Безжалостные москиты терзали белую плоть, доводя людей до истерики…
Было несколько вылазок из форта, во время которых индейцы, невзирая на удвоенную Вашингтоном охрану, уводили и убивали лошадей прямо под носом у часовых; не раз лагерь просыпался от предсмертного крика задремавшего измученного бессонницей солдата, настигнутого стрелой или томагавком.
На следующее утро Вашингтон предложил план атаки, но Оллертон лишь покачал головой:
— Они и так не могут сдвинуться с места. Мы заперли их в форте. Так зачем жертвовать людьми?
Вашингтон нетерпеливо махнул рукой:
— Жертвовать? Лагерь и так похож на погост! Индейцы оказались более опытными воинами, нежели мы. И если не напасть сейчас, то лучше просто уйти.
— Глупости, Джон. Поверьте мне, не позже завтрашнего дня они сами запросят мира.
Но мира никто не просил. Индейцы продолжали изматывать солдат внезапными вылазками и душераздирающими песнями.
Ланса часто назначали в патруль вместе с Натаниэлем Бэконом. Последний все чаще хмурился и отвечал Лансу явно невпопад. Однажды, не в силах дольше скрывать своего удивления поведением друга, Ланс прямо спросил, что случилось.
— Меня беспокоят наши командиры, — честно ответил Натаниэль. — Оллертон слишком нерешителен. Вашингтон слишком беспечен… Почему мы ничего не предпринимаем, а просто стоим на месте?
— Для начала необходимо просто остановить индейцев, — неуверенно ответил Ланс, сам не раз задававшийся теми же вопросами. — Если мы проиграем здесь, у форта, саскеханноки вырежут всю колонию… Мы сторожим их…
— Сторожим! — возмутился Бэкон. — Я-то думал, что мы пришли затем, чтобы их уничтожить!
— Верно.
— Да неужели? — брови Бэкона взлетели вверх. — Вы и впрямь так в этом уверены?
У Ланса защемило сердце. Что-то в тоне приятеля заставило его задуматься:
— Неужели вы полагаете… — начал он.
— …Что вся эта кампания чистый фарс, — сверкнув глазами, продолжил за него Бэкон. — Я полагаю также, что Беркли и не собирался всерьез воевать с дикарями. Готов поставить свои часы против гнилой луковицы, что губернатор ведет за нашими спинами переговоры с их вождями, выторговывая выгодные для себя условия пушной торговли… Оллертон всего лишь исполняет приказ, Ланс, и пытается задержать краснокожих… Но не более того! Вот почему мы до сих пор несем позорные потери, ничего не предпринимая.
— Вы наверняка успели побеседовать с Майнджем и Крю, — зло ответил Ланс.
— Успел, но что из того?
— У них свои интересы, Натаниэль. Я же хотел бы сохранить свои западные земли.
— И я. И многие другие тоже. Но мы не добьемся этого, не изменив всю политику колонии. Виргинии пора забыть о единоличном диктаторстве, подобном испанскому. Мы — англичане в конце концов…
— Но, мастер Бэкон, вы и сами заметили, что наши иомены и фермеры уже не англичане.
Бэкон смутился. Некоторое время они ехали молча, а затем он все-таки ответил:
— Честно говоря, я уже не знаю, кто они. Но чувствую, что прав…
В начале декабря семеро часовых, поставленных у северного края форта, оставили свои пост и дезертировали в лес. Индейцы выследили их, перебили и увели коней.
Событие поставило на ноги весь лагерь. Оллертон созвал совет.
Ланс присутствовал на нем в качестве помощника полковника Крю, воевавшего с индейцами вот уже двадцать лет.
— Этот форт сведет всех с ума, — рычал полковник. — Мы бездарно теряем здесь время, а пользы — что с козла молока!
Послышались нервные смешки.
— Почему мы до сих пор не атаковали форт? — наседал Крю на Оллертона. — Мои люди давно готовы!
Оллертон лишь молча покачал головой.
— Но, возможно, вы все же объясните свои действия? — взорвался Крю.
— Прошу не забывать, что командую здесь я! — вспыхнул Оллертон.
— Мы собрались на совет, полковник Оллертон. Вы, кажется, собирались выслушать наши соображения… Индейцы отлично видят нашу беспомощность. Мы и опомниться не успеем, как нас всех перебьют почем зря. Надо сражаться или уходить. Я призываю к атаке!
«Атака, атака!» — прокатилось по рядам офицеров.
Оллертон попытался заговорить, но его никто не слушал.
«Атака!»
Офицеры покидали палатку командира, не дожидаясь его разрешения. Их глаза горели. Капитан Питер Эштон бросил свою шляпу под ноги Оллертону и бегом вернулся к отряду.
К рассвету волнение в лагере не улеглось. Возбужденные люди палили в воздух, а в мэрилендской колонне едва не вспыхнула драка, когда выяснилось, что в отведенном ей пороховом погребе весь порох отсырел…
Густой туман медленно таял. Требовался еще минимум час, чтобы построить отряды.
Оллертон сидел на стволе поваленного дерева, устало опустив голову на скрещенные руки. За его спиной стоял пожилой барабанщик, нетерпеливо дожидаясь команды подать сигнал к выступлению.
— Смотрите! — внезапно крикнул Ланс, наблюдавший за забаррикадированным входом в форт.
Там спокойно стоял высокий индеец. Он был один.
Раздались беспорядочные выстрелы, но индеец даже не пошевелился. Через минуту, заметив, что оказался в центре внимания, он поднял руку.
— Это Онеота, вождь доэгов, — сказал Ланс. — Он хочет говорить.
Оллертон выкрикнул команду прекратить огонь.
— Надо пойти и узнать, что он хочет, — заметил Ланс.
— Ха! Он будет клянчить мир! — улыбнулся Оллертон.
— Не уверен, сэр. Может быть, он полагает, что мы хотим мира… Хотя бы из-за тех семерых…
Оллертон попросил Джона Вашингтона не спускать глаз с парламентера и, положив руку на эфес шпаги, пошел вперед.
Когда он вернулся, на его губах играла победная усмешка:
— Они наши. Он хочет начать переговоры.
Ланс не был столь оптимистичен. Он опасался того, что сейчас индейцы склонны к честным переговорам меньше чем когда-либо. Но существовала еще одна опасность: командиры ополченцев могли быстро потерять терпение в разговоре с высокомерным дикарем.
Между тем к вождю присоединились еще четверо индейцев. Все они были без оружия.
Лансу не стоило большого труда убедить полковника взять его с собой. Краткий совет со старшими офицерами не занял и пяти минут… И тут лагерь огласился громкими криками, в которых звучали злоба и торжество.
Когда Ланс посмотрел на парламентеров, сердце у него упало: все они лежали мертвыми, а несколько солдат из округа Стеффорд вытирали пучками травы свои окровавленные боевые топоры.
Молодой лейтенант Хант, обхватив голову руками, рухнул на ствол упавшего дерева. В его глазах стояли злые слезы.
Оллертон бросился вперед, остальные последовали за ним. Все молча окружили залитые кровью тела пятерых индейцев.
— Они… Они… — попытался что-то сказать полковник, но голос изменил ему.
Подошел какой-то солдат и грубо пнул тело Онеоты. Хант бросился на него и ударом эфеса шпаги по голове сбил с ног.
— Пятеро… — сказал Ланс. — Все — вожди. Один из них из племени вайандотов.
Лицо Оллертона напоминало искаженную гневом бледную маску.
— Боже мой! — воскликнул он. — Эти негодяи убили парламентеров!
Хант попытался объяснить происшедшее. Онеота, вождь доэгов, два месяца назад убил брата его сержанта, и тот просто ополоумел от горя. И когда пятеро индейцев вышли из форта, он с несколькими приятелями, нарушив приказ, подкрался к ним сзади и раскроил им черепа.
Когда Оллертон отдавал приказ об атаке, его губы дрожали. Но больше ему ничего не оставалось.
Наступившую было тишину прорезала барабанная: дробь, и армия двинулась к форту со всех четырех сторон.
Ланс бросился на помощь Крю, Бэкону и ополченцам из Энрико, ровными рядами выходившим из леса.
На ураганный огонь нападающих индейцы ответили тучей стрел. За треском мушкетных выстрелов не было слышно слов команд. Каждый третий из спешившихся кавалеристов Вашингтона нес наскоро сделанную приставную лестницу, с помощью которых планировалось преодолеть ров и взобраться на частокол. Но стоило нескольким группам прорваться к частоколу, как ворота форта приоткрылись, пропуская отряд истошно вопящих индейцев с томагавками и ножами в руках. Ланс сбил одного из них прикладом мушкета, Бэкон расправился с другим… Через несколько минут со всеми участвовавшими в вылазке было покончено. Однако их жертва спасла форт: все оказавшиеся под стенами солдаты также погибли, а остальные, спасаясь от стрел, отступили.
Теперь атаковали индейцы, и Вашингтону пришлось ввести в бой все резервы, дабы сдержать яростный напор краснокожих воинов. Индейцы все же прорвались к лошадям и, не имея возможности увести их с собой, перебили.
На следующее утро майор Трумен из мэрилендской милиции явился к Оллертону и Вашингтону с гневной речью:
— Эта битва не принесет нам славы, — заявил он. — У нас нет ни провизии, ни лошадей, ни надежды. Половина моих людей проголосовала за то, чтобы вернуться домой, и уже ушла. Теперь я уведу оставшихся.
Оллертон безуспешно пытался протестовать. Вашингтон не проронил ни слова.
Несмотря на потерю вождей, индейцы действовали на удивление слаженно и хитро. Теперь их целью стали лошади. Не проходило и дня, чтобы бедные животные не исчезали или не погибали. Вашингтон приказал отвести оставшихся лошадей в лес, в глубокий тыл своей армии, но и это не принесло пользы: выскальзывая по ночам из форта, индейцы продолжали снимать часовых.
Оллертон был на грани отчаяния. Убийцы вождей дезертировали, не дожидаясь наказания. Лейтенант Хант умер от лихорадки. По лагерю пополз слух, что стеффордцы нарочно убили парламентеров, дабы принудить губернатора начать повальное истребление индейцев по всей колонии. Это было очень похоже на правду и выводило Оллертона из себя. Вскоре он слег от приступа лихорадки. Вашингтон потерял столько лошадей, что уже не смог бы преследовать индейцев, даже если бы они вдруг оставили форт и побежали.
Четыре дня индейцы не подавали никаких признаков жизни, что чрезвычайно насторожило опытных белых следопытов, и они не спускали глаз с форта…
Катастрофа не заставила себя ждать.
Однажды ночью, незадолго до рассвета, стены форта озарились ярким пламенем. Часовые подняли тревогу, и виргинцы, даже не строясь, бросились в новую атаку, полагая, что в форте пожар.
Это-то и ждал Блум, вождь саскеханноков, приказавший сжечь старые вигвамы. В красноватом отблеске огня внезапно замелькали тела воинов, без особого труда проложивших себе дорогу сквозь нестройные ряды ополчения округа Джеймс-Сити. За ними вышел весь «гарнизон» и, расчистив путь томагавками, исчез в заболоченном лесу.
Индейцы были уже не меньше чем в двух милях от полыхающих стен форта, когда Джон Вашингтон смог наконец собрать остатки своих израненных и павших духом людей.
И снова Ланс Клейборн вез в Джеймстаун плохие вести. Покидая седло лишь затем, чтобы поменять лошадь, он на сорок часов опередил тех, кто возвращался с границы штата домой.
Город был занят своими обычными делами. У склада Драммонда стояли запряженные волами телеги. У пирса загружался пришвартовавшийся корабль, еще четыре судна ждали своей очереди на рейде. На пристани толпились фермеры, и, кутаясь в плащи от пронизывающих порывов западного ветра, мрачно наблюдали, как выращенный ими с таким трудом табак исчезал в трюмах толстопузого трехмачтовика «Гордость Плимута».
Челядь губернатора почти не обратила внимания на запыленного усталого всадника, бросившего в руки подоспевшего грума поводья своего коня и, гремя шпорами, поднявшегося по лестнице. Впрочем, Ланс и не торопил слуг с докладом о своем прибытии. Он был рад передышке и, зная крутой нрав старика, собирался с мыслями.
Но вот послышались раскаты знакомого надтреснутого смеха, дверь распахнулась, и на пороге возник сам губернатор в великолепном расположении духа. Но при виде Ланса он отпрянул и нахмурился, словно ему плеснули в лицо холодной водой.
— Как? Вы здесь? — воскликнул он.
— Да, сэр, и с новостями, предназначенными лишь для ваших ушей.
Что-то проворчав себе под нос, губернатор провел посланца в свой кабинет и отпустил следившего за камином слугу.
На этот раз сэр Беркли слушал молча, сцепив свои длинные нервные пальцы.
Ланс был краток. Милиция отходит на юг Потомака. Оллертон, не оправившийся пока что от лихорадки, вернулся домой. Джон Вашингтон сможет держать северную границу на замке, если его снабдить продовольствием, лошадьми, фуражом и дополнительными одеялами для двух сотен человек. Кое-где индейцы отошли на запад. Их потери ничтожны. Война пришла в Виргинию.
Сцепленные пальцы Беркли сжались еще сильнее. Новый поход дикарей на юг… конец торговле пушниной… десять тысяч фунтов потрачены напрасно… кучи неоплаченных счетов… новые налоги… недовольство фермеров…
— Мне еще никогда не доводилось сообщать его величеству столь… убийственные новости, — губернатор запнулся, подыскивая верное слово. — Эти несчастные дураки на границе ХОТЯТ войны! Так подло убить индейских парламентеров! Да они заслужили проклятие всех честных людей от Флориды до Гудзона!
Лансу хватило ума промолчать.
— Где мне взять новую армию? — в отчаянии продолжал Беркли. — Где взять денег? Я дал Оллертону ополчение, которого с избытком должно было хватить на то, чтобы разбить индейцев. А что он сделал? Пять процентов войска погибло, и вдвое больше больных и раненых! Где мне искать новых людей?
Губернатор встал и заходил по комнате.
— Лейтенант Клейборн, — внезапно спросил он, — что бы вы сделали на моем месте?
— Я не смею давать советы вашему превосходительству.
— Даже если это мой приказ?
— Что ж, сэр, я бы изменил тактику… Следует сформировать небольшой отряд и снабдить его изрядным запасом пороха. Совершая рейд за рейдом, он смог бы уничтожить поодиночке все стойбища и лагеря индейцев. Отряд необходимо поддерживать всю зиму, и тогда он отбросит индейцев до Нового Амстердама.
Беркли скривил губы:
— Поддерживать? Но как? Вы полагаете, золото на меня с неба сыплется?
Ланс ничего не ответил. Ему вдруг показалось, что губернатор не столь уж удивлен провалом кампании, а значит, не так и огорчен, как хочет показать…
— Что скажете, молодой человек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41