– Брезговаешь, значит? А раньше-то, в зоне, вроде и ничего! Не брезговал! – ухмыльнулся Селезнев.
– Слушай, оставь свои дурацкие шутки! – вспыхнул Рыбаков, едва сдерживаясь от желания наброситься на Ржавого.
Он согнул крышку консервной банки так, чтобы получилось некоторое подобие ложки, и с жадностью принялся есть.
«Господи! Скорее бы выбраться из этого кошмара, – думал он, обжигаясь тушенкой, – поесть бы как раньше – в приличном ресторане, чтобы и музыка, и салфетки белые крахмальные, и шампанское в серебряном ведерке со льдом… Господи!..»
Но вскоре меланхолия сменилась обычной для него жестокой, какой-то психованной решительностью.
«Ничего, ничего! – думал он. – Все это пока далеко от меня, но будет! Обязательно будет! Иначе зачем же я столько раз рисковал собой? Валил сосны, хлебал зэковокую баланду?!»
И для себя он уже ничего жалеть не будет. Он не из тех, кто зарывает деньги в землю, а под старость ночами пересчитывает полуистлевшие бумажки! Пока молод и силен, надо брать все сполна, а там судьба уже сама распорядится, что к чему!..
– Ну что, тяпнем еще по одной? – перебил его размышления Ржавый. Разомлевший от еды и выпивки, он полулежал на боку, лениво подбрасывая сучья в огонь.
– Давай, по полстакана, да и поспать бы надо. Устал я что-то… Слушай, Леша, а сколько нам еще до железки шлепать?
– До железки-то? – переспросил Селезнев, разливая водку. – До паровозов-тепловозов, паря, еще верст триста с гаком… Ну да не боись! Мы, считай, уже выбрались. Ежели с утряка подадимся, то к ночи на трассу нефтепровода выскочим. А повезет, так и на бетонку автовывозки выйдем… Леспромхоз тут неподалеку – километрах в сорока. Я эти места хорошо знаю – семь лет назад магазинчик у них подломил! – хихикнул Ржавый. – До сих пор ищут…
– Значит, до бетонки километров сорок… – задумчиво произнес Рыбаков.
– Ага, верст сорок с гаком, строго на юг, – ответил Ржавый. – Ну что же мы не пьем?? Выдыхается ведь!
– Хорошо. Давай по последней, – согласился Николай.
Они выпили. Селезнев, разломив плитку шоколада, подал половинку Рыбакову.
– Пойду водички поищу, – сказал Ржавый, вставая. – Чифирку неплохо бы на ночь замутить… А ты, Кольша, пока лапнику наломай на подстилки. Да валежнику, чтобы до утра хватило!..
Взяв котелок и пятизарядку, он растворился во тьме.
Рыбаков, чертыхаясь и проклиная темень, долго бродил вокруг поляны, собирая сучья и ветки. Потом нарубил топором молодого, остро пахнущего хвоей лапника и разложил его на две одинаковые кучи около костра.
Лег, пристроив в головах рюкзак, и, не дожидаясь чая, уснул.
Глава 11
Старенький «ветерок» лениво тянул дощаник по мелкой зеленоватой зыби реки.
Кандычев в брезентовом, жестком, как фанера, плаще, сидел на корме и терзал ручку газа. Он то сбрасывал обороты, то набирал их до отказа, пытаясь прибавить лодке ход, но моторишко только обиженно всхлипывал и булькал себе на тягостной заунывной ноте.
– Во лешак, всю душу вынул! – пожаловался лейтенант. – Эх, «вихрюху» бы нам сейчас! Ка-ак дали бы чаду!.. Однако ты, Олега, по берегам-то поглядывай, – может, дымок где или птицы беспокоятся…
Волков, примостившийся у его ног на рюкзаке, молча кивнул.
Берега неторопливо плыли мимо – то обрывистые, остро пахнущие влажной глиной, то заболоченные, низкие, в ржавой прошлогодней осоке.
Река петляла, и заходящее солнце то, как заплечная котомка, подолгу болталось за спиной, то поглядывало сбоку из-за стволов деревьев, то, совершенно неожиданно, выплывало из-за поворота и обливало своим уже остывающим красноватым светом разом светлевшую речку.
Олег время от времени опускал кончики пальцев за борт и тут же отдергивал их – вода была нестерпимо студеной. Делал он это, чтобы не уснуть – сказались передряги прошлой ночи, да и монотонное булькание мотора убаюкивало. А спать было нельзя…
«Вернемся в Петрово – у Кандычева передремлю часок-другой, – подумал Волков, – а то к утру как выжатый лимон буду».
От этой мысли, от предвкушения предстоящего отдыха стало сладко и дремотно, и Олег поглубже втянул шею в воротник телогрейки.
«Попрошусь на сеновал… А укроюсь полушубком или тулупом. Что может быть лучше этих простых деревенских запахов – овчины и сена!» – мечтал он.
Неожиданно ход лодки застопорился, словно она вошла в тину. Мотор фыркнул и заглох. В непривычной тишине сразу появились другие звуки: стало слышно, как плещется о берег волна, слабо шепчутся под ветерком кроны деревьев, где-то вдали резко вскрикивают кедровки.
– Что случилось, Петро? – обернулся Волков.
– Гляди, – указал Кандычев рукой на радужную струйку, слабо просачивающуюся из глубины реки. – Похоже, движок здесь утопили!
Он запустил мотор, причалил к берегу, перешел на нос лодки и охотничьим ножом сделал несколько затесок на ветках тальника.
– Давай, Олега, смотри в оба! Где-то поблизости и лодки должны быть – без моторов-то они им ни к чему…
Олег кивнул и, передвинув кобуру на живот, вытащил пистолет, проверяя, не будет ли мешать тренчик при стрельбе.
– Думаю, до пальбы дело не дойдет! – усмехнулся участковый, наблюдая за Волковым. – Ну да береженого бог бережет!
Лодка вновь лениво потащилась вниз по реке. Неожиданно налетевший ветер поднял волны. Днище лодки жестко застучало по их гребням. Ощущение было такое, точно едешь на телеге по ухабам…
Минут через двадцать ходу они заметили две дюралевые «казанки», сиротливо приткнувшиеся к берегу. На глинистом его откосе виднелись свежие отпечатки обуви.
– А ну-ка давай наверх, понаблюдай вокруг! – скомандовал Кандычев Олегу, когда лодка причалила. – Я за тобой следом, только свечу выкручу на всякий случай.
Волков вскарабкался по крутому откосу берега, припал к уже влажной от вечерней росы траве и осмотрелся.
До кромки тайги тянулся луг с одиноким прошлогодним стожком. Никого… Только вылетевший на охоту лунь плавно стелился над землей…
Олег поднялся в рост и жестом руки подал сигнал Кандычеву. Вдвоем они прошли по следам и пришли к выводу: точно такие же отпечатки сильно стертых подошв кирзачей сорок второго размера они видели и у магазина, и во дворе заброшенного дома Анкудиновой, и на том месте у реки, откуда были угнаны лодки…
– Видать, разделились! – предположил участковый. – Только куда этот клиент подался? Впереди-то, почитай, верст на четыреста ни жилья, ни дорог – только урман да болотины…
– Да, странновато, – поддержал его Олег. – Если это Рыбаков, то зачем ему на север идти? По идее-то, на юг бы надо, вниз по реке…
Они прошли до молодого ельника на кромке тайги, где следы неожиданно оборвались.
Несколько минут Кандычев кружил, то и дело пригибаясь, словно принюхиваясь к земле, но все было напрасно.
– И все-таки – рубль за сто, петлю он где-то сделал! Перехитрить нас, видать, возжелал! Ну да я воробей стреляный, на мякине не проведешь!.. Эх, что бы нам сюда чуть-чуть пораньше попасть! Достали бы мы его! – сокрушался лейтенант.
– Ничего, Петро. Как только вертолет с группой подлетит, прихватим с собой собачку и обрежем след! – успокаивал его Волков. – А пока пойдем-ка стожок осмотрим – не гостит ли в нем кто…
После осмотра стало совершенно ясно, что к стогу уже давно никто не подходил. Сверху и с боков сено было темное и слегка влажное, лазов в стог не было…
Пришлось вернуться к лодке.
Кандычев ввернул свечу, но двигатель не запускал, а стоял в раздумье, потирая лоб.
– Слышь, Олег-батькович, идея меня посетила… А что, если мы с тобой для верности в одно местечко заглянем? Как, не возражаешь?
Откровенно говоря, Волкову, уже настроившемуся на возвращение и предвкушавшему сон на сеновале, не очень-то хотелось откладывать заслуженный отдых. Но признаться в этом лейтенанту было совестно, и он, не подав виду, бодро ответил:
– Раз надо – значит, надо, какой разговор! Как-никак ты мой оперативный начальник… А местечко это далеко? Ночь ведь на носу.
– Недалеко. Минут тридцать – сорок лету… Кедровая падь называется… Там на берегу пожарная наблюдательная вышка есть. Здоровенная – метров под сорок в высоту… Вот я и смекаю, а не понаблюдать нам часок-другой – нет ли где огонька? Без костра-то ночью преступники не обойдутся, ведь холодно!.. Ну как, идет?
– Просто, как хозяйственное мыло! Я бы до такого ни за что не додумался!
– Чего? – не расслышал Кандычев.
– План, говорю, простой, но гениальный! – рассмеялся Олег. – Во-от такой план! – поднял он вверх большой палец.
«Лету» до Кедровой пади оказалось не полчаса, как предполагал участковый, а все два. Лейтенант, видимо, выпустил из вида, что «ветерок» против «вихря» действительно не мотор, а «фукалка».
Подплыли к пади уже в абсолютной темноте. Над рекой стоял белесый туман, и Волков, как ни силился, не смог разглядеть вышки.
Но Кандычев, по одному ему ведомым приметам, безошибочно отыскал тропинку, и вскоре они оказались у цели.
– Давай за мной! Только не оступись – лететь долго придется, – предупредил лейтенант и, шурша полами плаща, стал проворно подниматься по лестнице.
Вышка была связана добротно, но ступеньки лестниц подгнили, а кое-где и вообще отсутствовали. Кандычеву приходилось пробовать на крепость почти каждую ступеньку.
Чем выше они поднимались, тем сильнее раскачивалась вышка в такт движения их тел. Ощущение было не из приятных…
Наконец поднялись на верхнюю площадку. Кандычев осторожно закрыл крышку люка и, переводя дыхание, предложил:
– Садись, располагайся поудобнее, Олег! Мал-мал кислородом дышать будем.
Он взялся за перила, ограждающие площадку, потряс их, убеждаясь в надежности, потом присел, привалившись к ним спиной.
Волков сел рядом и стал всматриваться в темноту.
Внизу, под налетающими порывами ветра, глухо роптала тайга. Куда ни кинь взгляд – ни огонька, ни проблеска света – только черная темень. На душе сразу стало как-то неуютно, появилось ощущение собственной незначительности среди ночной стихии. Кто они с Петром по сравнению с этим глухо стонущим внизу океаном тайги? Песчинки! Скорее даже – пылинки!..
Кандычев полез в карман своего дождевика, вытащил сверток и, зашуршав газетой, развернул у себя на коленях.
– Питайся, чем бог послал! – протянул он Олегу ломоть каравая и кусок сала.
Домашней выпечки хлеб был настолько душист, а сало так аппетитно попахивало чесноком, что у Волкова невольно потекли слюнки. Только сейчас он почувствовал, как проголодался.
Свою порцию Олег уничтожил так быстро и жадно, что Кандычев расхохотался:
– Э-э, браток! Ну ты и даешь! Сальцо-то с благоговеньем есть надо, как мой дедок говаривал! А то и вкуса по-настоящему не успеешь понять!
– Поздно! – развел руками Волков. – Хороша кашка, да мала чашка!
– Эт-то точно! Ну да не расстраивайся. Бери Катьшу в жены – чашка всегда полна будет, да и гостям останется. Она в покойницу-мать пошла – работящая да хлебосольная. И характер приветливый, добрый… Одним словом, не баба – золото.
Некоторое время молчали. Кандычев чиркнул спичкой и, прикрываясь от ветра полой плаща, раскурил папиросу.
А Олег думал о Кате. Обидел он ее все-таки, хоть и не хотел!.. Не надо было ей про тот злосчастный ремень говорить. Послали бы какого-нибудь паренька в Глухарную, и дело с концом… Интересно, благополучно ли Катя добралась? Что сейчас делает? Спит, конечно…
Волкову вспоминался их путь от Глухарной до Петрово, разговор…
Действительно, какая же славная она, Катюша! А обидел он ее зря, зря…
Веки Олега потяжелели, мысли сладко путались, он чувствовал, что засыпает.
– Эге-е, браток, да ты никак закемарил? – толкнул его под бок Кандычев. – Жалко, я чайку не догадался прихватить! Чаем-то сон в один момент бы разогнали!.. Слышь, а собственно чего нам обоим мучиться? Давай-ка ночь поделим. Часика по три передремлем – завтра все легче будет!.. Так что ложись, поспи, я пока не хочу.
– Не-е, тогда давай на спичках бросим, чтоб по-честному! – запротестовал Олег.
– На спичках так на спичках… – полез в карман лейтенант. – Тяни! Короткая дежурит.
Волков потянул. Выпала ему целая спичка – «длинная».
Притворно вздохнув – судьба, мол, он положил голову на брус, окантовывающий площадку, подогнул ноги и засунул руки в карманы телогрейки.
Уснул он почти мгновенно – будто провалился в черную теплую глубину…
Слегка поскрипывала вышка, внизу шумел ветер в кронах деревьев, а Олегу снилось море, горячее южное солнце и Катя, выходящая навстречу ему из воды, вся в блестящих радужных капельках…
На море Олегу еще никогда не приходилось бывать. Но он видел много фильмов, где точно так показывали минуты счастливой любви… Может быть, поэтому его воображение рисовало именно эту картину?
– Катя, Катенька! Прости, пожалуйста, я был неправ, неправ… – шевелил Олег губами во сне.
Кандычев посмотрел на него, улыбнулся и переломил в пальцах свою спичку. До этого она тоже была целой…
…Прошло часа полтора.
Жалея вымотавшегося Волкова, лейтенант, наверное, позволил бы ему поспать еще пару часов, если бы…
– Эй, Олега, кончай ночевать! – затормошил Кандычев спящего. – Подъем!
– Я сейчас, сейчас… – пытаясь разлепить тяжелые веки и массируя затекшую шею, спросонья забормотал Волков. – Вот ведь как разоспался! Ты ложись, я подежурю…
– Да нет, браток, не время сейчас спать! – возразил лейтенант. – Глянь-ка налево! Примечаешь что?
Олег потер тыльной стороной ладони глаза, посмотрел в темноту, но ничего не заметил.
– Смотри сюда, на мою руку! – придвинулся к нему вплотную Кандычев.
Волков до рези в глазах вглядывался в глухо шумевшую внизу тайгу и вдруг увидел едва заметную красноватую искорку. Она то чуть-чуть тлела, то вспыхивала ярче.
– Костер! – догадался Олег.
– Похоже на то, – подтвердил Кандычев. – Километров десять-пятнадцать до него, однако…
Волков достал из нагрудного кармана комбинезона компас, снял тормоз и, подождав, пока светящийся наконечник стрелки успокоится, определил магнитный азимут:
– Сто восемьдесят пять. Запомни на всякий случай! – сказал он участковому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19