Никаких нареканий, советую знакомым 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Слава Богу! Хоть кто-то здесь не трещит с деньгах и торговле… Ко мне, мои молодые друзья! На помощь! Меня уже измучили одним и тем же вопросом: «А что, нет ли в Каролине золота?» И все не могут понять, как это их шиллинги до сих пор не превратились в кроны! Черт бы их побрал! Поверьте, Каролина ничем не отличается от прочих колоний, разве что своим необузданным полубандитским населением… И потребна там лишь работа. Работа, а не деньги, молитвы да пустые надежды. Ни одна страна не может жить лишь воровством и надеждами. Виргиния ведь тоже не на голой надежде строилась.
— Но закладывалась с надеждой, — возразил Бэкон, — Подкрепленной тяжким трудом, разумеется.
— Вот, вот, сэр! — подхватил Драммонд. — Об этом-то я и толкую. На этой земле не только рабам, но и их хозяевам приходится трудиться до седьмого пота. Надо отгонять птиц, бороться с насекомыми, очищать плантации от молодого подлеска и сорняков… В Каролине, как и в Виргинии, самое большое беспокойство доставляют пернатые и краснокожие воришки. Земля же там плодородна, подобно лучшим здешним участкам, но не более того. Это не утопия, — уныло покачал головой Драммонд.
В восточной части залы члены совета обступили сэра Вильяма Беркли. Его превосходительство, в сером бархатном камзоле и напудренном парике, был в центре внимания людей, чье красноречие или элегантность костюма не шли ни в какое сравнение с его собственными. Даниэл Парк казался слишком тощим в своем голубом камзоле с кружевными гофрированными манжетами и воротничком, а канцлер Корбин, наоборот, выглядел непомерно располневшим в одежде, которую надевал явно не чаще одного раза в год. Роберт Биверли походил, скорее, на больную нахохлившуюся хищную птицу, оба же Ладуэлла, Филипп и Томас, чьи лица еще не утратили желтоватый оттенок после перенесенной недавно малярии, мрачно кутались в отороченные золотом плащи военного покроя.
Леди Беркли, в алом шелковом платье, скрывающем ее чуть по-детски угловатую фигуру, была центром женского общества, как ее супруг — мужского. Глубокий вырез открывал восхищенным взглядам поклонников изящную шейку и белоснежные плечи. Невыразительные глаза и прямой, острый нос оставляли желать лучшего, однако несколько хищное выражение ее лица смягчали белокурые локоны, собранные на затылке в подобие пучка и мягкой волной спадающие на спину.
Продолжая оставаться немного чужой в колонии, леди Беркли все же олицетворяла могущество семьи Калпеперов и влияние своего первого мужа, последнего губернатора Каролины, Семюэля Стивенса. Если не считать оживленных бесед с полковником Филиппом Ладуэллом, то держалась она несколько напряженно, словно чувствуя, что все прочие женщины в зале посматривают на нее весьма критически.
Одеждой и украшениями жена губернатора превосходила всех. Сам покрой ее платья, казалось, говорил о том, что соперничать с Дэймом Френсисом, личным портным их величеств, невозможно. Тем не менее Ланс заметил в зале женщин, чьи фигуры и манеры производили более благоприятное впечатление и которые, кроме того, явно получали удовольствие от приема. Некоторые молодые леди были ничуть не менее игривы, чем индеанки, и, подумал Ланс, освобождаясь от своих чопорных вечерних туалетов, они становятся столь же бесстыдными, как и их краснокожие сестры.
Несколько плантаторов держались поодаль от кружка губернатора. Одетые, подобно Бэкону, в простые строгие костюмы, они в отличие от него имели довольно жалкий вид из-за своих жестко накрахмаленных сорочек и стоптанных фермерских башмаков. Злобные взгляды, бросаемые ими на членов совета и их жен, не оставляли сомнения в теме их разговора. Оживленная атмосфера приема, звуки музыки, радостный смех танцующих пар делали само присутствие их в зале совершенно неуместным. Среди них Ланс заметил Кендолла, Майнджа, Крю и еще некоторых, кого он не знал. Своих супруг они, видимо, оставили дома.
— Моя жена любит людей, — сказал Натаниэль Бэкон. — Она считает, что вечеринки существуют для удовольствия, а не для политики. Я, честно говоря, разделяю ее мнение.
— И я тоже, — ответил Ланс. — Но ни разу не видел на подобных приемах подлинного веселья. Все слишком напряженны… Кажется, губернатор сильно сдал за последнее время.
— Его замучила чернь, — охотно отозвался Бэкон. — Посмотрите на этих старых бездельников у окна! Как вы думаете, о чем они судачат даже здесь, на приеме, попивая губернаторский пунш и обжираясь его олениной? Цены, дескать, слишком низки, а работать приходится… ну и так далее. Гигантские суммы, в которые оцениваются владения Калпеперов, просто бесят наших налогоплательщиков. Западные плантаторы отказывают губернатору в созыве новой Ассамблеи. Они устали от того, что виргинский парламент состоит из потомственных дворян… Бедные дураки надеются на новые законы! Они слишком многого хотят от законов и законодателей. Законов и так слишком много… Но почему вы не притронулись к пуншу? Пейте, сэр, пейте! Я хочу познакомить вас с миссис Бэкон. Ей не терпится узнать своих новых соседей.
Ланс проглотил содержимое своей чаши и последовал за Бэконом в западную часть дома. Здесь собрались одни женщины. То и дело раздавались рукоплескания: в самом разгаре была игра в декламирование.
Элизабет Бэкон сразу же их заметила и ввела в шумный круг играющих. Подобно своему мужу, она была стройна и элегантна, как молодая березка. Ее одеяние из темно-красного атласа и кружев завершала очаровательная шапочка из брюссельского бархата, из-под которой струились тяжелые длинные черные волосы. Она выделялась среди прочих, подобно королеве.
И вновь Ланс увидел Истер Уокер. Юная леди лишь мельком взглянула на него, и сердце у него вновь упало. Игра между тем продолжалась, и юноша чувствовал себя голубем, попавшим в силки.
Когда настал его черед декламировать, он попытался припомнить несколько строк из сэра Джона Секлинга, но сбился, и Бэкон помог ему закончить:
И солнце, что в Пасхальный день
Сияет, побеждая тень,
Померкнет рядом с нею.
Затем Ланса вновь вовлекли в круг и заставили преклонить колени, отчего юноша почувствовал себя пленным индейцем, дожидающимся приговора вождей. Если Истер Уокер или кто-либо еще и заметили весьма прозрачный намек в избранном им стихотворении, то не подали виду.
В конце концов Лансу удалось сбежать в сад, где он столкнулся с Энн Брентли, молодой вдовушкой, страшно обрадовавшейся их встрече и тут же принявшейся теребить его на все лады, стараясь отвлечь от мрачных мыслей. Ланс и не догадывался, что с момента его появления на приеме, она, подобно голодной Диане, повсюду охотилась за ним.
Спускаясь по ступеням террасы, она взяла его под руку и воскликнула, округляя глаза в преувеличенном восторге:
— Боже мой, Ланс, да твои мышцы крепче камня!
Но он не слышал ее, думая о чем-то своем.
— Уж не Уила ли Кервера, верховного шерифа, спихнул ты тогда в грязь?
— Нет, — рассеянно ответил он, — это был окружной шериф Бертон.
— О! А что говорит губернатор?
— Ничего, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Ланс. Он был уже по горло сыт этой глупой историей и недоумевал, почему о ней никак не могут забыть.
— Все молодые люди завидуют тебе, Ланс, — сказала Энн. — Им бы тоже до смерти хотелось вывалять в пыли парочку шерифов, да духа не хватает.
Ланс буркнул что-то в ответ и хотел было вернуться в дом, но она с капризной гримаской потащила его к фонтану, главной достопримечательности имения сэра Беркли. Там они отведали ледяной воды, вкус которой показался Лансу много приятнее губернаторского пунша.
Энн Брентли стояла очень близко к нему, и он внезапно вспомнил, что она — одна из тех двух молодых женщин, на ком собирался женить его сэр Мэтью. У Энн было восемьсот акров расчищенных под плантации земель у Куинз-Крик.
Она дотронулась до него сложенным веером и сказала:
— Ты не так дик и необуздан, как считают в колонии. Но тебе следует больше бывать дома, Ланс. Все это время я сгорала от желания увидеться с тобой… — Она вздохнула и продолжила: — Когда ты рядом, я чувствую себя маленькой девочкой и забываю все горести вдовства.
Ланс снова ответил какой-то маловразумительной фразой и тут же упрекнул себя за грубость. Он обнял молодую вдовушку за талию, а когда они возвращались к дому, дружески сжал ее, даже не подозревая о том, что чуть не сломал ей при этом ребра. Но Ланс так ничего и не сказал Энн. Ему и в голову не приходило слегка приударить за нею хотя бы из вежливости: все его мысли занимала Истер Уокер.
Они увидели ее сквозь одно из стрельчатых окон западной залы: Истер о чем-то оживленно беседовала с Дэймом Драммондом.
Проследив за направлением взгляда молодого Клейборна, Энн Брентли взяла его под руку и спросила:
— Ты слышал об Истер?
— Истер? Ах да… Что именно?
Энн чуть ли не силой отвела его от окна и ответила:
— Говорят, бедняжка влюблена.
— Влюблена?!
— В прошлую среду, на пристани в Арчерз-Хоуп, она пережила настоящее приключение. Ее лошадь понесла, но из леса вышел молодой голый дикарь гигантского роста и спас Истер от верной смерти. Они вместе упали в воду, и с тех пор она только о нем и говорит.
Впоследствии Энн Брентли долгие месяцы не могла понять, почему настроение Ланса вдруг столь разительно переменилось. Юноша повел себя так, будто очнулся от долгого сна.
Он схватил ее в объятия, поднял над землей и горячо поцеловал, а затем заявил, что она — сказочная фея, самая замечательная женщина из всех, за кого мужчины когда-либо поднимали чаши с пуншем. Поминутно целуя ей руки и радостно вздыхая, Ланс привел ее, совершенно растерявшуюся и заинтригованную, в дом… где и оставил.
Две недели спустя Ланс Клейборн якобы совершенно случайно оказался в окрестностях Галл-Коув, рядом с плантацией Уокеров. Его давно не бритое лицо выглядело едва ли не более свирепо, чем тогда, у Арчерз-Хоуп, а одежду составлял все тот же живописный индейский наряд.
Если бы кто-то из слуг увидел юношу в кедровой роще рядом с домом, то непременно поднял бы тревогу. Однако Ланс принял все мыслимые меры предосторожности, чтобы быть замеченным лишь той, ради кого он явился.
Случилось так, что тем чудесным осенним вечером Истер Уокер, навестив страдавшую от укуса змеи служанку, не торопила коня, возвращаясь домой через рощу вечнозеленых гигантов. Внезапно она увидела нечто, заставившее ее натянуть поводья и издать негромкий возглас изумления.
Прямо перед ней, почти сливаясь с темной корой кедров, стоял он, индеец с пристани.
Радость, послышавшаяся Лансу в ее восклицании, немного успокоила его, и, подняв руку в знак приветствия, он с удивлением обнаружил, что больше не чувствует скованности, так мешавшей ему на приеме у губернатора.
Она спешилась, прежде чем он успел помочь ей. Юноша галантно поцеловал Истер руку, что лишь усилило ее смущение.
— Надеюсь, — мягко сказал он, — леди не пострадала во время того маленького происшествия?
— Нет, — ответила она. — А вы?
— Нет, нет, что вы! — рассмеялся «индеец». — У дикарей крепкие головы.
— У дикарей? Так вы и правда… дикарь?
Она взглянула на него с такой неподдельной серьезностью, что это придало ему новые силы. Он привязал ее лошадь к дереву и подвел Истер к краю тропинки, где она села на пень.
Сам он опустился на землю у ее ног и молча принялся разглядывать носки своих мокасин. Он мог многое сказать ей, но хотел, чтобы она сама продолжила прервавшийся разговор. Юноша пытался внушить этой златокудрой девушке, что его дикость не боится ее красоты, что теперь они просто мужчина и женщина.
— Вы убежали тогда, — сбивчиво начала Истер, — и я даже не успела поблагодарить вас…
Он не ответил.
Она снова заговорила, тщетно пытаясь понять по его невозмутимому лицу, как он отнесся к ее словам.
— Мои замечания по поводу вашей… вашей одежды были страшно глупыми. Мне, право, очень жаль. О, я так много думала об этом… И рада, что могу сейчас все объяснить. Ведь вы спасли мне жизнь.
Он продолжал хранить молчание.
Девушка тряхнула головой, и ее золотые волосы разлетелись, подхваченные легким ветерком.
— Я спрашивала о вас на пристани. Но эти люди не знали, кто вы и куда уехали. Я… хотела вернуть вам тот плащ из шкуры выдры… он так замечательно пах костром!
Она замолчала, словно испугавшись, что сказала больше, чем хотела, и снова взглянула на молчащего юношу, сидевшего ее у ног. Почему он не отвечает? Ведь ей не пристало прямо заявить ему, сколько она думала о нем и как ждала этой встречи… Но, может быть, ему все равно?
Она вздохнула и гордо подняла голову. У Ланса на лице не дрогнул ни один мускул.
«Боже, какая же я дура!» — с ужасом подумала Истер. Ее словно окатило горячей волной. Она, Истер Уокер, сидит, как безмозглая девчонка, перед этим обросшим дикарем, предавшим ее наивную мечту о благородном Робин Гуде! Фу! С нее хватит!
Словно почувствовав ее негодование, он заговорил:
— Плащ ваш, леди. Это подарок. Но я пришел не за благодарностью. Мне необходимо было увидеть вас… живой и здоровой. Мой шрам зажил, но до сих пор напоминает о том происшествии…
— Кто вы? — резко спросила она.
— Неважно, — ответил юноша. — В Энрико, на границе с округом Монакан, меня называют Усак.
Словно ожидая услышать нечто совсем иное, она испуганно вздрогнула.
— Не бойтесь, — мягко произнес он, — я сейчас уйду.
— Я не боюсь!
— Почему же вы дрожите?
— Вам показалось!
— Вы замерзли? У меня с собой другой плащ, из шкуры пантеры.
— Со мной все в порядке! — сердито ответила она.
Оба надолго замолчали.
Под напускной невозмутимостью Клейборна таился страх, но ему показалось, что девушка напугана еще больше, и он снова восхитился ее умением скрывать свои чувства. Кто бы мог подумать, что самоуверенная, манерная девушка, которую он видел на приеме в Грин-Спринг, способна держаться как настоящая скво.
Усак не хотел, чтобы в нем узнали Ланса Клейборна. Последний был знаком ей лишь как один из многих молодых англичан, встреченных в доме губернатора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я