.. – усмехнулся Волков, думая о стороже. – А как узнаешь, поди, до конца жизни будешь байки рассказывать: «Как это я только того мужика завидел, робя, сердце-то так и захолонуло!.. Не-е, думаю, не тот человек, за которого себя выдаешь! Я, робя, воробей-то стреляный, меня на мякине не проведешь. Враз раскусил, что он за птица!..»
Олег посмотрел на небо. Облака исчезли, вызвездило. Ночь, по всем приметам, обещала быть холодной.
«Как-то там Кандычев? Замерзает поди… – вспомнил он о раненом товарище. – Только бы у него сил хватило дрова в костер подбрасывать!.. Только бы еще эту ночь продержался!.. А может, все-таки прочитал кто-нибудь нашу записку на лодке? Может быть, уже доставили Петра в поселок? Эх, если бы так! Если бы!..»
Его мучило вынужденное бездействие и чувство вины перед лейтенантом. Ведь если с Петром случится плохое…
«Не раскисай! – приказал себе Волков, отгоняя прочь тревожные мысли. – В любом случае будет вертолет и Кандычева спасут. Командир-то знает, что мы пошли по следам… Добьется Богатое вылета, обязательно добьется! А если какая неувязка и выйдет, из поселка свяжусь со штабом, возьму с собой кого-нибудь из охотников и сам вернусь за Петром…
Так… Пора бы и пробежаться, замерз, как цуцик! Если морозец еще маленько прижмет, к утру и «мама» не выговорю!..»
Он потихоньку поднялся и, пятясь задом, отступил в тайгу.
После пробежки и приседаний Волков согрелся и даже слегка вспотел. Но пот был какой-то липкий и холодный, а сердце бухало так, что, казалось, еще немного – и выпрыгнет из груди…
«Все-таки что-то неладно со мной, – подумал он. – Видать, ранение сказывается. А антибиотиков осталось только две таблетки… Надо что-то придумать, сберечь силенки до утра. Залезу, пожалуй, в кабину, все потеплее будет!» – решил он.
Олег сделал крюк по тайге, пересек полотно дороги и, крадучись, приблизился к стоянке МАЗов.
В машине оказалось ничуть не теплее, чем на улице. Но, тем не менее, его там ждал сюрприз, от которого он пришел в восторг.
На сиденье кабины валялась телогрейка. Мысленно благодаря неизвестного ему водителя, Волков надел это пропахшее соляркой великолепие и почувствовал себя вполне уютно.
Немного согревшись, позволил себе еще одно удовольствие – скинул сапоги и намотал портянки сухими концами на одеревеневшие от холода стопы. Стало значительно теплее.
Любопытства ради Олег открыл «бардачок» и обнаружил там массу полезных для себя вещей: завернутый в бумагу кусок сала, небольшой сухарь, луковицу, полпачки чая и граненый стакан, пропахший не то тормозной жидкостью, не то какой-то особо свирепой сивухой.
Стакан он, за ненадобностью, водворил на место, а вот перед съестным не устоял. С бесстыдством и жадностью оголодавшего человека быстро прикончил и сало, и сухарь, и луковицу.
Угрызений совести он не чувствовал. Поймет же в конце концов его состояние хозяин машины!.. Надо будет конечно, извиниться, что взял без спроса… Но вот как все это было восхитительно вкусно, шофер наверняка не поймет!
После еды Волкова быстро сморило, потянуло в сон. Он массировал себе веки, бил ладонью по щекам, но это мало помогало. Сон наваливался, одолевал его, увлекал в стремительное падение по какой-то бездонной, нескончаемой пропасти.
Это было как обморок…
Олег вспомнил о чае и щепотку за щепоткой, тщательно разжевывая, опустошил всю пачку. Во рту стало гадко, но сон понемногу отступил. Появилось даже чувство некоторого возбуждения…
Костер у вагончика горел довольно долго. Наблюдение за его огоньками хоть как-то скрашивало ночную вахту Волкова.
Под порывами ветра тлеющие угли оживали, густо багровели, словно злясь, потом их цвет переходил к оранжевому и ярко-желтому и, наконец, наружу вырывались красивые спиртово-голубые язычки пламени.
Олег сидел, отвалившись на спинку сидения, вглядывался в причудливо меняющуюся гамму красок затухающего костра, и мысли его текли лениво и сонно.
Вспомнилась Катя…
Как ему повезло, что они встретились! Были у него девчата и покрасивее ее, но вот, поди же ты, ни одна не смогла так затронуть душу…
«А то, что замужем уже была?.. Яблочко-то уже надкушено…» – вкрался в его размышления чей-то подленький голосок.
«Умри! – приказал ему Олег. – Да разве только в этом дело? Ну случилось так, ну и что? Вот она какая – незамутненная и светлая – вся на виду! Нет, никакой другой мне не надо!
А что? Может, и вправду хватит козаковать, Олег Николаевич? – задал он вопрос себе. – Пора и семьей обзаводиться… Жизнь-то, в общем, у меня определена – закончу институт и в милицию пойду, в уголовный розыск. Нормальная, мужская работа!
Кате трудности не в диковинку, работа ей везде найдется… Одно слово – своя девчонка, уралочка!»
Он улыбнулся, представив, как возвращается со службы, а Катя встречает его… Его женушка, его боевая подруга!..
«Обживемся понемногу, квартиру дадут… – планировал Волков. – Можно будет и Афанасия Петровича к нам забрать… Чего ему одному в глуши-то век доживать? Дедок у Кати мировой, веселый…»
Между тем последние угольки в костре дотлели и кабину обступила полная тьма. Сразу стало неуютно и тревожно.
Мысли сбились с лирического плана, рисовались картины возможной неудачи при задержании Рыбакова.
«Наверное, вот так же бывает перед дуэлью… – размышлял Олег. – Даже самый смелый человек немного тушуется… Оно и понятно – как бы лихо ты ни дырявил мишени, все равно это бой понарошку. Знаешь, что по тебе не выстрелят…»
За свою службу повидал он разные виды, но стрелять по людям ему еще никогда не приходилось. Вот и мучило сомнение – сможет ли он это сделать, если потребуется.
«Тяжелая это штука – в доли секунды решить чужую судьбу, распорядиться чужой жизнью. Да еще в мирное время…
На войне, наверное, по-другому было. Там дело ясное – перед тобой враг, захватчик. Мы его к себе не просили! И душа за такого болеть не будет!
А в нашей службе все сложнее. На одном языке разговариваем, в одной стране живем, а вот стрелять в таких, как Рыбаков, приходится! И не для острастки – наверняка!
По-другому с ними нельзя – они только о себе и о своих выгодах думают, а значит, против всех, против общества идут!
А мне государством право дано – интересы народа защищать. Вплоть до применения оружия.
Выходит, на какой-то момент я не только военный, но и судья народный! Самому, только самому решать приходится – применять исключительную меру или не применять!..
И ни поторопиться, ни промедлить нельзя. Это уже преступление с моей стороны…»
Волков потер ладонями колени, которые начинали мерзнуть под сырой тканью комбинезона, посмотрел в сторону вагончика.
Небо на востоке стало заметно светлеть, звезды поблекли. Очертания ближних предметов проступили резче на этом зыбком сером фоне.
– Ну, кажись, переночевали… – вслух произнес Олег.
Он вытащил пистолет из кобуры, отрегулировал пистолетный шнур так, чтобы можно было стрелять с вытянутой руки.
Второй магазин положил в левый боковой карман комбинезона, решив, что в случае перезаряжания на этом можно будет сэкономить время. Для верности потренировал большой палец в мгновенном снятии предохранителя и сунул «Макарова» в кобуру.
– Ну что? Я готов, – вполголоса сказал он, словно обращаясь к кому-то.
Привычная подготовка оружия к работе, знакомый запах ружейной смазки, нагретая теплом тела сталь пистолета вселили в него уверенность.
Потекли томительные минуты ожидания…
Волков чувствовал, что развязка должна наступить в самое ближайшее время, но уже не волновался как прежде, был спокоен и собран.
Глава 16
И все-таки звук открываемой двери застал его врасплох. Олег вздрогнул от неожиданности, инстинктивно пригнулся, но тут же выпрямился, сообразив, что в сумраке, да еще на таком расстоянии, заметить его в кабине просто невозможно.
Он напряг зрение и увидел, как из вагончика выскочил молодой длинноволосый парень в ковбойке. Трусцой пробежал до ближайшей сосны, справил малую нужду и вернулся в вагончик.
«Скоро и мой «клиент» должен появиться! Пора поближе перебираться!» – решил Волков и бесшумно выскользнул из кабины. Пригибаясь добежал до ближайшего от вагончика МАЗа и залег за его задним колесом – в случае перестрелки оно послужит хорошим укрытием.
Едва Волков успел это сделать, как скрипнула дверь и вышел атлетически сложенный мужчина с ружьем в руках.
Он был небрит, и намечающаяся черная бородка, в сочетании с темной кроликовой шапкой и красной курткой, делали его похожим на цыгана – Через шею мужчины было перекинуто полотенце.
«Он1 Рыбаков!» – догадался Олег и потянул пистолет из кобуры.
Мужчина огляделся по сторонам, закинул ружье на плечо и не спеша прошел к ближним кустам. Во всех его движениях чувствовалась уверенность и пружинистая, скрытая до поры сила.
«Вот че-орт! Ружье с собой прихватил! Весь план срывается! – досадовал Волков, дрожа от внутреннего возбуждения. – Ну и матерый же волчара! Ох и матерый! Как же мне его заарканить? . Стоп!!
У него полотенце, значит, умываться будет. В этот самый момент я его и «умою»! Принято!»
Вскоре бандит вернулся, подошел к прибитому на стене вагончика рукомойнику и, звякнув соском, коротко выругался.
Воды в рукомойнике не было.
«Ну оставь ружье, оставь! Прислони к стеночке, а сам себе потихоньку за водой топай!» – упражнялся в передаче мыслей на расстояние Олег. Б эти минуты он совершено искренне верил в существование таких чудес…
Рыбаков, словно вняв его увещеваниям, прислонил пятизарядку к стенке, вынул из кармана небольшое зеркальце, помазок, станок безопасной бритвы и положил все это на полочку.
«Ну иди же, иди за водой! Ну!!» – ликовал Волков, уже не сомневаясь в своих гипнотизерских (или как их там еще называют?) способностях.
Но иллюзии его тут же лопнули: бандит предусмотрительно забросил ружье за спину и только после этого пошел в вагончик.
«Ну ты посмотри на него! Ни на секунду от ружья не отпускается! – посетовал Олег, провожая преступника взглядом. – Да, трудненько мне с тобой придется, гражданин Рыбаков! Трудненько!..»
Через некоторое время бандит возвратился, неся в руке ковш.
Налив воды в рукомойник, он повесил пятизарядку и полотенце на гвоздь, намочил помазок и, насвистывая какой-то мотивчик, принялся намыливать бороду-
«Пора!» – решился Волков, сдвинул флажок предохранителя и выскочил из-под машины.
– Не двигаться! Стрелять буду! – прокричал он и ужаснулся, как немощно и хрипло прозвучал его голос. – Руки за голову! Не оборачиваться! – командовал Волков, дрожа от напряжения. – Два шага назад!
Рыбаков инстинктивно поднял руки и сделал два шага назад…
Но тут же пришел в себя и, резко повернувшись, принял стойку каратиста.
– А-а! Это ты, что ли, динамовец? – выдавил он удивленно, узнав в стоящем перед ним того самого парня в комбинезоне, по которому стрелял вчера утром. – Выходит, не пришил я тебя?.. Жа-аль!
– Не разговаривать! Повернуться налево и пять шагов вперед! – приказал Олег, держа преступника на прицеле.
Рыбаков рыскнул глазами, прикидывая расстояние до своего ружья.
«Черт! Не успею! – мелькнула у него мысль. – Тогда так – уход низом влево и боковой «маваши» в голову! Должен достать…» – решил он и весь подобрался, приготовился к прыжку.
– Парни, вы че, сдурели? Че, парни?! – услышал вдруг Волков голос за спиной и, инстинктивно обернувшись, увидел парня в клетчатой рубашке, с берданкой в руках.
– Уйди ты, не мешай! Это убийца! – крикнул ему Олег, машинально отметив, какое бледное лицо у этого парня.
В ту же секунду Рыбаков метнулся к нему, нанося удар ногой.
Олег успел сделать боксерский «нырок», отскочил в сторону и выстрелил в воздух. Опоздай он хоть на долю мгновения – сапог бандита размозжил бы ему голову.
– Не дури! Следующая пуля твоя! – предупредил Волков.
«Ну же, Коля, не дрейфь, вмажь ему разок! Только поточнее, и этот рахит будет корчиться на земле! – подбадривал себя Рыбаков. – Секунда, всего секунда, и ты сомнешь, изувечишь, растопчешь его, как навозного жука! Смелее, ну!!»
Он настраивал себя, подбадривал, но все никак не мог решиться на свой коронный, отлично отработанный удар – черный глазок дула пистолета гипнотизировал, парализовал его мышцы.
На какое-то мгновение Рыбаков все же нашел в себе силы избавиться от этого наваждения… Казалось, что он уже пошел на прием… Но его взгляд встретился со стерегущими каждое его движение глазами парня с забинтованной головой, и снова что-то противно заныло, задрожало в нем.
«Застрелит ведь сволочь, не промахнется!» – с тоской подумал Рыбаков.
И снова, как в тот момент, когда он хотел удрать на лодке от Ржавого, услужливое воображение нарисовало горячий удар пули по его великолепному, так любимому им телу, дикую, раздирающую его боль, и он понял, что ничего уже не сможет сделать, что проиграл.
– Ладно, начальник, твой я! – произнес Рыбаков, глядя исподлобья, и, подняв руки, покорно повернулся спиной к парню с пистолетом.
«Но это же конец! Вышка! Ты что, не понимаешь, вы-шка-а-а! – вдруг отчаянно заголосило все его естество, протестуя против того, что судьба обманула, отвернулась от него. – Нет! Нет!! Нет!!!»
Не отдавая себе отчета, Рыбаков бросился вперед и, по заячьи петляя, понесся между деревьями.
«Уйдет! Уйдет же!..» – захолонуло у Волкова сердце, и он рванулся в погоню.
– Стой, сто-о-ой, стрелять буду! – кричал он и на ходу пальнул в воздух.
Но бандит не сбавлял скорости…
Надо было решаться…
Волков остановился, прицелился и дважды нажал на спуск.
Рыбаков с маху, словно зацепившись ногами за невидимую преграду, рухнул на землю и заползал, закрутился по земле.
«Ранен! Надо первую помощь оказать, а пакета-то нет!» – подумал Олег и почувствовал противную дрожь в ногах. Его знобило от нервного перенапряжения. В человека он стрелял впервые в жизни…
«А если я что-то сделал не так, не по закону? – мелькнула вдруг мысль. – Скорее к нему, скорее!»
– Мм-м, мм-м! – стонал бандит, зажимая ладонями рану на бедре. – Ну что ты уставился, сволочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19