укоренившуюся привычку тела сутулиться. Ноги почему-то всё время хотели находиться в полусогнутом состоянии. Чертовски стыдно находиться голым среди стольких одетых людей, среди которых присутствовало и немало женщин!
— Мне нужна одежда, — сказал я.
Никто не промолвил ни слова, но из толпы вышел всё тот же Асий. Он протянул мне свёрток, в котором оказалась одежда из мягкой ткани, похожая на монашескую рясу с капюшоном. К ней прилагались кожаные сандалии и ремешок с подвесной сумкой. Облачившись в этот наряд, я почувствовал себя более сносно.
Старцы сидели пред рогами абсолютно неподвижно, скрестив ноги и держась руками за воткнутые в землю посохи. Решив не торопить события, я тоже замер без движения, хотя моему новому телу это давалось с превеликим трудом: постоянно ощущались позывы к каким-то подёргиваниям, навязчивым жестам. Ждать пришлось недолго. Всего лишь несколько минут прошло в тишине, нарушаемой только потрескиванием светильников да криками ночных птиц. А потом урочище прошил певучий звук, похожий на заключительный аккорд, взятый скрипачом-виртуозом. Разом ярко вспыхнули сине-зеленоватым пламенем все светильники, выпустив к ночному небу высокие столбы искр. В кругу волхвов прошло лёгкое движение. Один из них поднялся, подошёл и стал напротив меня.
— Мое имя Илен — Уста Стихии Огня, — сказал он.
Я решил, что пора представиться мне:
— Меня зовут...
Однако Илен сделал резкий жест, заставляющий меня молчать.
— Кем ты был, того уж нет. Ныне родился новый человек, и новое имя он обретёт.
Он торжественно стукнул посохом оземь, и тотчас все остальные веломудры поднялись. Старец положил свою сухую узловатую ладонь на моё плечо и подвёл к первому из них. Тот бросил в светильник какой-то порошок, очень медленно (я даже побоялся, что он сейчас обожжётся) провёл ладонью над пламенем и тонким ломким голосом произнес быстрым речитативом:
— Обращаюсь к Тебе, Суть Родящей Земли, что достойно представлена на Великом Совете Девятирога! Окажешь ли ты покровительство ныне прибывшему Предназначенному, дашь ли имя Рога своего, наконечника и средоточия силы твоей?
После этих слов пламя замигало, уменьшилось так, что, казалось, вот-вот погаснет, после чего разгорелось до прежнего состояния.
— Рог Земли не дает тебе имени и покровительства. Ищи свою судьбу у другого Рога.
«И здесь поповские штучки, — пронеслась в голове саркастическая мысль. — Главное дело тут, думается, — состав порошочка. На положительный-то ответ, поди, селитра припасена!»
Точно такие же, почти из слова в слово, ответы дали жрецы Рога Воздуха и Рога Света. Четвёртый старец, к которому мы подошли, служил Рогу Воды.
— Обращаюсь к Тебе, Суть Жизнь Несущей Воды, что достойно представлена на Великом Совете Девятирога! Окажешь ли ты покровительство ныне прибывшему Предназначенному, дашь ли имя Рога своего, наконечника и средоточия силы твоей?
Пламя вновь замигало и стало уменьшаться.
«Ну вот, опять...» — едва успел подумать я, как вдруг пламя в светильнике вспыхнуло, из него вырвался огромный сноп ярко-фиолетовых искр, взвился вверх толстой спиралью, замершей большой новогодней гирляндой. Тихо завибрировал воздух. И вновь звук, похожий на скрипичный аккорд, зазвенел, заметался, отражаясь от скал. Рог Воды озарился мириадами жёлтых искорок, число которых всё росло и росло, пока вся поверхность камня не засветилась как кусок раскаленного металла. Через некоторое время часть искр начала тускнеть, и тёмные пятна сложились в короткую надпись из рун. А спустя ещё мгновение всё закончилось.
— Рог Воды даёт тебе своё имя и покровительство, — торжественно провозгласил веломудр Илен. — Отныне имя тебе — Водорог. Это — посвящённое имя, не открывай его другим без вящей надобности. Имя же мирское избери себе сам. И да будет к тебе Один справедлив, если Другой благосклонен, на твоём пути к свершению Предназначения!
Сказав это, он, более не глядя на меня, покинул Круг Девятирога и присоединился к другим веломудрам, которые уже брели вереницей к одной из каменных лестниц. Да и все остальные, потеряв ко мне всякий интерес, молча стали расходиться по кельям. Люди в красном и люди в синем в молчании проходили мимо меня как мимо пустого места. Никто не обращал на меня и малейшего внимания.
— Послушайте, уважаемые! — громко сказал я. — Может, всё-таки кто-нибудь из вас подскажет, что мне дальше-то делать?
В ответ — ни звука, как будто я никого и не спрашивал, как будто меня здесь и нет совсем. Я бросился за веломудрами. Хотя слово «бросился» тут вряд ли подходит: заковылял чуть побыстрее, нежели обычно передвигается это тело. И, хотя старцы шествовали чинно и неспешно, я очень запыхался, пока их нагнал.
— Илен... Илен, что мне... дальше-то... Дальше-то что мне делать?
Реакция старцев — полнейший ноль. Словно я бесплотное, невидимое ими приведение. Я даже сомневаться стал в реальности своего существования, а потому дёрнул Илена за рукав и заступил ему дорогу.
— Илен, я вопрос задал...
Старец спокойно провёл ладонью по своему плечу, поправляя одеяние, обошёл меня и двинулся дальше. Стало ясно, что от веломудров я ничего не добьюсь: моё присутствие отныне полностью ими игнорировалось. Я чуть не взвыл от досады. Вот ведь ситуёвина! Какие-то хоттабычи вызвали меня, как спириты дух Александра Великого, а после бросили, как та кошка тех котят: барахтайся! Раз уж заикнулись о каком-то Предназначении, то хотя бы пояснили, в чём оно состоит! Хотя бы намекнули!
В полнейшей растерянности я вернулся на поляну и присел на алтарь. Урочище уже обезлюдело. Светильники сами собой погасли, и округу освещала только полная луна. Я взглянул на неё: нет, не наша, не земная. У этой и размер побольше, и рисунок кратеров совсем другой, и цвет какой-то более зеленоватый. К тому же, у неё присутствует ещё и собственный спутник, небольшой, но достаточно крупный, чтобы увидеть его невооружённым глазом. Другая, чужая планета!
Неожиданно я обнаружил, что не один на поляне. Около одного из Рогов виднелся тёмный силуэт: кто-то стоял и явно ждал меня. Подойдя ближе, я узнал Асия.
— Священнослужители связаны обетом мирского молчания, говорить они могут только лишь во время служения Обоим. Следуй за мной, — сказал он, и, повернувшись, направился к стене, возле которой я увидел небольшое строение — хижина без окон, сложенная из толстых брёвен. Внутри пахло смолой, травами и дымом: в очаге посередине хижины догорали угли. Дым от костра поднимался вверх и уходил в несколько специально для этого оставленных щелей. Старик подкинул дров, и огонь ярко вспыхнул. По стенам заметались тени. Я смог осмотреть нехитрую обстановку: нары, служившие одновременно скамьёй, да стол из толстых досок. Подле очага, чтобы не остыл, стоял котелок, распространяющий аппетитный аромат, от которого мой желудок мгновенно заурчал мини-трактором. Старец не стал испытывать моё терпение, поставил котелок на стол, достал пару ложек и лепёшки. На похлёбку я накинулся аки лев рыкающий. Когда это тельце питалось в последний раз? А чтоб я знал!
— Моё имя ты знаешь, — сказал старик. — А как мне обращаться к тебе? Ты уже выбрал себе новое имя?
— Вольф, — брякнул я пришедший на память свой компьютерный «ник», и тут же чуть не расхохотался над поразительным несоответствием своей внешности и нового имени: «вольф» по-немецки — волк. Да ну и чёрт с ним! Вряд ли здесь кто-нибудь знает немецкий язык!
— Ты здефь шифёшь? — спросил я сквозь набитый рот.
— Нет. Это пристанище для ищущих Мудрости Девятирога.
— А пофему ты не уфёл фместе со фсеми?
— Поручено мне советом старцев-веломудров, — Асий говорил в перерывах между приёмом пищи, настолько степенным, что я устыдился и существенно сбавил темп поглощения похлёбки, — сопутствовать тебе повсюду и всемерно ограждать от тех несчастий, в которые ты можешь попасть по незнанию своему и неопытности: ты ведь человек на Земле новый.
— На Земле? — я чуть не поперхнулся. — Но это ведь не Земля! Я же вижу, я знаю!
Асий подумал немного, пошевеливая густыми бровями, после чего сказал:
— Я так разумею: любой люд, уведав, что живет отнюдь не на плоском блюде, название почвы под ногами переносит на планету.
— Скорее всего, ты прав, — согласился я, припомнив примеры из языков родной планеты. — Ну что ж, Земля так Земля. Тогда, может быть, расскажешь о ней поподробнее? А заодно и о той миссии, ради которой меня сюда мобилизовали?
— О мире нашем поведаю с охотою, а уж о Предназначении твоем... Не обессудь, но сие мне неведомо.
— Как так? А кто ж тогда знает?
— Один Из Них.
— Из веломудров?
— Нет. Из Тех, Кто над всеми.
— То есть, Бог знает...
— Истинно.
— Мн-да, перспективка... «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!» Какие хотя бы они вообще бывают, Предназначения? Хотя бы приблизительно знать, что делать...
— Предназначения неведомы вплоть до свершения оных, а то и неведомы вовсе. Кто-то его свершает, сам того не заметив. Кто-то ощущает свою предназначенность. Но уж коль тебя совет старцев-веломудров призвал, то, несомненно, твое Предназначение судьбоносно.
— Тоже мне, прогрессора нашли, — угрюмо проворчал я, — дона Румату Асторского... Так за тем мощь всей человеческой Федерации стояла, а у меня кроме этих мощей, которые кое-кто, ныне благополучно «сделавший ноги», посмел обозвать телом, ничего и нет! Что же ты мне, сказочному богатырю, предлагаешь делать?
— Странствовать. Как говорится, горы мудры вечностью, реки — движением. Предназначение скорей найдёт тебя в дороге. А в сей час, думаю, стоит тебе отпочивать: время позднее.
Признаюсь честно, спартанский образ жизни мне никогда не импонировал. Есть грех, обожаю комфорт и уют, а потому сразу же заснуть на жёстких нарах мне не удалось. Прибавить к этому ещё и возбуждение от всех тех невероятных событий, которые мне пришлось пережить за последние часы! Асий же вообще не ложился, сидел возле очага, думал о чём-то своём, изредка подкидывая сучья в огонь.
— Скажи, отец, знал ли ты этого Посланника при его жизни? — спросил я. Хотелось знать о бывшем обладателе тела побольше: что-то мне шептало, что «наследство» может преподнести сюрпризы.
— Не довелось, — покачал головой старик.
— А что это за Вечный Схлоп, которым он меня запугивал?
— Вечный Схлоп есть одно из состояний сущности человека после смерти. Того, кого не приемлют во Внешнем Мире.
— Ад, что ли?
— Что есть ад?
— На моей планете так называют место, где нечистая сила мучает души грешников. В котлах со смолой кипятят, на сковородках жарят...
— Без тела нет страданий телесных. Ежели чья сущность недостойна Внешнего Мира, её убирают с пути идущих туда: она уменьшается в размерах, стремительно и бесконечно. И так же бесконечно растягивается для неё время. Нет страшнее наказания, нежели нескончаемое одиночество...
— Ты говоришь: «Внешний Мир»... Следовательно, есть и Внутренний?
— И не един.
— А сколько их? Как располагаются? Где граничат?
Старик немного помолчал, а потом ответил:
— Ты тоже имеешь свой Внутренний Мир. Можешь ответить, как далеко он простирается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45