Строго говоря, он впервые является к ней так вот, без предупреждения, без договоренности...
– Если я действительно не помешал... – И Джонни неуверенно вошел. – Бог мой, что это у тебя с ногой? – воскликнул он.
Он обеспокоенно уставился на перетянутую бинтами щиколотку. Теперь, когда Дани посторонилась, чтобы впустить его, ему стало хорошо видно ее ногу.
– Ничего страшного, – отмахнулась Дани и прошла в гостиную. – Вчера поскользнулась и сильно растянула ногу.
Именно так сказал врач. Он сказал, что ничего серьезного нет, но болеть будет долго. Он велел ей носить эластичный бинт и не давать ноге нагрузки, пока боль не пройдет. Нужно было видеть, с каким удовлетворением воспринял эти слова Оливер!
Оливер! Сейчас он придет. Она бросила на дверь затравленный взгляд, потом перевела глаза на часы на каминной полке.
Как не вовремя пришел Джонни. Через двадцать минут появится Оливер! Джонни не знает, что тот должен везти ее на вечеринку к деду. И будет лучше, если не узнает. Меньше всего ей нужно, чтобы мужчины столкнулись здесь, у нее в гостиной!
Она изобразила на лице радостную улыбку:
– Что я могу сделать для тебя?
Он несколько опешил. Неуверенно посмотрел на нее, засунув руки в карманы потертых джинсов. По его лицу пробежала тень беспокойства.
– Ты в последнее время какая-то странная, Дани. Отчужденная, что ли. И я вот думаю... Может, что не так сделал? Может, обидел тебя? Скажи.
Дани неестественно засмеялась и сказала как можно веселее:
– Нет, конечно, Джонни. Не выдумывай, пожалуйста...
Джонни не виноват, что она не может решить, что будет дальше с их отношениями. И все это из-за Оливера!
– Понимаешь, в последнее время я так занята этой работой. Биография Конни Ковердейл – это особая ответственность, ты понимаешь. Я ведь с самого начала предупреждала тебя, что эта работа отнимет все мое свободное время.
Она украдкой бросила взгляд на часы.
Без нескольких минут четыре. А они с Оливером договорились на четыре часа! Учитывая, что впереди долгая дорога, они решили выехать пораньше. На машине Оливера, на этот раз.
– Честно говоря, я и сейчас очень занята, – лицемерно улыбнулась Дани.
И она нарочито сложила в стопку дневники Конни, над которыми работала утром. Стопка получилась весьма внушительная: пусть Джонни поймет, как много у нее работы. Пока ей удалось просмотреть лишь небольшую часть, она подошла только к двадцатипятилетию Конни.
Джонни подошел к столику и взял одну тетрадку. Пролистал ее, любуясь старомодным почерком с завитушками. Он поднял глаза на Дани, и взгляд ее заблестел.
– Это что... это то, что думаю? Или нет?
Дани шагнула вперед и решительно забрала тетрадку из его рук. Почему-то ей было неприятно, что он взял дневник в руки. Ей показалось это бестактностью! Эти дневники никто, кроме самой Конни, никогда не читал. Даже Оливер, судя по его недавним замечаниям, понятия не имел, что в них написано.
– Да, ты правильно догадался, – кивнула Дани и положила дневник туда, где лежали остальные тетрадки. – Джонни, извини. Но я и правда очень занята.
Прозвучало как-то недружелюбно, и Дани улыбнулась, чтобы сгладить резкость.
Он сокрушенно вздохнул, но улыбнулся своей обычной добродушной улыбкой.
– А наша договоренность в силе? На понедельник? – Поскольку Дани смотрела на него непонимающе, он покачал головой и напомнил: – Ну как же. Балет!
У нее совершенно вылетело из головы. Балет! Ведь они с Джонни забронировали места еще несколько недель назад! Тогда она думала: раз он планирует встречу со мной через несколько недель, значит, относится ко мне серьезно. И ей становилось тепло при одной этой мысли.
– Конечно. Я с таким нетерпением ждала его! – улыбнулась Дани.
– Прекрасно, – обрадовался Джонни. – Ну тогда оставляю тебя наедине с твоими архивами. – Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился. – Скажи, а ты прочла уже то место, где она рассказывает про рождение сына? – спросил он.
Почему-то его любопытство вызвало у нее страшное раздражение. Не нужно быть психологом, чтобы догадаться, почему Джонни интересуется именно этим периодом жизни Конни Ковердейл. Как и всех обывателей, его страшно интригует тайна отцовства Оливера. Кем он был? Как они познакомились с Конни? Где он теперь? Если еще жив, конечно.
– Я историк, а не газетная писака, – резко ответила Дани. – Я читаю в хронологическом порядке. И пока не дошла до этого места.
Джонни недоуменно покачал головой.
– А я бы прочел только это место, а больше не стал бы ничего читать! – сообщил он.
– Вот как? – Дани отметила, что скривила губы точь-в-точь как Оливер.
Она испытывала глубокое отвращение и негодование – за Конни, за неизвестного мужчину, которого та любила тридцать восемь лет назад и – вот странно – за Оливера. И за себя тоже.
– Я работаю методически, – сухо сказала Дани. – Для меня это не бульварное чтиво, а предмет исторического исследования.
Джонни игриво подмигнул.
– Неужели тебя не мучает любопытство? Хотя бы чуть-чуть?
Конечно, ей было интересно. Она всего лишь человек. И она не стала бы историком, если бы не испытывала любопытства к прошлому. Но даже читать эти дневники было вторжением в чужую жизнь, а уж копаться в них в поисках клубнички... Это было бы предательством по отношению к Конни. И Оливеру.
– Может, там вообще этого нет, – уклончиво сказала она, настойчиво двигаясь вперед и тем самым заставляя Джонни отступать в сторону двери. Она буквально выталкивала его! Часы отмеряли секунды очень быстро!
– Может, тебе помощь нужна, чтобы разобраться, а, Дани? – предложил Джонни тем же игривым тоном, но, увидев, как Дани сдвинула брови, махнул рукой. – Ладно, увидимся в понедельник. Я просто пошутил, честное слово, Дани, пошутил.
Она раздраженно захлопнула за ним дверь. Он совершенно вывел ее из себя своими шутливыми замечаниями, но теперь она с облегчением перевела дух.
Конечно, она понимала, что дневник тридцативосьмилетней давности находится, возможно, среди десятков тетрадок, до которых она еще не дошла. Но у нее не было непреодолимого желания отыскать и прочесть именно этот дневник.
Как бы методично она ни работала, как бы ни убеждала себя в том, что для нее это лишь предмет исторического исследования, она не могла отделаться от мысли, что по отношению к Оливеру это предательство...
Он, конечно, высокомерный, себе на уме, язвительные замечания так и сыплются у него изо рта, а иногда он откровенно груб. Но прошлой ночью она видела, что он может быть и заботливым, и нежным, и понимающим, настоящим другом. Тогда, когда обстоятельства этого требуют.
Он отвез ее в больницу, и ждал вместе с ней, пока ее пригласят на рентген, а потом ждал, пока готов будет снимок. А когда врач объяснял, что произошло с ее связками, он слушал так внимательно, словно это касалось близкого человека.
А потом он отвез ее домой и помог подняться по ступенькам до двери. Он налил ей воды и проследил, чтобы она приняла болеутоляющее. Он даже предложил ей помочь раздеться и лечь в постель!
Ну уж от этой помощи Дани решительно отказалась. Пусть даже ей потребовалось втрое больше времени, чтобы раздеться, привести себя в порядок и лечь. Каждое движение вызывало новый приступ боли в ноге.
А что касается его готовности отвезти ее к деду... Это без малого три часа езды!
Вообще, если честно, она твердо знала: чем меньше времени она будет находиться в его обществе, тем лучше будет для ее растревоженного сердца. Если бы не родители... У нее были сложные отношения с родителями, особенно с матерью, и отсутствие Дани на семейном торжестве обязательно было бы превратно истолковано. Дочь должна присутствовать на юбилее родителей, никаких отговорок быть не может. Она должна ехать, с Оливером или без него. Вышло так, что она едет с Оливером.
Хотя она и ждала звонка в дверь в любую секунду, но все же вздрогнула. Вот и он.
Когда Дани распахнула дверь, сердце замерло у нее в груди.
Волосы у него были еще влажные после душа, бледно-голубая рубашка подчеркивала цвет глаз. Брюки узкие, подчеркивают его стройность. Дани внутренне застонала. Если от одного взгляда на Оливера у нее кружится голова, как она выдержит целых два дня? Наверняка опять выставит себя полной идиоткой! Она даже думать боится о том, как она проведет с ним три часа в машине!
Лучше об этом не думать.
– Неудивительно, что ты вчера с непривычки навернулась в туфлях на каблуках! Когда встречаешься с карликом, наверное, приходится все время ходить в тапочках! – Таким язвительным замечанием приветствовал ее Оливер.
И, не дожидаясь приглашения, прошел мимо нее внутрь.
Вот так она и проведет с ним три часа дороги и два дня выходных. Неужели она ожидала чего-то другого? Она с неприязнью смотрела, как он раскованной походкой направился по коридору прямо в гостиную. Стоит ему открыть рот, как...
Стоп. Что он имел в виду? Получается, он видел, как уходил Джонни? А Джонни? Видел ли он, как приехал Оливер?
– Не волнуйся, Дани, – насмешливо сказал Оливер, словно прочитав ее мысли. – Я решил, что добродетельнее будет дать молодому человеку спокойно убраться. Я подождал в машине. Он меня не видел.
Добродетельнее? Что за слово, как глупо звучит оно в устах Оливера!
– К твоему сведению, рост Джонни сто семьдесят четыре сантиметра, вряд ли можно назвать его карликом, – прищурившись, сообщила Дани. – А ждать, пока он уйдет, не было необходимости. Он бы с удовольствием познакомился с тобой, я в этом уверена.
Тут Дани не погрешила против истины. Джонни ясно дал понять, что все, связанное с этой звездной семьей, живо его интересует.
Оливер презрительно скривил губы.
– Благодарю. Удовольствие не было бы взаимным.
Он обвел взглядом комнату. Потом перевел подозрительный взгляд на ее босые ноги.
– Ты готова ехать? – коротко спросил он.
Дани досчитала в уме до десяти. Какой смысл начинать ссориться сейчас, когда они даже еще не выехали? Тогда, наверное, лучше не затевать поездку.
– Мне нужно зайти в спальню за сумкой. А туфли я надеть не могу – не налезают, – пояснила Дани, отметив его странный взгляд на ее босые ноги.
– Все ясно, – нетерпеливо сказал он. – Так что, мне отнести тебя наверх за сумкой?
Дани передернуло от его неприятного тона.
– Оливер, – медленно начала она. – Если у тебя изменились планы, и ты передумал ехать...
– Мои планы не изменились, – отрезал он.
Глаза у него превратились в льдинки. Она судорожно сглотнула.
– Но почему ты такой... раздражительный?
Всего лишь пять минут назад она размышляла о том, какой он может быть заботливый, добрый, нежный!
– Раздражительный? – повторил он, и в голосе его слышалась нарастающая ярость. – Нет, Дани, я не раздражен. Я взбешен.
Она заметила, что он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
Она смотрела на него с испуганным недоумением. Таким она его еще не видела. На виске бился нерв, губы сжались в тонкую твердую линию, светлые глаза отливали серебром.
– Но почему? – Она недоуменно покачала головой.
– Почему? Ответь: давно ли здесь гостит этот вечный юноша? – спросил Оливер. – Ты что, позвонила ему вчера, едва я вышел за порог? И он тут же примчался, чтобы облегчить тебе боль травмы? И всю ночь тебя утешал?
– Оливер...
– Что «Оливер»? – передразнил он.
И не договорил. Шагнул вперед, и она оказалась в его объятиях. Он с неистовой силой прижал ее к себе, а губы его жадно и властно накрыли ее губы.
Дани так растерялась от внезапности его натиска, что несколько секунд стояла, словно окаменев. Но ее оцепенение продлилось недолго, и она отшатнулась, пытаясь упереться локтями ему в грудь. Она извивалась в его стальных объятиях, пытаясь уклониться от жадных горячих губ.
Он вдруг отпустил ее. Отстранился, взял в ладони ее лицо. Затуманенные страстью глаза пристально смотрели вглубь ее глаз, словно силясь увидеть там что-то одному ему понятное. Она рванулась.
– Не надо, Дани, – вполголоса проговорил он, и голос у него был какой-то чужой, вибрирующий от страсти.
Она снова рванулась из его рук, но он крепко держал ее. Вновь его губы овладели ее губами. Но на этот раз нежно, осторожно. Он терся губами о ее рот, нежно касался языком губ, чуть покусывал, не требуя, а настойчиво ожидая ответа.
И она ответила ему, понимая, что не в силах противостоять этому нежному натиску.
Ей казалось, что внутри у нее разгорается огонь, а каждый нерв в теле пульсирует от возбуждения. Кожа стала такой горячей и чувствительной, что самые легкие прикосновения Оливера отзывались горячей волной.
Ее руки обнимали его шею, его волосы скользили сквозь ее пальцы, словно мокрый гладкий шелк. Он почувствовал ее прикосновения и испустил сдавленный стон. Его поцелуи стали настойчивее, он покусывал ее губы, проникал ей в рот, заставляя приглушенно вскрикивать. Желание росло, она чувствовала, что не в силах сдерживаться. Ее тело больше не принадлежало ей, оно страстно желало его прикосновений, его ласк, его поцелуев. Она уже не понимала, кто кого целует, кто кого ласкает...
Его губы скользили теперь по ее шее, обжигая и волнуя. Она откинула голову, Позволяя ему ласкать нежную кожу. Он коснулся языком нежной впадинки у горла, а свободная рука его легла ей на грудь.
Она сдавленно застонала, чувствуя, как грудь напрягается под его рукой. Он осторожно сжал пальцами ее сосок. Ощущение было таким острым, что Дани чуть не закричала. Она изогнулась, откидывая голову назад, подставляя его губам шею и в то же время неистово прижимаясь бедрами к тому месту, где она чувствовала вздымание возбужденной горячей плоти.
Он оторвался от ее шеи, его лицо оказалось совсем близко. Она осыпала мелкими поцелуями его губы, щеки, виски, глаза. Его глаза были закрыты, щеки горели, лоб был такой горячий...
Он опустил руку и приподнял ей юбку, ладонь его легла ей на ягодицы и еще крепче притянула навстречу. Она чуть развела колени, и немедленно его бедро устремилось между ее ног. Он крепко прижал ее к себе, и она бесстыдно терлась о его бедро. Что с ней происходит? Она больше не могла терпеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19